Среднего класса в России не будет
Когда-то я чуть не поверил нашим ранним реформаторам, с которых раньше просто смеялся (и вышло, что не зря), что все у нас в России наладится, когда окрепнет средний класс. Сейчас я твердо уверен, что никогда не будет в России этого среднего класса. Будет, как и было всегда, 1% сверхбогатых, 5% — просто богатых, 15% — так называемый средний класс, остальные — просто нищие. Многовато нищих, а нищие, как известно, ничем не дорожат, представляют угрозу обществу (нам с вами, то есть не нам, а вам, потому что я уже здесь). Их нужно изолировать, но мест нет — тюрем мало построили.
В 1996 году я получил свидетельство предпринимателя. Получил доход, заплатил налоги. Доход был небольшой, около 30 тысяч, но год прожил не зря, набрался опыта. В следующем году заключил договор с компанией ЮКОС на предмет джоберства. Условия были приемлемы. Компания отпускала бензин, дизтопливо. По истечении 40 дней я рассчитывался с компанией наличными деньгами. ГСМ по договорам отпускал колхозам, сельхозкооперативам в обмен на сельхозпродукцию. Схема простая, но эффективная.
Если государство давало этим хозяйствам ГСМ и кредит, то цена за ГСМ для хозяйств почти удваивалась. У меня они брали по ценам на автозаправках. Для них это было выгодно. При возможности в счет будущего урожая я выдавал им наличные деньги, без всяких процентов. Люди получали зарплату. Я сам испытывал удовольствие, когда видел, как люди из этих денег получают зарплату за полгода, а то и за год. Сельхозпродукцию, в частности молоко, я брал по 1 руб. 30 коп. за литр и сдавал на молокозавод по 1 руб. 20 коп. Выигрывал за счет разницы цен на бензин. Операции, собственно, мне приносили 10-12% выгоды. Себестоимость, естественно, снижалась. Выгодно потребителю, страдал иногда только я. Молокозавод нередко не мог выплачивать мне деньги в срок. Я считаю, по объективных причинам: кому сейчас легко. По договору я не мог предъявлять к ним претензий на предмет выплаты пени. На таком уровне это в России не практикуется.
Претензии предъявляла ко мне компания ЮКОС, если я не успевал вовремя расплатиться (а вот на таком уровне в России это практикуется!). Тогда я платил пени, штрафы из своего дохода. Но, несмотря на все неурядицы, я заработал около 400 тысяч рублей. Это было уже кое-что. Заплатил налоги, но тут произошло движение наверху и импульсы по всей стране: усилить собираемость налогов.
1,5 млн с 400 тысяч
Через полгода меня вызывают в налоговую полицию и вежливо сообщают, что начали проверку моей деятельности на предмет сокрытия налогов. Я тоже вежливо соглашаюсь — а куда я денусь? А через полтора года они мне предъявляют иск на полтора миллиона рублей. Я показывал документы по проверке несколькими бухгалтерам, они недоуменно пожимали плечами. Спецы из налоговой полиции посчитали только мой валовой доход и вывели его как прибыль. Мне кажется, и ребенку ясно, что прибыль — это валовый доход минус все затраты.
Бухгалтера, которым я показывал эти документы, не только пожимали плечами, но и крутили пальцем у лба. Но мне кажется, таким предположением нельзя объяснить этот случай. Все дело в карьере. Это же надо, такая удача: раскрутили такое громкое дело! Они уже представляют себе новые звезды на погонах, их поздравляют.
Итог — мне предъявлена уголовная статья #198, часть 2. Прокурор просит три года изоляции, чтобы другим неповадно было (это его слова), но не объясняет: "неповадно" — это как? Чтоб вообще не работал, или не занимался бензином, или чтобы безропотно, без напоминаний платил налоги из расчета полтора миллиона рублей при доходе четыреста тысяч?
Тут у меня, если честно, крыша поехала. Допустим даже, что если мне заплатить полтора миллиона, то мне потребуется еще работать четыре года. И то, если я буду стабильно зарабатывать по четыреста тысяч в год. Это с одной стороны, но с другой, за каждые четыреста тысяч, что я буду зарабатывать ежегодно, мне что, тоже платить по полтора миллиона налогов? А это — четыре умножить на полтора — набегает шесть миллионов и так далее по возрастающей.
В общем, я его немножко не понял. Я понял только одно: что меня просто заказали. Но не могу понять, кто и за что. Если те, кто занимаются бензином по-крупному, то для них я не представляю интереса — слишком мелкая сошка. Если налоговая полиция, чтоб заработать свой авторитет, то становится грустно, господа. Чем вы лучше тех же берий и ежовых?
Ну ладно, судья оказался более мягкосердечный: объявил мне два года изоляции (опасный преступник).
198-я — статья пока редкая
Надели быстро наручники, шнурки отобрали, воронок подогнали. Повезли. Привезли, раздели, всего осмотрели, проводили в баню, отдали одежду, шнурки отдали. То отбирают, то отдают — не пойму. Вопросов много не задают, только удивляются, что сорок лет, а еще ни разу не сидел. Подняли в камеру, захожу, дверь щелкнула, закрылась. Здорово, братва.
