Скучное время года

Когда принесенные в школу гладиолусы увянут, начнется обычная учебная тоска. Иванов, к доске. Дис-цип-ли-на. И я так учился, и вы. Все худшее — детям. Причем сами взрослые, если снова случится учиться, этой тоски избегут

Дмитрий Губин

Мы с моей 11-летней племянницей — коллеги. Оба — ученики. Оба учим французский. Она, правда, уже третий год, а я лишь второй, но во Франции уже вполне могу объясниться.

— Ca va? — спрашиваю я Валю при встрече.— Comment as tu passe tes vacances? Как провела каникулы?

Племянница в ответ смеется. И до меня не сразу доходит, что для нее непонятно звучит вопрос на французском. Я же знаю, что по языку у нее "пятерка" и что учиться она любит. А когда я продолжаю расспрашивать ее по-французски — где была? что видела? — она перестает смеяться и напрягается, как напрягаются дети, когда взрослые требуют того, чего дети сделать не могут.

Ну хорошо, перехожу я на русский, а чем вы занимались на ваших уроках? Может быть, вас учили писать по-французски sms?

Племянница снова засмеялась — надо же придумать такое, их за сотовые телефоны вообще ругают, но все, конечно, пользуются! — но ответила, что они запоминали, например, глаголы-исключения, которые в сложном прошедшем времени требуют вспомогательного глагола "быть", а не "иметь". И в подтверждение без запинки мне их перечислила.

Признаться, я был впечатлен. На языковых курсах для взрослых при Французском культурном центре глаголы-исключения я тоже учил, но моя преподаватель, нормандка Мари, всегда подтрунивала, что сама не может их без запинки перечислить, и даже подарила нам смешной рисунок с шагающим по планете человечком для лучшего запоминания. Такие уж они, эти французские исключения: сплошные обозначения движений. А еще на курсах французского мы составляли паззлы, вели расследования, торговались на рынке, пересказывали анекдоты, устраивали муниципальные выборы и даже ставили грамматические спектакли. Три часа пролетали как минута!

Но вы, спрашиваю я с надеждой племянницу, хотя бы песни слушали? Нет, поджимает она губы. А что вы делали? Мы учили. Мы учили грамматику. Она сложная.

Все верно. Французская грамматика — страшная вещь: одних времен почти три десятка и глаголы при спряжении могут принимать сотню форм! Что может убить каждого, кто, изучая язык, сидит и зубрит.

Взрослые понимают, каково это — учить непонятные слова и чужую грамматику, а потому многочисленные языковые курсы для них строятся по принципу infotainment — учения через развлечение. И это относится не только к языкам, но и вообще ко всем навыкам, которыми взрослые люди решили вдруг овладеть: от катания на горных лыжах до скатывания рисовых роллов. Если взрослый человек решил учиться, с ним возятся как с малышом: развлекают, шутят, улыбаются, рассказывают истории и не ругают за ошибки; учебники для взрослых снабжены дисками и смешными картинками, причем, подчеркиваю, это относится абсолютно ко всем отраслям знаний — хоть к квантовой физике! Вон, у меня лежит пара томов знаменитого физика Стивена Хокинга, которые написаны и изданы столь блестяще и остроумно (гравитационное поле составных тел он, например, иллюстрирует притягивающими персонально Стивена Хокинга блондинками), что я не просто впервые разобрался в отличиях общей теории относительности от специальной, но и в фейнмановской идее множественности историй, а заодно и в теории струн.

Да господи, проведите сами собственный — и вполне физический — эксперимент. В большом книжном магазине сначала пройдите в тот отдел, где продаются школьные учебники, а затем в тот, где по тем же наукам продаются учебники для взрослых. И, коль я уж начал с языков, то пусть это будут языковые учебники. А потом честно ответьте себе — даже ни одним языком не владея,— по каким пособиям вы хотели бы заниматься?

Я недавно такой эксперимент провел. И открыл школьный учебник английского, по которому с этого года предстоит учиться моей племяннице: у них начинается второй язык. Учебник написали Верещагина и Притыкина, им многие пользуются. Так вот: там даже сам язык обсуждать невозможно. Потому что на иллюстрациях изображены девочки и мальчики, каких не существует в природе и не существовало никогда, разве что в головах советских бюрократов, когда этим бюрократам требовалось представить идеально советских мальчиков и девочек. Эти дети занимаются несуществующими делами и говорят на языке, которого в Лондоне не услышишь (над одной страницей я расхохотался вслух: там за мальчиками и девочками изображен домик с вывеской Shop, но никаких "шопов" в Англии на вывесках не встретить, кроме "кофе-шоп", — это, конечно, деталь, но от нее несет такой пылью, что хоть вой).

При этом лично к госпожам Верещагиной и Притыкиной у меня претензий нет. Я смотрел 15-е переиздание этой псевдоанглийской тоски — думаю, все затевалось еще при Брежневе. Но как можно заставлять детей принимать эту касторку сегодня — не понимаю. Как можно учить язык по книгам, не используя ни одного CD или DVD-диска,— не понимаю тоже. В Великобритании, на мой взгляд, сегодня лучшая в мире языковая школа. Английские курсы английского — логичны, интересны и полны юмора (как и сами англичане). А по учебникам Верещагиной и Притыкиной можно заставить заниматься только в виде наказания тех чиновников системы образования, которые с чистой совестью рекомендуют их переиздавать...

Впрочем, я готов принести извинения В.&П. — прочие ничуть не лучше. И учебники. И учителя. И школы. Я не об исключениях — не о школах Ямбурга, Казарновского или Лурье — потому что исключения лишь подтверждают правило.

Говорить о тусклой, зубрежной школьной системе было бы не так обидно, когда бы все в стране было пыльно и тускло, как в СССР. Но нет: едва рухнул железный занавес, взрослые россияне отказались скучать сами. На мигом усвоенной идее инфотейнмента построены в России сегодня и языковые курсы, и глянцевые журналы, и телевизионные передачи: ведь они бьются за деньги, за тиражи, за рейтинги: если не будут интересны, закроются.

То есть если ты взрослый и хочешь научиться готовить мясо в кисло-сладком соусе или, там, сделать ремонт своими руками — к твоим услугам пять телепрограмм, двадцать пять глянцевых изданий, и все поет и пляшет на ди-ви-ди или си-ди. А если ты ребенок и учишь язык в школе — сиди и зубри.

Для детей в нашей стране существует лишь учение через "не хочу" И через "скучно". Некоторых мальчиков и девочек, обладающих упорным характером, это раззадоривает, но большинство опускает руки. Поэтому моя племянница, скорее всего, после школы не будет говорить ни по-французски, ни по-английски, а также на всю жизнь возненавидит физику, химию, математику, геометрию, а также, возможно, биологию с литературой, если только ей не повезет с учителем, который сумеет превратить урок в игру.

Будь министром образования я, обязательно оценивал бы школьные учебники, программы и уроки с точки зрения развлечения. Учеба бывает такой веселой! Если ты, конечно, расследуешь детективную историю, смотришь мультики или ставишь спектакль.

Но я не министр, и моей племяннице предстоит мучиться. Для нее после лета наступает скучное время года.

Одна надежда: вот станет взрослой — возьмет реванш!

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...