Уже и не очень понятно, кому показалось, что у Маши неправильно растут зубы. Мне, например, кажется, что все хорошо. Красивые крепкие белые зубы. Всем бы такие! Но вот сложилось впечатление, что Машины зубы растут не так, как надо. А интересно, а кому надо? Маше или кому-то еще? Может, мальчику какому-нибудь понадобилось, чтобы они росли по-другому.
Уже и не очень понятно, кому показалось, что у Маши неправильно растут зубы. Мне, например, кажется, что все хорошо. Красивые крепкие белые зубы. Всем бы такие! Но вот сложилось впечатление, что Машины зубы растут не так, как надо. А интересно, а кому надо? Маше или кому-то еще? Может, мальчику какому-нибудь понадобилось, чтобы они росли по-другому.
Я не уследил за этой историей. Как-то утром я просто узнал, что они едут к зубному врачу ставить скобки.
— Какие скобки? — удивился я.
— Такие скобки на зубы,— объяснила Маша.— Я их буду носить четыре месяца.
Она с удивительной покорностью относится к такого рода издевательствам над ней. Когда мне показалось, что она начала стремительно толстеть, мы посадили ее на диету — и она села и была яростной сторонницей всех ограничений, которые на нее наложили мы, и еще пару наложила на себя сама — в виде такой епитимьи, очевидно. И потом, когда, например, в гостях взрослые великодушно предлагали ей съесть какую-нибудь сладость, она небрежно отвечала:
— У меня диета. Мне нельзя. Я худею.
И она похудела. На это ушло совсем немного времени. В таком возрасте люди, наверное, худеют еще быстрее, чем толстеют.
И вот ей поставили эти скобки. В тот день я приехал домой поздно вечером, дети уже спали, и только наутро я их увидел.
Вообще-то я предполагал, что это будут не скобки, а общеизвестные брекеты. Их носят и взрослые люди, решившие, что не все у них в жизни так правильно, как им хотелось бы, в том числе и их зубы.
Но нет, это были не брекеты, а именно скобки. Стальная, видимо, проволока намертво схватывала верхний ряд зубов Маши и, честно говоря, мешала ей говорить. Во всяком случае, ее заверения в том, что скобки ей нисколько не мешают, звучали неубедительно, потому что было такое впечатление, что рот у нее полон камней, и я почти ничего не мог разобрать из ее заверений.
Но главное, Маша приняла скобки близко к сердцу и осознала, что она будет носить их четыре месяца не снимая.
Впрочем, оказалось, что она их все-таки снимает. Она призналась в этом на следующий день.
— Папа,— сказала она,— там есть такие замочки: раз — и они снимаются...
— Зачем ты их снимаешь? — спросил я.
— А я пока не привыкла, поэтому и снимаю,— рассказала она.— Это было вчера, а сегодня уже привыкла.
— То есть не будешь снимать? — уточнил я.
— А зачем? — переспросила она.
Следующим утром я проснулся, когда еще было темно. Проснулся, как от толчка, от пронзившей меня мысли: да ведь она может проглотить их!
Я напряженно думал. Если там есть замочки, которые можно расстегнуть, то они ведь могут и расстегнуться сами. Ну а потом все понятно. Да, скобки немаленькие, но чего только дети не могут проглотить.
Я вспомнил, как мне рассказывали про выставку вещей, которые глотали дети. Да, была такая выставка. И там, например, была дужка от ведра. Банка из-под майонеза.
На этом фоне скобки выглядели, так сказать, детской забавой. Во сне разве нельзя их проглотить? Они же мешают ей, и она во сне шевелит языком, подсознательно пытаясь от них избавиться. То есть вот это подсознательное шевеление языком может привести к тому, что замочки расстегнутся.
Я ничего не стал говорить об этом Маше. Но поговорил с ее мамой.
— Алена,— сказал я,— ты не думаешь, что Маша может проглотить скобки?
— Нет,— сказала она,— не думаю.
— Почему? — удивился я.
— Потому что это невозможно,— сказала она.
— Но там же замочки...
— Она уже привыкла к скобкам,— разъяснила Алена,— и ничего страшного произойти не может.
Тогда я позвонил нашему доктору. Она не специалист по стоматологии, но доктор очень высокой квалификации.
— Дело в том,— сказал я ей,— что Маше поставили такие скобки на зубы, она будет носить их четыре месяца, и я серьезно боюсь, что она может их проглотить. Как вы думаете, что делать?
— Ничего,— сказала она.— Все носят.
— Но они снимаются!
— Вряд ли они могут сняться сами,— сказала она.— Я не понимаю, как это может произойти. Но на всякий случай лучше проконсультироваться у заведующей нашим стоматологическим отделением. Приезжайте.
Я все понял, но не мог ждать уже ни минуты. Я позвонил Маше.
— Послушай,— спросил я,— ты больше не снимаешь скобки?
— Снимаю, конечно, папа,— сказала она.— После каждой еды я должна полоскать зубы. И потом, как же иначе я зубы будут чистить, если скобки снимать не буду?
— А как все чистят, кто скобки носит? — спросил я.
— Я не знаю, как все чистят,— задумчиво произнесла она.— Ты считаешь, не надо снимать?
— Не надо! — сказал я.
— А врач, который скобки ставил, сказал, что надо,— так же задумчиво продолжила она.— Два раза в день надо чистить зубы, а потом той же щеткой, которой я чистила зубы, надо чистить скобки.
— Это врач тебе сказала? — поразился я.
Я сразу представил себе, что от такого частого употребления механизм замочков очень быстро разработается.
— Ты можешь аккуратно их носить? — с мольбой, которую уже не мог скрывать, сказал я.— Ты хоть понимаешь, что ты их можешь проглотить?!
Я не собирался ей этого говорить. Оно у меня вырвалось. Я не хотел травмировать ее этой мыслью. Но я, видимо, уже не мог и молчать об этом.
— Понимаю,— тихо сказала Маша.
— Например, во сне,— не мог уже остановиться я.— Они же могут соскочить.
— Папа,— сказала Маша,— да они уже соскочили.
— Когда? — переспросил я.
— Вчера,— сказала Маша.— Вчера ночью. Я нашла их утром около подушки. Но я их сразу надела!
— Так,— сказал я,— я тебе перезвоню.
Но сначала я перезвонил Алене.
— Ты знаешь, что скобки уже соскакивали?! — закричал я. — Они соскочили во сне! Замочки расстегнулись! Я же про это и говорил!
Это и правда был какой-то кошмарный сон.
— Вряд ли это могло произойти,— сказала Алена.— Давай я тебе перезвоню.
Как потом выяснилось, она сразу позвонила Маше. В новой интерпретации история выглядела по-другому. Маша вроде бы сказала маме, что она сама на ночь сняла скобки и положила их под подушку.
Это мне и передала Алена.
— То есть Маша рассказала две разные истории? — переспросил я.— И какая из них правдивая?
Алена почему-то настаивала, что ее версия более правдоподобна.
Тогда я спросил у Маши:
— Так где все-таки правда?
— Они с меня соскочили. Я же тебе говорила уже,— с недоумением сказала Маша.