Завершатся ли пикеты шахтеров, оборонщиков и пенсионеров социальным взрывом? Сменится ли горячее лето горячей осенью? Похоже, что нет.
Владимир Рыжков, первый вице-спикер Госдумы. Не боюсь. Хотя сегодня власть в России, к сожалению, слабеет день ото дня, и авторитет всех ее институтов падает. Мне кажется, главную опасность для государства представляет не экономический, а политический кризис. Ведь опыт показывает, что инвестиции идут не в те страны, где говорят о рынке, а в те, где есть стабильная политическая власть. Есть пример Китая. А вообще, в России нужно бояться только двух крайностей — слабой власти и слишком сильной власти. За исключением времени правления первых Романовых, мы чередовали одно с другим, поскольку власть боялась собственного народа. А вот народа бояться как раз и не надо.
Аркадий Вольский, президент Российского союза промышленников и предпринимателей. Я больше всего боюсь русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Слишком много я повидал крови. Не дай Бог! Вторую октябрьскую революцию и гражданскую войну наша страна просто не переживет. Поэтому надо сделать все, чтобы не допустить разрастания политической нестабильности. Нельзя заливать огонь бензином.
Кирилл Игнатьев, первый заместитель генерального директора телекомпании ОРТ. Бояться не надо ничего, кроме собственной смерти, смерти близких или природной катастрофы. Все остальное у нас в России иррационально. В области политики или экономики может случиться все, что угодно. Не боимся же мы грозы, дождя или кирпича на голову. Иначе и параноиком недолго стать.
Мухарбек Аушев, депутат Госдумы, бывший вице-президент ЛУКОЙЛа. Я верю в Чубайса и в то, что МВФ не захочет взять на себя ответственность за все катастрофы, которые могут последовать за их отказом. Но я опасаюсь, что сейчас президент практически не владеет ситуацией и думает только о том, как бы эти два года дорулить. Комментарии делает его администрация, а последняя оговорка Шабдурасулова о нездоровье президента лишь подтверждает то, что многие уже смирились с неизбежностью ухода Ельцина. А бояться надо только экологической катастрофы — тогда уже ничего не исправишь.
Виктор Машинский, заместитель председателя комитета Госдумы по экономической политике. Не боюсь ничего, я ведь фаталист. А чего бояться? Девальвации, о которой столько говорят? Так рано или поздно она будет, и пусть лучше рано, тогда и меры будут приняты быстрее.
Галина Старовойтова, депутат Госдумы. Я не боюсь сохранения преемственности власти, которым сейчас так пугают. И действий правительства Кириенко тоже не боюсь. Сейчас много говорят о финансовой дестабилизации. Конечно, ее последствия могут быть ужасными, но ведь она, по оценкам экспертов, не имеет объективно неустранимых причин, она вполне может быть обусловлена спекулятивной деятельностью отдельных крупных магнатов. Я опасаюсь только социальной революции, которая породит и бандитизм, и политические репрессии.
Павел Бунич, председатель комитета Госдумы по собственности. Я не люблю слова "боюсь". Когда человек боится, он теряет волю. А когда видит угрозу чего-то, то он мобилизуется для преодоления трудностей. Так что я не боюсь, но предвижу, что события могут принять очень негативный характер. Да, много чего есть неприятного, но до топоров и вил дело не дойдет. Анархии и разгула никто не допустит.
Святослав Федоров, генеральный директор МНТК "Микрохирургия глаза". Я ничего не боюсь. И буду только рад, если не дадут кредитов, произойдет девальвация и финансовая система рухнет. Да сколько можно! Люди должны понять, что деньги будут у того, кто пашет, а не у того, кто клянчит. Я даже рад, что есть вероятность крушения нашего общества. Ведь это же рабовладельчество. Средний класс умер, не родившись, остались только рабы и элита рабовладельцев. Рабам кредит ничего не даст, все получит власть.
Алексей Головенченко, заместитель председателя правления банка "Юнибест". Как человек богобоязненный, я многого боюсь. Самый большой страх — это страх перед Господом Богом, страх за семью, дочь. Применительно к обществу боюсь абсолютной девальвации традиционных русских моральных устоев, утраты соотечественниками чувства нетерпимости к проявлениям непорядочности. А что касается современного политического состояния России, то я далек от пессимистических прогнозов, которыми так пестрят mass media.
