Вчера, когда президент России Дмитрий Медведев объявил о завершении миротворческой операции в Южной Осетии, в Цхинвали был развернут мобильный госпиталь МЧС. Первыми он принял 18 военнослужащих, получивших ранения в ночной перестрелке. С подробностями из Цхинвали — ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА.
Полевой госпиталь МЧС развернули прямо во дворе городской больницы. Десять современных модулей защитного цвета, врачи в зеленых костюмах, медсестры в белых халатах. В модулях стерильно чисто. По сравнению с подвалом городской больницы, где последнее время оперировали раненых, этот госпиталь кажется раем.
— Местные врачи просто герои,— говорит главврач госпиталя Валерий Шабанов.— Я видел, в каких условиях они оперировали. Мужественные люди.
В реанимационном отделении — три тяжело раненных военнослужащих. Один подключен к аппарату искусственного дыхания. В операционном модуле медсестра убирает окровавленные одноразовые простыни. В соседнем блоке лежат трое перевязанных молодых людей. Над городом пролетают самолеты, раздаются выстрелы из минометов. Стреляют из города, и поэтому те, кто провел тут последние дни, продолжают спокойно заниматься своими делами. Медсестры в белых халатах бросаются в укрытия. Они только сегодня прибыли в Цхинвали и еще не могут понять, когда выстрелы представляют опасность, а когда — нет.
Ночью в госпиталь привезли 18 раненых военнослужащих. Большая часть раненых была из села Никози, где еще накануне шли сильные бои. Раненые — 18-летние солдаты-срочники рассказывали, что, получив приказ выдвинуться в Никози, даже не знали, что там находятся грузинские подразделения и что придется воевать.
— Никто не знал, куда ехать,— рассказывал мне один из раненых.— У нас даже карты не было. Со мной был парень, ему не дали автомат. Потом оказалось, что его даже не успели оформить в часть, командировали сюда. Сегодня наш командир его обратно во Владикавказ отправил.
Раненые говорят, что никакой подготовки перед броском в Южную Осетию не было. "Нам даже не сказали, что здесь война идет,— говорят они.— Сказали, миротворческая операция".
Один из раненых — военнослужащий чеченского спецбатальона "Восток". Его привезли накануне вечером также из Никози. Муслим ранен в ногу. Когда его ранили, в его бэтээре не оказалось "шины", и бойцы "Востока" под огнем бросились к отставшей медицинской машине, чтобы достать ее. Русские солдаты говорят, что "чеченцы — молодцы, за своих стоят горой". Муслим называет русских солдат щеглами и качает головой: "Не понимаю, зачем русских первыми поставили в колонну, а нас в конце колонны. Всегда было наоборот. И в этот раз первыми мы должны были идти. Тогда потери были бы не такими большими".
Я спрашиваю раненого, кто командовал "Востоком" в этой операции. "Сулим, кто же еще,— отвечает он.— Ямадаев. Наш командир. Он здесь все время с нами".
Накануне я разговаривала с одним из старших офицеров штаба Северокавказского военного округа о батальоне "Восток". "Мы и не ожидали, что они так себя покажут,— говорил офицер.— Они просто были на голову выше всех остальных. У них ни одной потери!"
— Мы хорошо подготовлены,— говорит Муслим.— Нас перебросили в Южную Осетию несколько месяцев назад. Здесь должны воевать только подготовленные солдаты. Это очень сложная местность.
Через полчаса после нашего разговора Муслима и 16 раненых солдат увозят из госпиталя.
— Они получают здесь первую квалифицированную помощь, и мы переводим их в военные стационары,— говорит главврач госпиталя Шабанов.— Если речь идет о мирных жителях, их увозят в больницы Северной Осетии и других регионов. Вы же знаете, все регионы откликнулись и готовы размещать у себя пострадавших.
— Что, разве тут такие большие потери?
— Ну, численности я не знаю. Я врач, а не политик. Ко мне вот сейчас грузина раненого привезут — будем лечить, как и всех остальных.
С четверга в госпитале начнется амбулаторный прием местных жителей. Аптеки в городе не работают, медикаментов нет. Те, кто выходит из подвалов, жалуются на сильные головные боли и бессонницу. Госпиталь сможет принимать до 300 человек в день.
На дороге грузовая машина забирает мешки с грязными простынями — подвал больницы закрывают. На обочине дороги кто-то поставил стол и табличку со словами: "Пейте на здоровье! Берите хлеб!". Упаковки с минеральной водой и мешки с хлебом стоят тут же, на земле.
Возвращаюсь из госпиталя вместе с местными жителями, получившими первую гуманитарную помощь.
"Сегодня ночью я еще спала в подвале,— говорит Нонна Хетагурова.— Но теперь, говорят, война кончилась. Путин так сказал".
— Не Путин, а Медведев,— поправляю я.
— Ну, главный все равно Путин,— возражает Нонна.— Нас всегда предавали. Горбачев, Ельцин. Мы думали, Путин тоже сдаст нас грузинам. Почему так долго не приходили русские? У нас никто уже не верил, что они придут. Между бомбежками мы выбегали из подвала и смотрели на здание Совмина — там российский и осетинский флаги, вот мы и смотрели, раз флаги наши, значит, город наш. А потом услышали, как танки идут, гусеницы скрипят. Я думаю — русские. Поднимаюсь наверх и слышу грузинскую речь.
Нонна начинает плакать. Здесь у всех в глазах все время слезы — и у женщин, и у мужчин. Врачи называют состояние местных жителей тяжелой депрессией.
Передо мной седая старуха с костылем тащит на себе упаковку с водой. Руки и лицо — в черной копоти. Ирине Туаевой 70 лет. Она не хочет уезжать из города даже сейчас, когда в Джаве организован палаточный лагерь. "Здесь родилась, здесь и умру",— говорит Ирина. Женщины зовут меня пить чай. "Первый чай после войны",— шутит Нонна. Воду разогревают на "буржуйке", стоящей во дворе.
— Мыться пока не буду,— говорит вдруг Ирина.— А вдруг опять будут бомбить?
Соседки ее успокаивают: "Все позади, теперь жить будем".