Среди ретроспектив проходящего в Сочи фестиваля одной из самых интересных должна была стать "Новая эротика, новое насилие". В задачу этой ретроспективы входило знакомство с последними европейскими и американскими фильмами, предлагающими новаторский взгляд на вечные сюжеты — любовь, убийство. Сейчас, когда на фестивальном экране уже прошла часть конкурсных и информационных просмотров, стало ясно, что многие зарубежные фильмы могли бы с полным основанием претендовать на место в этой ретроспективе. Секс в современном кино все чаще удаляется в область экзотики, насилие же, напротив, становится делом заурядным.
По прямому адресу "нового взгляда" фестиваль прописал американскую картину "Чистый, выбритый" (1993, режиссер Лодж Керриган) и фильм англичанина Дэнни Бойла "Пустая могила" (1994). В первом случае режиссер добился почти физического ощущения тотального бреда, возникающего в монтаже шоковых аттракционов. При этом не очень ясно, кто больше подвержен психозу: отец, мучительно переживающий разлуку с маленькой дочкой, или расследующий загадочное детоубийство полицейский. Зато выдержав фильм до конца, можно получить довольно яркое представление о высоте болевого порога современного кинематографа. "Пустая могила", недавно увенчанная наградой Британской киноакадемии, умножает новейший натурализм на традицию черного юмора и социальной сатиры. "Субъектом" зла выступают деньги, а "объектом" — трое молодых англичан, сначала расчленяющих труп своего умершего от наркотиков богатого приятеля, а потом столь же непринужденно истребляющих друг друга.
Хотя канадское "Затмение" (1994) дебютанта Джереми Подешвы и австралийский фильм "Приключения Присциллы, королевы пустыни" (1994, режиссер Стефан Эллиот) не вошли в специальный показ, оба фильма повествуют о новой эротике, и оба, несмотря на эпатажные сюжеты, отличаются своеобразным целомудрием. Канадская картина напоминает о старом шедевре Антониони и об антониониевской же теме некоммуникабельности. Рассказ, однако, ведется в современной образной лексике — люди вступают в гомо- и гетеросексуальные отношения, не чувствуя при этом близости и не избавляясь от одиночества. Иррациональные силы подчиняются некоему биологическому циклу, увенчанному затмением солнца, что делает эротический калейдоскоп фильма по существу антиэротичным. "Присцилла", получившая премию Британской киноакадемии за костюмы, делалась как будто в пику австралийскому маскулинному мифу. Трое трансвеститов, самого старого из которых играет знаменитый Теренс Стамп, путешествуют в ветхом автобусе, нагоняя злобу и страх на обитателей местной глубинки. Рискованный сюжет, заставивший фестивальную публику заговорить об окончательной экспансии "новой эротики", выручает изрядная доля иронии, когда же на пресс-конференции гости из Австралии заявили, что их земля давно перестала быть цитаделью махизма и превратилась в "голубой континент", все окончательно встало на свои места.
Масс-медиа как облюбованный кинематографом последних лет носитель зла предстает в фильме итальянца Умберто Марино "Бессердечный" (1995). История мелкого воришки, погибшего перед телекамерой только потому, что сюжет о нем перебила другая сенсация, уступает таким знаменитым "анти-медиа", как стоуновские "Прирожденные убийцы" или "Кика" Альмодовара. Однако в ней выигрышно срабатывает взрывной темперамент молодого, но уже очень популярного в Италии Кима Росси Стюарта. Своеобразный "Форрест Гамп наоборот" показан в австралийской картине "Плохой мальчик Бабби" (1993) режиссера Рольфа де Хиира. Гамп твердо помнил внушенные мамой добродетели. Его австралийский двойник Бабби душит маму пластиковым пакетом, но выживает в мире зла лишь потому, что умеет повторять как попугай чужие слова.
В фильме "Пигаль" (Pigalle, 1995) культового французского режиссера арабского происхождения Карима Дриди как будто аккумулируются все стандарты эротики и насилия: ночной город населен проститутками, сутенерами, стриптизерками и гомосексуалистами. Потеряв друга-транссексуала, мужская проститутка Фифи берется за оружие, чтобы лично отомстить обидчику. Враг убит, но ничего не происходит. Все так же кружится клоунский мир, где все иллюзорно и все доступно.
Легкость, с которой персонажи со всех континентов отдают свои или отнимают чужие жизни, меняют партнеров, сексуальную ориентацию и даже пол, проявилась не вдруг. Очевидно, что информационные и конкурсные программы в Сочи дают возможность заглянуть в последние страницы "физиологической истории" зарубежного кино этого века, представленной уже не первопроходцами-одиночками, а целыми школами, направлениями и общими местами кинодебютов. В отечественном кино этого пока нет. Если не считать андрогинов из "Мании Жизели" и сталинских мутантов "Серпа и молота", можно со спокойной совестью процитировать раннеперестроечную шутку про то, что секса у нас нет, и насилия тоже. На экране, по крайней мере. И во всяком случае, новых.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