В этот день в июле 1940 года указом президиума Верховного совета СССР за подписью Калинина был ликвидирован институт комиссаров в Красной армии и Военно-морском флоте. Указ назывался "Об укреплении единоначалия". На самом деле комиссары и были представителями единоначалия партии Ленина--Сталина.
Не большевики придумали комиссаров. Так назывались и в других странах специально уполномоченные представители власти с особыми правами — они могли присматривать за военными или гражданскими, но в любом случае с одной целью: не допустить крамолы, защитить интересы правящего режима.
Но для большевиков, которых враги всех скопом называли комиссарами, идеологически проверенные надсмотрщики в войсках были вообще единственной опорой. В гражданскую войну многими полками, дивизиями и даже фронтами красных командовали "идейно чуждые" — царские офицеры и генералы, ренегаты, изменившие сословию и присяге. Доверять им большевики — и справедливо — не могли. Даже тем, кто был более беспощаден к своим вчерашним товарищам, белым офицерам, чем рабоче-крестьянская масса. За перебежчиками надо было приглядывать — как, впрочем, и за вчерашними унтерами и фельдфебелями, ставшими красными генералами, но не отучившимися напиваться после боя до озверения и мародерствовать вместо подготовки к следующему сражению.
Уполномоченные Троцкого — Землячка и Куйбышев, Гамарник и Орджоникидзе — несли в красную партизанщину слово и дело партии: просвещали относительно мировой революции и расстреливали дезертиров для острастки прямо у стен своих салон-вагонов. Прославившийся впоследствии благодаря своему единственному литературному опыту комиссар Фурманов более или менее успешно обуздывал Чапаева — готовил в мифологию и анекдоты... По сути дела, армейские комиссары в то время и вплоть до конца тридцатых были наиболее законченной реализацией основного принципа системы: первенства партийности перед профессионализмом.
Многое можно припомнить тогдашним комиссарам: расстрелы сомневавшихся и доносы на командиров, идиотские приказы и безделье... Впрочем, можно вспомнить и то, что белые на их плечах вырезали звезды и только потом вешали. Но одно безусловно: к устоявшемуся в России крестьянско-дворянскому и охотнорядскому антисемитизму они добавили антисемитизм специфический — "антикомиссарский". От самого Троцкого до последнего ротного очкарика (вроде Бабеля) — подавляющее большинство выходцев из черты оседлости.
Но к концу тридцатых все изменилось. Идейные безумцы начали мешать, пора было чистить страну — и армию в первую очередь — от всех, кто мог препятствовать становлению империи, кто помнил романтические бредни, "партийное братство" и прочую устаревшую революционную чушь. Вождю, победившему в ходе обострения классовой борьбы всех врагов народа, вполне хватало одного комиссара Мехлиса, сосредоточившегося исключительно на расстрельных приговорах, сохранившего от всех комиссарских доблестей только одну — беспощадность. Комиссары стали вредить единоначалию — и не военному единоначалию, а единоначалию в высшем смысле. Да и кого им было контролировать? Беспартийных военспецов к этому времени уже успешно перестреляли — и никакие их демонстрации преданности делу Сталина, никакие зверства во время подавления крестьянских восстаний на Тамбовщине или в Средней Азии не помогли.
Потом началась война, полки побежали, дивизии остались в окружении, комиссаров было возродили, они поднялись из окопов в полный рост, позвали в атаку — и кое-кто получил пулю в спину... Заградотряды оказались эффективнее. Комиссаров окончательно переименовали в замполитов в октябре сорок второго. Они стали именно заместителями командиров, их команды не имели силы. После войны в войсках их чуть-чуть побаивались и почти откровенно презирали. Окуджава написал про пыльные шлемы, но даже самые закоренелые романтики не соотносили это с никчемными старлеями и майорами, имевшими тайное армейское прозвище "поп", а то и "попка".
КИРИЛЛ Ъ-АЛЕКСАНДРОВ