Замыслы редко буквально воплощаются в реальность, а в случае с городом — почти никогда: здесь действует слишком много воль. Есть, однако, координаты развития, которые будут работать в любом случае. Я не о том, что в Сколково все разворуют, что когда уйдет президент Медведев, все кончится, что это вообще проект большого пилежа — все эти достойные и глубоко обоснованные прогнозы так очевидны, что каждый может их сделать самостоятельно, причем не утруждая себя изучением вопроса. Но предположим у организаторов Сколково наличие добрых помыслов и чистоту намерений. Что тогда?
Для понимания Сколково полезно сравнить его с теми наукоградами, которые строились в эпоху первой нашей модернизации, при Хрущеве. Территория Сколково примерно в четыре-пять раз меньше Пущино, в восемь-десять раз меньше Зеленограда или Академгородка в Новосибирске. При этом в хрущевских проектах более или менее последовательно соблюдалось правило: одна отрасль — один город. Это были инновационные моногорода. Президент Медведев велел развивать в Сколково пять отраслей — энергетику, биотехнологии, космос, IT и ядерные исследования, и хотя последние, вероятно, отпадут (все же это в 3 км от Москвы, реактор там не поставишь), тем не менее все равно получается, что на развитие одной отрасли приходится примерно в 20-30 раз меньшая территория, чем это было в 1960-е годы. Причем неверно считать, что в хрущевское время мы просто имеем дело с бессмысленным разбазариванием территории — наложение плана Сколково на Стэнфорд или Кембридж дают нам ровно те же результаты.
Когда сегодня формируется генеральный план Сколково, то одной из существенных проблем оказывается невозможность сформулировать техническое задание на проектирование. Архитекторы обращаются к менеджерам соответствующих областей с вопросом: ребята, а что, скажем, вам нужно как биотехнологам? Те отвечают: вы сначала постройте жилье, мы пригласим ученых, и они скажут, что точно им нужно. Так со всеми — сегодня в Сколково невозможно сформировать номенклатуру помещений под лаборатории, производственные и складские комплексы, все это делается крайне приблизительно, по аналогии. Но тем, что сделано по аналогии, уже занято все место, выделенное под инноград. Соседние территории там тоже заняты — развиваться некуда. Это означает, что когда там-таки появятся биологи и энергетики и скажут, что им нужно, это уже негде будет строить.
Исходя из этого, совершенно независимо от политических перспектив президента Медведева или уровня воровства Сколково не сможет функционировать как американские инновационные центры в Кремниевой долине или как наши собственные инновационные города. Вопрос, пожалуй, в том, как оно сможет функционировать.
Тут все же нужно учитывать то, что в России осталась огромная инфраструктура советской науки. Тут есть разные критерии подсчета, поэтому и результаты очень разные, но все же речь идет примерно о тысяче научных центров. Считать, что все это сейчас отменится, а вместо этого будет одно Сколково, по меньшей мере комично. Я не думаю, что кто-то всерьез ставил такую цель.
При этом по закону о Сколково, который принял наш парламент, в этом городе не существует прописки, квартиры не продаются в собственность, а аренда офисов для фирм не может длиться больше определенного срока. Режим фирмы--резидента Сколково (льготные условия аренды и налогообложения) не может даваться никакой фирме на срок более десяти лет. Иначе говоря, в Сколково вообще не предполагается устойчивого постоянного населения, и в этом принципиальное отличие города от Пущино, Зеленограда, Троицка, Дубны и т. д.
Мне кажется очевидным, что совокупность этих факторов определяет специфику Сколково. Этот тип поселения можно определить по аналогии со средневековыми реалиями — это посольский квартал, фактория, иностранная слобода. Они являются представителями чего-то другого, что находится в другом месте. Сами они развиваться не могут и сами особенно ничего не производят — они являются посредниками между этим иностранным местом и той территорией, где расположены.
Сколково, мне кажется, совершенно независимо от тех замыслов, которые обозначены сегодня, может функционировать только как "иностранный квартал" российской науки. В свое время европейские страны — Италия и Германия — создавали своего рода лагеря для эмигрантов из СССР. Там можно было провести до полугода, там учили языкам, там позволяли как-то адаптироваться к западной жизни.
Наша наука независимо от ее достоинств и недостатков имеет одну характерную черту: она как-то не встроена в современную хозяйственную жизнь. Инновации — это соединение мозгов с капиталом, но капитал неуверенно чувствует себя в тайге, при пропускном режиме, под бдительным присмотром областной ФСБ — а это и есть реалии оставшихся от советского времени наукоградов. Для того чтобы эта наука куда-то встроилась, нужно место, отличное от ее привычной среды обитания.
Москва сегодня — это уже своего рода "внутренняя заграница", куда едут со всей России. Создать при ней поселение для российской науки — не так бессмысленно, как это кажется на первый взгляд. Но это не совсем наукоград нового поколения. Скорее это место для адаптации обитателей наукоградов к реалиям современной жизни.