Лонг-лист молодых и ранних, попавших под промоутерскую опеку Валерия Гергиева, пополнил армянин Сергей Хачатрян. Прошлым летом он дебютировал в концертном зале "Мариинский" и выступил на гергиевском фестивале в финском Миккели, а в нынешнем сезоне стал третьим по счету участником программы "Артист месяца" и приглашенной звездой московского Пасхального фестиваля. На сольном концерте 23-летнего скрипача в Мариинке-3 побывал ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Мариинскими "Артистами месяца" дважды побывали уже сформировавшиеся музыканты, успевшие не только громко и рано заявить о себе, но и реализовать эту заявку. В марте ключи от Мариинки-3 вручили артисту, только становящемуся на ноги. В музыкальном, но не в карьерном смысле: Сергей Хачатрян в восемь лет эмигрировал в Германию, в пятнадцать стал самым молодым победителем престижного конкурса имени Сибелиуса, в семнадцать записал дебютный диск для лейбла, а в девятнадцать взял золото на еще более ответственном конкурсе королевы Елизаветы. К нынешним двадцати трем у живущего во Франкфурте армянского скрипача есть все, что обычно принято подразумевать под успешной карьерой, включая выступления на главных сценах Старого и Нового света и ангажементы ведущих мировых оркестров.
Столь ранний интерес искушенного хорошими струнниками Запада неслучаен: намек на запоминающийся артистический профиль уже сегодня выделяет Хачатряна из рядов его коллег по смычковому цеху. О многом говорит уже хотя бы то, что приятный звук, отменную технику и изрядное чувство вкуса (сыграть на бис рахманиновский "Вокализ" и не оставить душного осадка — задача не из легких) Сергей Хачатрян не выпячивает на первый план и не делает главным содержанием исполняемой музыки. Он скорее использует этот необходимый набор стандартных качеств восходящей европейской звезды для нащупывания собственной индивидуальности. Ее абрис вырисовывается уже сегодня: господин Хачатрян — виртуоз и романтик, но не эксгибиционист и не экстраверт, он больше лирик, чем трибун.
Однако погруженность Сергея Хачатряна в субъективное переживание музыки порой кажется излишне отстраненной, солист настолько растворяется в нотном тексте, что теряется за ним. Аутичные длинноты скрипичной сонаты Шостаковича звучат неотрефлексированно, они лишь подретушированы тембральными красотами. Ритмическая монотонность баховской Чаконы оборачивается кашеобразной линеарностью, ведущей в никуда. Сергей Хачатрян одержим музыкой, но пока не движет ею. Он исполнитель, но не интерпретатор — Бах, Бетховен и Шостакович не пересочиняются им заново, а лишь воспроизводятся. Музыка, пусть и отфильтрованная глубоким артистическим нутром, вытекает сквозь пальцы.
Господин Хачатрян чем-то напоминает публику Мариинки-3, по-неофитски аплодирующую после каждой части сонаты или концерта: переживание звуковой ткани дискретно, а прочертить длинную линию и контролировать драматургию масштабных циклов пока не хватает духу. Бетховенскую "Крейцерову" сонату, третий краеугольный камень программы концерта, автор предписывал исполнять "в очень концертном стиле". Его-то Сергею Хачатряну и не хватает: Бетховен без огня и страсти неприятно напоминает Мендельсона, а интерпретация походит на скольжение конькобежца-новичка по тонкому льду. "Крейцерова", между тем, очень взрослая музыка, которую даже обычно глухой к музыке граф Лев Толстой советовал исполнять только "при известных, важных, значительных обстоятельствах". У Сергея Хачатряна, кстати, такие обстоятельства имеются: его талант очевиден, а в серьезных музыкантов вундеркинды редко превращаются раньше тридцати лет.