Выставка Ивана Лунгина "Доты", проходящая сейчас в галерее "Роза Азора", невелика. В двух залах развешены картины, а в одном из них прямо посредине стоят на одной металлической ножке странные приспособления: бетонные то ли кирпичи, то ли рамки, в которых время от времени вспыхивает свет.
Бетонные рамки — это боксы, в которые вставлены ночные фотографии костров. Костры художник Лунгин разводил на заброшенных фортах города Кронштадта, где он провел полтора месяца прошлым летом. "В некотором роде оживил огневые позиции",— говорит он. Свою маленькую рощицу одноногих бетонных кубиков Лунгин сравнивает с проросшим мусором, зародившимся из смеси ржавого металла и выкрошившегося бетона, которую он встретил на вчерашних и позавчерашних крепостях. Мусорные саженцы, так он их называет.
Висящие по стенам картины имеют к мусорным саженцам целых два отношения: во-первых, они воспроизводят пейзажи заброшенных огневых точек, а во-вторых, они написаны по металлу, по оцинкованной жести. "Тыкаешь в нее кисточкой, а она гремит, смешно",— говорит Лунгин.
Как ни забавны мусорные саженцы, но именно живопись лучшее, что есть на этой выставке, как бы ни старался автор превратить свои работы в часть чего-то большего. Иван Лунгин уже, случалось, работал на грубых досках, выставлял в Музее архитектуры городские пейзажи на раскладушках или выстраивал на "Арт-Стрелке" перед своими картинами баррикады.
Каждый раз ему кажется, что его живописи недостаточно, чтобы выразить себя. На самом деле она настолько качественна, что нет большой разницы, написана ли она на неудобном для использования цинковом ведре, или на удобном для подвески классическом холсте. И есть некоторое опасение — неужели заставить себя писать автор может единственным способом: пообещав себе, что на сей раз это точно будет не живопись.