Некоторые отвечают, все смотрят заинтересованно. Показывают пустой лежак, я кладу туда свой матрас, достаю сигарету, присаживаюсь на нижний лежак, прикуриваю, оглядываюсь. Братвы четырнадцать человек, возраст примерно от 18 до 25 лет. Интересуются, какая статья. Отвечаю — 198-я. Такую не знают. Говорю: "Мужики, я устал, лягу спать, завтра все объясню". Никто не возражает. Отношение доброжелательное. Сдаю продукты на общак, ложусь спать. Ощущение нереальности.
Утром просыпаюсь. Ощущение нереальности не прошло. Просыпаются сокамерники, начинается движение (движуха). Первые два-три дня состояние скверное. Все происходящее будто отражается в кривых зеркалах и воспринимается, как в тумане, насыщенном до состояния ваты. Наиболее общительные подходят, подбадривают: "не гони" (по-местному — не грусти), а то крыша поедет. Чтобы отвлечься от своих мыслей, стараюсь поддерживать разговор, вникнуть в их интересы. Разница в возрасте и, естественно, разность интересов дают о себе знать. Но общение человеку необходимо, особенно остро это понимаешь в таких экстремальных ситуациях.
Некоторые ребята сидят здесь по полгода, а то и больше. Замкнутое пространство, долгие монотонные дни, недели, месяцы. Впереди суд, и неизвестно, сколько дадут. Естественно, новое лицо, за которым впервые захлопнулись железные ворота, испуганное и настороженное, вызывает заметное оживление. Начинаются приколы. Выписывают мандат чифериста. Вновь прибывший пишет заявление на веник для бани, желательно дубовый. Предлагают на выбор клички ("Погоняло"), взамен он должен исполнить песню. Я смотрю на это представление и невольно ловлю себя на мысли, что у этих ребят нет никакой агрессивности, нет злорадного торжества вседозволенности, приколы их, можно сказать, безобидные.
Вспоминаю эпизод двадцатилетней давности. Призыв в армию. После карантина — первая ночь в ротной казарме. Дежурный офицер, изрядно навеселе, сделал отбой и исчез по своим делам. Через полчаса команда: духи, подъем! Мы выстраиваемся в одну шеренгу, и на нас начинают отрабатывать удары. Самое главное для нас в этой ситуации — стоять по стойке смирно и не уклоняться от ударов. Некоторые не выдерживают сильного удара, приседают или падают. Тогда в ход идут удары сапогами. В результате — два трупа. Одного увезли в морг утром, второй протянул еще два дня. Там были все комсомольцы, здесь некоторые рецидивисты. Везде свои нравы.
Иногда возникают конфликты: сколько людей — столько характеров, плюс ограниченное пространство. Естественно, чьи-то интересы ущемлены. Но в споре осторожны. Стараются разобраться по понятиям. В целом же обстановка спокойная, я бы сказал, домашняя. Теплый, задушевный разговор, планы на будущее, которое наступит после отсидки. И тогда ясно видно, что никакие они не братва, а просто уставшие от жизни молодые люди, души у которых намного старше их. И в планах на будущее у них нет никакой уверенности, а просто мечты. Всего-то на всего найти приличную работу, у некоторых — даже построить свой дом. Но нет уверенности, лишь призрачное желание.
Их трагедия страшнее моей
Вот Женя, продукт эпохи уныния, наши шконки с ним рядом. Парень высокий, красивый, чувствуется порода. Восемнадцать лет. Был неплохим футболистом, потом наркотики. Что здесь — не жалеет, волю вспоминает с отвращением. Хочет здесь утвердиться, пойдет в отрицалы. Я представляю его на воле. Интеллект выше среднего, врожденное чувство собственного достоинства, но отец пьет, работы приличной не найти, с финансами проблемы, потертые джинсы, а рядом — одноклассник с "Мерседесом". Не мог он утвердиться на воле, а здесь — возможно.
Конвойные приводят еще одного парня, он уже был здесь, ездил на суд. Парень возбужден, радостный — дали пять лет, могли дать семь. Но к вечеру возбуждение спадает, он пристроился на своем шконаре, сник. Наверно, понял, что пять лет — это тоже много. Я подхожу, стараюсь подбодрить. Он поднимает голову, смотрит, в глазах тоска. Говорит: "Слушай, коммерсант (это теперь у меня такая кличка), когда освобожусь, найми меня киллером. Ты же предприниматель, у тебя должно быть много врагов". Я молча киваю, соглашаюсь, тем более денег много не просит, от трех до пяти тысяч рублей. Деньги нужны, чтобы уехать из России, где-то в Латвии у него дедушка.
Еще парнишка Руслан, совсем домашний. Говорит, есть специальность столяра. Хотел устроиться на работу — не берут, говорят, нужен стаж. Денег нет. Мать едва перебивается, есть еще младший брат, отец погиб. Залезли с приятелем в чужую квартиру, украсть ничего не успели, но три года обеспечены. Стаж будет, но не по специальности.
