Владимир Путин бросил в себя камень

18 июня президент России Владимир Путин в консерватории встретился с руководством иностранных информагентств и осветил широкий круг вопросов, однако, если кто-то, включая его самого, рассчитывал, что как минимум половина из них будут не про Украину, то он ошибся. Впрочем, на этот раз, отмечает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, добавились вопросы про Иран и Израиль.

В чью-то светлую голову пришло устроить встречу с представителями иностранных информагентств, чтоб не скучно было, в реконструированном здании консерватории. Ну а чего? С одной стороны, удобно: и так обещал посмотреть консерваторию. С другой — сюрприз.

На входе собака, которая вынюхивала то, что надо, у журналистов (а то они все вынюхивают да вынюхивают), долго работала, всех пропустила, причем через себя, а потом вдруг принесли несколько букетов цветов, их тоже было поручено обнюхать — и вот тут ей просто вскружило голову от навалившихся на нее прекрасных, неземных запахов, она утонула в них, потерялась и даже, кажется, заскулила от своего щенячьего восторга и вселенской тоски по несбывшемуся лугу...

В зале Глазунова, который, как признался ректор консерватории имени Римского-Корсакова Алексей Васильев, всем тут особенно дорог, ибо здесь особая акустика (связи в этот день никакой не было, зато акустика хорошая), сохранили исторический вид. В зале Рубинштейна вид решили не сохранять, «ибо нецелесообразно, так как в нем раньше шли оперы», а нынче какие, значит, оперы.

Показали президенту атриум, где много лет был проходной, без преувеличения, двор, а теперь все шито-крыто (то есть накрыли куполом из алюминия и стекла), и будут скамейки, «где студенты...»

Ректор замялся.

Президент показал рукой: будут курить тут.

— Курить нельзя-я-я в образовательных учреждениях,— наставительно произнес ректор.— Мы слишком хорошо помним ваш указ...

Хохотнул стоявший за спиной Владимира Путина Сергей Ролдугин.

Владимир Путин, видимо, помнил этот указ не так хорошо.

— Любое образовательное начинается с классов,— рассказывал ректор.— Вот один из классов. Музыканты — люди особенные, учатся не как все остальные люди: педагог один на один занимается со студентом...

— Я знаю такую форму обучения,— согласился президент.

Похоже, внуки его не всегда ходят в школу.

В главном зале консерватории Владимира Путина встретил, как объяснил ректор, солист-пианист, молодой преподаватель, который сыграл присутствующим, чтобы они могли «оценить качество звука в зале».

Оценили: выслушали в результате небольшой, но емкий концерт.

Концерт включал в себя полонез из оперы Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин», джазовую импровизацию на тему композиции В. П. Соловьева-Седого «Город над вольной Невой» и песню на музыку Александры Пахмутовой «Зачарованная даль». И на все про все — 15 минут, как просили. Вот как надо работать.

— Мы сейчас послушали, по-моему, небольшой, но очень хороший концерт,— рассказал президент представителям зарубежных информагентств, которых оказалось не много за столом в другом зале (а было и по 40 человек.— А. К.). Время уже позднее, у нас хорошее настроение — не будем друг друга мучить (и портить его.— А. К.): позволим каждому из нас взять “до” второй октавы, как говорят специалисты, это для теноров очень хороший показатель. Позволим хорошо выступить друг другу, и пойдемте отдыхать. У вас еще будет много работы и завтра, и послезавтра.

В этом слышался считай что ультиматум.

Журналисты из Вьетнама, Китая соответствовали просьбе — брали свое «до» и умолкали. Обошлось без «после».

Но потом заговорили западные журналисты.

Господин Романчик из немецкого информагентства DPA интересовался, может ли канцлер Германии Фридрих Мерц быть более успешным посредником между Россией и Украиной, чем президент США Дональд Трамп.

— Я сомневаюсь,— признался Владимир Путин.— Посредник должен быть нейтральным. А когда мы видим на поле боя немецкие танки “Леопард”, а сейчас мы разговариваем и смотрим на то, что Федеративная Республика раздумывает поставлять “Таурус” для атак на российскую территорию с применением не только самой техники, но с использованием офицеров бундесвера, конечно, возникают большие вопросы. Всем хорошо известно, что, если это произойдет, это не повлияет на ход боевых действий, это исключено, но отношения наши совсем испортит.

Немецкие военные и политические аналитики на этих словах, думаю, чрезвычайно оживились. Они-то думали, как обычно, о третьей мировой войне в связи с поставками «Таурусов» (некоторые в России им ее твердо и обещали), а вдруг выяснилось, что просто совсем испортятся отношения.