Жоэль Бисмут, вице-президент Тори-банка. На исходе ХХ века бояться чего-либо не имеет смысла. А уж тем более в России — здесь это просто бессмысленно. Я мог бы говорить только о некоторых опасениях глобального характера. Например, по поводу того, что экономические неурядицы приведут к политической нестабильности. И на следующих президентских и парламентских выборах реванш возьмут коммунистические или националистически ориентированные силы. К сожалению, такая угроза сейчас просматривается достаточно ясно. Но это только угроза.
Александр Ильин, президент торгового дома "Резерв-Импекс". Я не боюсь ни девальвации рубля, ни отказа МВФ, ни нефтяных потрясений... Прежде всего потому, что верю в разум, в то, что в МВФ грамотные специалисты, и они представляют, что произойдет, если страна начнет девальвировать едва укрепившуюся валюту. Россия — ядерная держава, и с этим фактором будут считаться. После длительных переговоров МВФ предоставит нам стабилизационный кредит, а нефть через год выйдет на свой прежний уровень доходности. Позитивные перемены будут и по другим направлениям.
Арарат Эвоян, вице-президент Ассоциации российских производителей бриллиантов. Нет, я человек практического склада, а боязнь основана на предположениях. Больше всего меня волнует состояние того дела, которым я занимаюсь. А оно вызывает другие эмоции. Например, меня раздражает или даже злит то, как медленно рыночные отношения проникают в алмазный бизнес. Я только что вернулся из Израиля — страны, которая, не имея собственных алмазов, довела торговый оборот бриллиантами до $15 млрд. Более того, их премьер делает все, чтобы израильская алмазная биржа стала первой в мире по обороту. А что делают наши власти?
Сергей Петренко, лидер движения "Союз налогоплательщиков России". Бояться не боюсь, но определенное беспокойство испытываю. Например, по поводу девальвации. Опасаюсь, что из-за отсутствия кредитов наше правительство окончательно обанкротится и в стране начнется политический хаос. Вообще, самое страшное для нас в политической нестабильности. И именно поэтому наш "Союз налогоплательщиков" не поддерживает шахтеров, которые блокируют железные дороги, пытаясь решить свои проблемы за счет других — учителей или военных.
Валерий Комиссаров, ведущий телепрограммы "Моя семья". Скажу так: не боюсь я ничего, кроме Бога одного. В России всегда было полно всяких бед и неприятностей. Но бояться их нет смысла. Нельзя же бояться отключения летом горячей воды. Нужно просто купить обогреватель. А революции или торнадо бояться тоже бессмысленно, к ним надо готовиться. А вот Бога бояться следует, ибо он — высший судия.
Егор Кончаловский, кинорежиссер. Ничего не надо бояться. Ни финансового кризиса, ни шахтеров. Шахтеры, мне кажется, скорее от голода помрут, чем бунты будут устраивать. Но бунта я боюсь. А еще того, что мне кто-нибудь случайно пулю в хребет влепит, когда я ночью за пивом в палатку пойду.
Владимир Войнович, писатель. Я свое уже отбоялся, когда писал "Москва, 2042". Описанная там ситуация — во многом результат разочарования народа в демократии. Это плод деятельности идеалистов, которые считают, что Россия — особенная страна, нуждающаяся в государстве, которого нигде и никогда не бывало.
Элем Климов, кинорежиссер. Я не боюсь ни природных катастроф, ни финансового кризиса — вообще, того, что от меня не зависит. А раз не зависит, то это невозможно предотвратить. Единственное, чего действительно, на мой взгляд, надо бояться, так это людей — корыстолюбивых и тщеславных.
Лидия Федосеева-Шукшина, актриса. Не боюсь ни политических передряг, ни другой суеты. По-настоящему надо бояться наказания Божьего и тех явлений, которые не зависят от человека. Хотя, конечно, положение страны внушает опасение, ведь никто не знает, что будет завтра, и что будет, если снова к власти придут коммунисты.
Георгий Данелия, кинорежиссер. В России ничего нельзя бояться. Просто потому, что случиться может все, что угодно. Будешь бояться — можешь вообще из дома не выходить. Еще Салтыков-Щедрин написал про премудрого пескаря: "Премудрый пескарь жил — дрожал и умирал — дрожал".