Я слушаю их откровения. В их возрасте это такая же потребность, как еда, как сон. И понимаю, что их трагедия намного страшнее моей. Я из другого поколения, во мне заложен запас прочности, у них обида на прошлое, страх перед будущим. Они считают себя потерянным поколением. Один рассказывает, что из двадцати одноклассников лишь четверо живут нормально, остальные наркоманы. Почти все подтверждают такую раскладку — плюс-минус два человека.
Я не пытаюсь их идеализировать, они преступили закон. Впрочем, в России это не редкость, но массовость и молодость этого явления... Такое впечатление, что скоро в России все будут начинать свой жизненный путь с тюрьмы. Недавно я читал заметку, как в Чечне в печати года два назад подняли диспут, в смысле: куда мы придем, если воспитываем одних убийц. И тут я с ужасом понял, что у нас вырастут одни наркоманы. Это эпидемия, и никто от нее не застрахован. Число жертв растет в геометрической прогрессии. И ничто в мире — ни деньги, ни высокие заборы, ни запрет на нежелательные знакомства — не оградят ваших детей и близких от этой чумы. Плюс туберкулез, развивающийся в местах заключения. Каждый выходящий из зоны больной на воле заражает минимум четверых. Я не преувеличиваю опасность, потому что увидел эту проблему вплотную.
Надо думать о будущем
Раньше тюрьму считали наказанием, а сейчас избавлением. Поясню. Я часто слышал и такие откровения, восемнадцати-девятнадцатилетние парни с глубокомысленностью старцев рассуждают: все что ни делается — все к лучшему. На воле, говорят они, давно уже были бы мертвы от героина или какой-либо другой химии.
Я уже подумывал в будущем забросить свою предпринимательскую деятельность — надоело доказывать, что я не верблюд, что не фокусник, чтобы из дохода в четыреста тысяч платить налоги в полтора миллиона. В общем, мной овладела какая-то апатия. Но при общении с этими молодыми людьми я проникся к ним чисто человеческим сочувствием и понял, что их проблемы — это и наши проблемы. Государство (вернее, те, кто представляют высшую власть в нашем государстве) избрало для себя две функции. Первая — это создать для людей невыносимые условия жизни. Для того чтобы люди от отчаяния шли воровать или уходили от действительности с помощью наркотиков, алкоголя. Вторая функция — это ловить, судить, сажать в тюрьму и охранять, чтобы не сбежали. И эта политика у них всерьез и надолго.
Я решил, что мой предпринимательский опыт хоть немного, но может помочь этим людям. С некоторыми представителями тюремной администрации я обсуждал эту тему. И я обращаюсь ко всем людям доброй воли, предпринимателям, банкирам, депутатам различных уровней, священнослужителям, представителям власти, уголовным авторитетам: кто сколько может и кто чем может помочь в организации эффективных производственных кооперативов на территории зоны.
Этим людям нужно получить специальность и определенную материальную поддержку после отсидки. При умелой организации труда они сами заработают эти деньги и помогут другим зонам и материально, и своим опытом. Пойдет цепная реакция.
Молодые люди на воле живут по волне, повседневно их окружают и опутывают как паутиной привычные развлечения, устоявшийся круг знакомых, друзей, иногда даже для них самих нежелательных. Им трудно изменить свой образ жизни. Сильно сказывается внешний фактор. Здесь же они ограждены от влияния наркотиков, алкоголя. Мозги их проясняются, и они — возможно, впервые — начинают переосмысливать ценности жизни и свое место в ней. И вот в этот период им нужно дать определенный толчок, загрузить интересной работой, дать им поверить в собственные силы. И тогда будет хоть какая-то надежда, что они опять не вернутся в места отсидки еще более озлобленные и не приведут за собой новых подельников. Возможно, ваших родных.
Помощь нужна любая: деньги, производственные станки, просто советы по бизнесу, практическое участие в производстве, управление на взаимовыгодных условиях, в будущем — заказы на изготовление какой-либо продукции. Это благое дело, и причастность к нему даст вам моральное удовлетворение. И нужно со всей ясностью понять, что эта проблема затрагивает всех без исключения, независимо от вашего служебного положения и общественного статуса.
P. S.
Когда номер уже подписывался в печать, мы узнали, что накануне Николая Глазева освободили по амнистии. "Власть" связалась с ним по телефону:
— Николай Григорьевич, а теперь, после четырех месяцев в тюрьме, бизнесом все равно будете заниматься?
— Конечно! Деньги ведь нужны, чтобы кооперативы в зонах организовывать. Я уже разговаривал с начальником зоны #9 Александром Дятленко, может, что-нибудь получится.
— А какие кооперативы в зонах нужны?
— Ну вот они там, например, сетки для картошки вяжут. Это же никому не нужно! Я предложил начальнику зоны, чтобы начали сети рыболовные вязать. Можно через Астрахань сбыт наладить. Люди там в зоне без дела сидят совсем. Хоть польза будет.