Ну, теперь можно себе позволить. Совсем испортить отношения — это не сгореть в адском радиоактивном пламени.

— Поэтому мы рассматриваем на сегодняшний день Федеративную Республику, так же как и многие другие европейские страны, не как нейтральное государство,— добавил президент,— а как сторону, поддерживающую Украину, а в некоторых случаях, пожалуй, как соучастника этих боевых действий.

Напряжение возникло снова. «Соучастник боевых действий» — это то, с чем некомфортно соглашаться.

Ответственный редактор информационного агентства «Рейтер» Саймон Робинсон, который первый раз был на такой встрече, интересовался Ираном:

— Биньямин Нетаньяху заявил, что нападение Израиля на Иран может привести к смене режима. Дональд Трамп призвал к безусловной капитуляции Ирана. Вы согласны с премьер-министром Израиля и с президентом США?

На таких встречах журналистам надо формулировать жестче. Иначе вот к чему приводит нечистое интонирование.

— Я не очень понимаю ваш вопрос,— пожал плечами господин Путин.— Я согласен с чем? С чем вы хотите, чтобы я был согласен или нет? Они заявили то-то и то-то, а потом вы спросили: «А вы с этим согласны?» С чем?

Во-первых, господин Путин и правда не понял. Во-вторых, вопрос ему не понравился. В-третьих, он, возможно, хотел, несмотря на хорошее настроение, которое на глазах улетучивалось, дать бой западным журналистам — хотя бы просто на всякий случай.

— Вы согласны с их оценками, что это может привести к смене режима и что Иран должен готовиться к безусловной капитуляции? — расшифровывал Саймон Робинсон.

— Мы видим, что на сегодняшний день в Иране... все-таки происходит консолидация общества вокруг политического руководства страны. Это почти всегда и везде так происходит, и Иран не исключение,— пояснил господин Путин.

Он рассказывал, как российский «Росатом» в свое время подхватил «проект в Иране, который осуществлялся немецкими компаниями, и достроили атомную электростанцию “Бушер”… Германские компании ушли, иранцы нас попросили продолжить — это было сложно, потому что то, что делали немецкие специалисты, это был их дизайн, и “Росатому” пришлось приложить немало усилий для того, чтобы адаптировать это все под блок российского дизайна... Но тем не менее мы это сделали, и этот блок работает — работает успешно. Мы заключили контракт на строительство еще двух блоков. Работы идут, и наши специалисты находятся на площадке. Это свыше 200 человек. Мы договорились с руководством Израиля, что будет обеспечена их безопасность».

Он давал понять, что контактирует со всеми, и Ираном, и Израилем, и готов к тонким настройкам. Выход есть, все интересы можно учесть, а огонь можно прекратить.

Не такая, видимо, сложная ситуация, как на Украине.

Журналист испанского агентства EFE Мануэль Санс Минготе оценивает масштабное перевооружение НАТО как угрозу для России.

— Мы не считаем какое бы то ни было перевооружение НАТО угрозой для Российской Федерации, потому что мы самодостаточны с точки зрения обеспечения своей безопасности, и мы постоянно совершенствуем наши вооруженные силы и наши оборонительные возможности,— ответ был незамедлительным, господин Путин как будто сразу нажал на красную кнопку.— Что бы НАТО ни делало — конечно, это создает определенные угрозы — но мы купируем все эти угрозы, которые будут возникать. Здесь нет никаких сомнений! В этом смысле любые перевооружения и увеличение бюджетов до 5% от ВВП стран НАТО не имеют никакого смысла. Это первое.

Нет, хорошее настроение после концерта Владимиру Путину никак не удавалось сохранить. Как не получалось, похоже, и быстро разойтись. Он теперь хотел поговорить:

— На протяжении веков, я могу это с полным основанием утверждать, просто на протяжении веков на Западе время от времени... все время возникал вопрос об угрозе со стороны России! Так удобно западным элитам было выстраивать свою внутреннюю политику, потому что на базе мнимой угрозы с Востока все время можно было выколачивать деньги из налогоплательщиков и все время объяснять собственные ошибки в области экономики угрозой с Востока. Если мы с вами посмотрим, полистаем исторические книжки, мы придем к выводу, что время от времени всегда эта тема поднималась.

И Владимир Путин не в первый раз зашел издалека:

— Понятно, что сегодняшний кризис отношений между Россией и Западной Европой начался как бы с 2014 года. Но ведь проблема не в том, что Россия как бы присоединила Крым, а проблема в том, что западные страны способствовали госперевороту на Украине!

И они услышали все.

— Понимаете, мы все время раньше слышали: надо жить по правилам... По каким правилам? Какое же это правило, когда три государства — Франция, Германия, Польша — приехали в Киев и как гаранты подписали бумагу договоренностей между оппозицией и властями во главе с президентом Януковичем. Подписали же три государства, министры иностранных дел? На меня коллега из ФРГ смотрит. Господин Штайнмайер — он тогда был министром иностранных дел... Своей подписью (скрепил.— А. К.)!.. А через несколько дней оппозиция совершила госпереворот, и никто даже не чихнул, как будто ничего не происходило, понимаете. А потом мы слышим: надо жить по правилам! По каким таким правилам? Что вы придумываете? Правила вы пишите для других, а сами ничего не собираетесь соблюдать, что ли?! Ну кто же так будет жить по таким правилам?!

Бедный испанский журналист, который ни про какие правила, может, и не слышал даже никогда в своей жизни, внимательно смотрел в глаза президенту.

— Вот с этого начался кризис! — продолжал президент России.— Но не потому, что Россия с позиции силы действовала! Нет, с позиции силы начали действовать те люди, которых мы до недавнего времени партнерами называли. А бывший замгоссекретаря, госпожа Нуланд, по-моему, прямо сказала: «Мы истратили пять миллиардов долларов. Что же, мы теперь уходить оттуда не собираемся». На переворот истратили пять миллиардов долларов. Ничего себе, откровения такие! Здрасьте, приехали!

За три с лишним года у Владимира Путина сложилась презентация всех его действий, связанных с этой войной, и он считает свою презентацию безукоризненной.

Сейчас он ее в который раз и излагал.

— Когда-то известный гитлеровский пропагандист говорил: «Чем невероятнее ложь, тем быстрее в нее поверят». Вот эта легенда о том, что Россия собирается нападать на Европу, на страны НАТО,— это та самая невероятная ложь, в которую пытаются заставить поверить население западноевропейских стран. Мы понимаем, что это бред, понимаете? Те, кто это говорит, не верят же в это сами! Ну, и вы сами, наверное. Хоть один из вас верит, что Россия готовится к нападению на НАТО? Что это такое?!

Исходя из тезиса самого Владимира Путина, западные журналисты сейчас должны были окончательно убедиться в том, что Россия обязательно нападет на НАТО.

Отвечая на вопрос Сердара Карагёза, председателя правления и гендиректора турецкого агентства «Анадолу», Владимир Путин рассказал про свои разговоры с президентом США Джо Байденом. Оказывается, президент России убеждал его не доводить дело до горячих конфликтов (в этом, как позже выяснилось, особенная трудность):

— Кстати, я ему тогда сказал: «Вам кажется, что сейчас это все так просто будет решено, но может пройти какое-то время, и окажется, что лучше бы не делать того, куда вы толкаете ситуацию». Я сказал об этом Байдену! И действительно, если бы Трамп был президентом, может быть, этого конфликта бы и не состоялось. Вполне допускаю.

Это был ответ и на постоянные рассуждения на эту тему Дональда Трампа.

Но тут выяснилось, что Владимир Путин недоговорил на другую тему. Презентация его версии о причинах войны на Украине не была представлена полностью. А он должен был договорить. Это вопрос, который мучает его самого, видимо, еще больше тех, кто его спрашивает. И он отвечает на него, даже когда никто не спрашивает. Потому что он каждый раз отвечает прежде всего себе. Он объясняет, что все было сделано как надо, и, главное, что другого выхода не было.

И теперь он рассказывал турецкому журналисту:

— Часть территории одной страны приняла решение отделиться от основной части. Это юго-восток Украины — Донецк и Луганск — они приняли решение отделиться. Они имели на это право или нет? Строго говоря, в рамках международного права и Устава ООН они имели на это право. Соответствующая статья говорит о праве наций на самоопределение. По-моему, даже первая. Вы понимаете, это право народа на самоопределение! Это первое. Второе. В ходе этого процесса обязана была эта часть страны спросить разрешения у центральных властей, у Киева или нет? Нет. Есть решение Международного суда ООН, согласно которому это был прецедент, созданный Косово. Международный суд ООН прямо записал: если какая-то часть страны приняла решение отделиться, она не обязана с этим вопросом обращаться к центральным властям. Все!

Ну что еще можно сказать, словно спрашивал российский президент всех вокруг. Ну попробуйте! Найдите щелочку в моих рассуждениях, вставьте сюда хоть какой-нибудь клин.

Это в свое время делал, впрочем, президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев. Он же как как раз на пленарной сессии ПМЭФ три года назад, отвечая на такие же соображения, говорил, что есть и другая статья в Уставе ООН о территориальной целостности государств. Если бы ее не было, в мире появились бы уже сотни новых государств. А Россия отпустила бы Чечню. Но она не отпустила, в том числе и при Владимире Путине. И тем более при Владимире Путине.

— Ну вот, Донбасс отделился. Дальше: мы имели право признать их независимость?! — продолжал президент.— Мы восемь лет не признавали, понимаете? Восемь лет мы терпели и пытались договориться. В конце концов они объявили о независимости. Мы имели право их признать? А почему нет? Мы их признали! Но признав их, мы заключили с ними договор о взаимопомощи. Мы могли это сделать? Ну конечно, могли! Мы это сделали. В рамках этого договора, который мы ратифицировали парламентом, мы обязаны были оказать им помощь, в том числе и военную. Они к нам обратились за этой помощью официально — и мы эту помощь оказываем!

Тут он так и сказал:

— Скажите, где я ошибся, на каком шаге я допустил ошибку? Вы не найдете ее просто — ее нет! Это все одно вытекает из другого!

Вот это было главное. Теперь выстраданная презентация выглядела в его глазах стройной.

Вопрос о территориальной целостности остается.

Конечно, когда война идет три с лишним года, уже не до таких вопросов и не до стройности концепций. Пункты Устава ООН превращаются в досадные, ничего не решающие мелочи.

Но Владимиру Путину важно остаться безукоризненным и в этих мелочах. Мы каждый раз становимся свидетелями того, насколько важно. Иногда похоже на то, что ничего важнее и нет.

— Я, кстати, сказал: я готов встречаться со всеми, в том числе и с Зеленским,— перешел президент к другому беспокоящему его вопросу.— Да, вопрос не в этом: если украинское государство доверяет кому-то вести переговоры, ради бога, пускай это будет Зеленский (то есть, он имел в виду, да вообще кто угодно, хоть Никто.— А. К.). Вопрос не в этом! Вопрос: кто будет подписывать документ? Послушайте, я ничего не придумал. В пропагандистском плане можно говорить все что угодно о легитимности действующих властей. Но нам же важна при решении серьезных вопросов не пропагандистская составляющая, а юридическая.

И он подробно изложил юридическую составляющую...

А где-то, уже совсем в другом мире, все еще звучала песня Александры Пахмутовой «Зачарованная даль».

Встреча продолжалась. Президент вспомнил еще один эпизод. Когда на Украине уже шли боевые действия, западный коллега, которого Владимир Путин не стал называть по имени, спросил его:

— «А вы могли бы себе представить, что Херсонская область, Запорожская… Вы же боролись за Донецк и Луганск, а это вроде ни при чем?..» Я говорю: «Такая логика была боевых действий».— «А вы могли бы представить, что вы оттуда уйдете?» Я говорю: «Мы могли бы подумать о каком-то суверенитете Украины, но при обязательном сервитуте, то есть праве проезда, прохода по суше в Крым».

А вот об этом он не рассказывал. Так-так.

— Почему? — продолжал президент России.— Потому что они все время грозятся разрушить Крымский мост! Это простая вещь. Он говорит: «А можно я скажу об этом в Киеве?» — «Можно». Он поехал, сказал. Ему там сказали, что он агент Кремля. Это одно из первых лиц одного известного государства. Ну, чушь собачья! Просто отказались.

Если бы согласились, это было бы как минимум странно в той ситуации.

— А теперь ситуация поменялась! — говорил Владимир Путин.— Они говорят: «Нет, давайте договариваться». Давайте — давайте вскроем эти пакеты (те же самые пакеты.— А. К.) и будем вести переговоры! Но не сидеть же днем и ночью на протяжении целого года! Поэтому мы готовы эти переговоры продолжать.

Становилось понятно, между прочим, что президент России рассказывает президенту США:

— Сейчас на гуманитарном треке в целом ситуация такова, что эти переговоры имеют смысл. Мы уже на 1200 договорились обменять пленных. Людей возвращаем — это же хорошо. Мы уже 500 человек отдали, 400 получили назад. Думаю, что здесь все будет по-честному: мы получим всех, кого мы должны получить...

Так он и ему все объясняет.

— Мы, к сожалению, печально, грустно и тяжело об этом говорить, отдали шесть тысяч тел... Больше, чем шесть тысяч... Взамен получили, по-моему, 70... 57... А отдали уже шесть тысяч тел погибших военнослужащих Украины. