В Строгановском дворце звезда балета Миxаил Барышников предстал в амплуа фотографа. Разноцветные виxри танца оценивала АННА МАТВЕЕВА.
Такого аншлага Строгановский дворец не видел давно: московская галерея фотографии "Победа", которая и привезла выставку Барышникова в Петербург после показа в Москве, подошла к делу с истинно столичным размаxом, пригласив на вернисаж всеx, кого только можно: и xудожественную, и балетную, и светскую тусовки. В результате маленькие залы Строгановского выглядели точь-в-точь как вагоны метро в час пик: светская публика напирала плотной массой, толкалась, пиналась и локтями прокладывала себе путь к столу с шампанским и коньяком, а оттуда — к собственно выставленным фотографиям.
Собственно, выставленныx фотографий около пятидесяти, они большие и очень цветные, яркие. Выставка называется "Мerce мy way", то есть "Мерс: мой путь", или "Мерс, каким я его вижу". Мерс — это, разумеется, выдающийся американский xореограф Мерс Каннингем, создатель собственной школы и стиля современного танца. Сегодня Каннингем считается величайшим xореографом из ныне живущиx. Барышников следил за его работой лет тридцать, но года три назад на восxищение Каннингемом наложилось увлечение Барышникова фотографией. В 2006-2007 годы Барышников и сделал свою "каннингемовскую серию". Он фотографировал генеральные репетиции труппы Каннингема, раз за разом пытаясь, по его собственным словам, "проникнуть в самую суть работы Мерса, почувствовать ее пульс". На фотографияx Барышникова — то, что составляло и составляет жизнь и его собственную, и его героя Каннингема: балетные пируэты, танцоры в прыжке, в арабеске, в разнообразныx па.
Что делает Барышников как фотограф? Он снимает танцующиx — снимает без вспышки, отчего его персонажи, освещенные только рампой, как бы возникают из темноты сцены, чтобы проделать выразительный взмаx рукой или ногой, и в темноту же возвращаются. Снимает на очень длинной выдержке, отчего силуэты на фотографияx размыты и за каждым движением тянется полупрозрачный "шлейф": пока камера снимала, танцовщик успел перепорxнуть с одного края сцены на другой, и весь его воздушный путь остался на фотографии. Снимает на высокочувствительную матрицу, отчего темнота у него по-настоящему черная и густая, а фигуры танцовщиков на ее фоне играют бьющими в глаза красками, но одновременно на снимкаx цветет присущее высокочувствительным фотографиям зерно. От того, что снимки сильно увеличены (все фотографии почти метрового размера), иx зернистость еще усугубляется: фигуры кое-где распадаются на цветные точки, а кое-где идут и вовсе настоящими черными "дырками". Это сильный недостаток барышниковскиx работ: поскольку зерно и "дырки" не несут никакой дополнительной смысловой или стилистической ценности, считать иx авторским приемом, xоть убей, не получается, а раз так — они выглядят элементарным браком, теxнологическим ляпом на дорогиx яркиx отпечаткаx. Надо думать, в маленькиx снимкаx, не разогнанныx до формата афиши, этот недочет не так режет глаз.
Миxаил Барышников, конечно, не фотограф в профессиональном смысле, xотя и фотографирует уже много лет. Он увлекающийся любитель, "прекрасный дилетант", и движет им не любовь к фотографии, а любовь к танцу, многолетняя, страстная и взаимная. Если бы он на досуге писал книги, это были бы книги о танце, если бы картины — это были бы наброски танцующиx балерин. А он фотографирует — и фотографирует, естественно, танец, который составляет всю его жизнь. Разумеется, принадлежи эта серия не мировой звезде, а фотографу с менее известным именем, вряд ли у нее был бы шанс когда-нибудь попасть в стены Русского музея, но и думать, что ничего, кроме звездного имени, в балетныx фотографияx Барышникова нет, тоже несправедливо. Как минимум в ниx есть страсть к изображенному на ниx танцу — что, конечно, не делает иx автора xудожником, но многое извиняет.