Наш бывший соотечественник АРТУР БАГАНОВ, президент инвестиционной и консалтинговой компании Baganov International Group и основатель крупнейшего в США объединения бизнес-ангелов, лучше других знает, как чувствуют себя стартапы во время кризиса. Этим знанием он поделился с корреспондентом BG СВЕТЛАНОЙ РАГИМОВОЙ.
BUSINESS GUIDE: Многие считают мировой финансовый кризис благоприятным временем для развития стартапов — недаром Google появился и вырос именно после краха доткомов. Есть ли связь между плохими финансовыми условиями и шансами компании на успех?
АРТУР БАГАНОВ: Существует множество примеров успешных компаний, возникших именно во время кризиса. Но многие корпорации точно так же зародились в стабильный период, так что я бы не стал выводить здесь какие-то логические связи. С другой стороны, интересные бизнесы могут успешно развиваться в кризис, потому что в такое время происходит сильная концентрация энергии. Специалисты теряют работу, перестают работать "на дядю" и начинают предпринимать что-то своими силами, потому что другого выхода нет. Кроме того, компании, появившиеся до кризиса, сейчас активно мобилизуют силы. Кризис хорошо стимулирует мозги. Можно провести аналогию с Великим постом: люди голодают не для похудания, а чтобы направить энергию вместо переваривания пищи на какие-то духовные вещи. Так же и во время постного периода в экономике — жирок сильно уменьшился, а мозговая деятельность стимулируется.
Конечно, нынешняя ситуация не очень хороша для стартапов. Каждому из них нужно финансирование, а венчурные фонды и бизнес-ангелы стали более прижимистыми. Для большинства инноваторов нет возможности получить стартовый капитал, либо приходится отдавать долю большего размера. Однако в целом кризис является прекрасным стимулятором для прорыва уникальных технологий. Проекты отбираются тщательнее, так что есть время на отсев шелухи и поиск самородков. Но для "средних" стартапов времена плохие: их оценка падает.
BG: Что вы имеете в виду под "средним" стартапом?
А. Б.: Это значит, что стартап не хороший и не плохой — у него может быть потенциально прибыльная бизнес-модель, но не такая привлекательная, как у проектов с более высокой кратностью возврата инвестиций. Рынок ценных бумаг в США упал на 30-40%, а значит, многие инвесторы вышли из игры. Когда кошельки худеют, выбирать объект для вложений приходится более тщательно.
BG: И что будет дальше?
А. Б.: Сейчас наступил период выживания стартапов (startup survival). Компании, которые хотят получить инвестиции, должны иметь готовый продукт, а не только идею с хорошей командой. Нужна работающая бизнес-модель, которая приносит деньги. Никто сейчас не станет вкладываться в проект, который уходит "в минус", работает правило "наличность — всему голова". Кроме того, продукт должен быть настолько востребованным, чтобы потребители были готовы за него платить. Плохой пример — компании, продающие продукты роскоши, например бриллианты, яхты или элитную недвижимость. Их бизнес-модель может быть сколь угодно продуманной и приносить доход, однако продукт больше не является жизненно необходимым. А значит, такая компания мало интересна инвестору.
BG: То есть даже у крепких команд с хорошими идеями нет шансов получить инвестиции?
А. Б.: Я в начале года был в Стэнфорде на конференции, где собирались бизнес-ангелы и представители мировых венчурных фондов, и мы сошлись во мнении, что хорошая идея в любые времена найдет своего инвестора. Если технология, команда и рынок уникальны, то желающие вложить деньги найдутся. Вопрос только в том, что степень уникальности должна быть очень, очень высокой!
BG: Но ведь сейчас поток предложений сильно вырос, а значит, найти действительно гениальную идею стало сложнее?
А. Б.: Для неопытных инвесторов найти в шквале предложений хороший проект действительно может быть сложно. Но у тех, кто отсматривает 200-300 проектов в год, уже "рука набита". Принцип due dilligence позволяет эффективно производить отсев проектов. Увеличение потока предложений это не страшно, ведь чем больше "сырья", тем больше шансов найти самородки.
BG: А у вас сейчас есть в разработке проекты в очереди на инвестирование?
А. Б.: Разумеется. Я являюсь одним из сооснователей и состою в совете директоров одного из крупнейших объединений инвесторов в США — Alliance of Angels. Так вот в прошлом году мы профинансировали 36 проектов, плюс к этому у нас было 5 успешных выводов капитала с прибылью — и это больше, чем у любых других инвестиционных сетей в США! На этот год мы тоже возлагаем определенные надежды.
BG: Насколько отстает Россия от США в плане венчурного инвестирования?
A. Б.: Разница настолько существенна, что сравнивать эти страны просто нельзя. Безусловно, в России всегда были хорошие идеи, разработки и технологии. Однако между разработкой и стартапом лежит огромная пропасть. Мало кто в России задумывается, насколько возможно на основе той или иной гениальной технологии сделать компанию. Для успешного проекта необходим не только хороший продукт, но и команда, способная вывести его на рынок. А с этим проблема: инноваторов много, профессиональных предпринимателей и маркетологов мало.
Впрочем, за последние два-три года я наблюдаю в этой сфере большую активность. Государство вложилось в строительство венчурной индустрии, но бизнес-ангельское движение сильно запаздывает с развитием. Государство начало строить дом сразу со второго этажа, но это малоэффективно. Сейчас на рынке ведутся разговоры о создании посевных фондов, и это может стабилизировать многоэтажное здание инвестиционных потоков. Нужен механизм выращивания инновационных проектов на самых ранних стадиях. Ведь сначала проекты финансируют именно посевные фонды и бизнес-ангелы, и уже только затем за них берутся венчурные фонды.
BG: Вы могли бы сказать, насколько вообще у России получается строить инвестиционную экономику?
А. Б.: Вся эта суматоха вокруг Российской венчурной компании весьма печальна. Она несколько деморализовала российских и западных инвесторов. Надеюсь, основанные РВК фонды все же получат деньги, а хорошие проекты будут профинансированы. И только через год уже можно будет давать комментарий, получается у страны или нет. Сейчас мы видим новорожденного ребенка — насколько он будет здоровым и красивым, зависит от условий, в которых он будет расти.