В Киеве входит в моду новая британская и американская драматургия. За нее берутся разные театры и очень разные режиссеры, а спектакли, как и пьесы, получаются все об одном — о наркотическом дурмане больших денег, относительности безумия и дефиците любви. Премьерный спектакль Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки "Странная миссис Сэвидж" по трагикомедии Джона Патрика не стал исключением, констатирует ЮЛИЯ БЕНТЯ.
Три премьеры подряд по текстам современных англоязычных драматургов — это, конечно, для киевских театров не шутка. Счет открыл художественный руководитель Театра на Подоле Виталий Малахов с повторной постановкой "Количества" живого английского классика Кэрил Черчилл (см. Ъ от 27 октября). Театр им. Франко сделал второй заход с лирической комедией "Скандальное происшествие с мистером Кеттлом и миссис Мун" Джона Бойнтона Пристли, где актер Владимир Нечепоренко в честь собственного юбилея практически подчинил себе режиссера Юрия Одинокого (см. Ъ от 24 ноября).
Нынешняя премьера Театра им. Леси Украинки — трагикомедия "Странная миссис Сэвидж" Джона Патрика — идеально замыкает этот неожиданно нарисовавшийся в киевской театральной жизни круг. Во-первых, именно на сцене Театра русской драмы Виталий Малахов в 2005 году поставил первую версию "Количества". Во-вторых, в "Странной миссис..." актриса Ирина Дука не только играет главную роль не потерявшей вкус к жизни старушки Сэвидж, но и является режиссером спектакля — то есть делает то, на что не решился "франковец" Владимир Нечепоренко.
Помнится, персонажи "Количества" поначалу мечтали о том, чтобы потребовать у обманувшей их клиники, клонирующей людей, как минимум миллион долларов; мистер Кеттл, в один прекрасный день бросив работу в банке, отказывается подписывать документы на долгосрочный кредит своему постоянному клиенту Хардэйкру — и тут же признается окружающими сумасшедшим. Вокруг денег и безумия закручивается сюжет и в "Странной миссис Сэвидж". Милейшую Этель Сэвидж, унаследовавшую после смерти мужа десять миллиардов, в психушку упекают трое детей ее супруга от первого брака — сменившая шестерых мужей светская львица Лили-Бэлл, сенатор Тит и судья Сэмюэл,— которые рассчитывают сами получить заоблачное состояние. Но не тут-то было: безумная Сэвидж (savage в переводе с английского — "дикая", "дикарка") не только находит способ перехитрить нелюбимых родственников, но и мужество для того, чтобы покинуть лечебницу, где за время пребывания нашла квинтет вполне вменяемых друзей — сумасшедшими в глазах окружающих их сделали такие социально неприемлемые и редко встречающиеся нынче качества, как открытость и честность.
Художник-постановщик спектакля Елена Корчина организовала на сцене храмовое пространство, где нечто, напоминающее алтарные врата, является выходом во внешний мир (именно оттуда, оглушительно топая, как стадо диких животных, появляются родственники главной героини), а сама больница — это мир хаоса, где пациенты носятся по сцене, отчасти следуя рекомендациям балетмейстера Аллы Рубиной. Однако царящая здесь атмосфера сумасшедшего дома не мешает зрителям уловить предупредительность и бережность в отношениях между его обитателями и в конце концов понять, что режиссеры всего происходящего в этой безумной микроверсии макромира — любовь и сочувствие.
Ирине Дуке удалось добиться ощущения "безрежиссерья", которое появляется в начале спектакля. Кто-то настойчиво пиликает на скрипке якобы Баха, кто-то пытается достать книгу с самой верхней полки, кто-то требует ежедневных признаний в любви, кто-то декламирует список нелюбимых вещей, в котором трудно отыскать какую-либо систему. Но постепенно режиссер подводит зрителя к выводу, что чем больше человек вкладывает смысла в ежедневные ритуалы, стремясь не отличаться от других, тем хуже он слышит "самого главного режиссера" и постепенно теряет ниточку хоть какого-то смысла жизни.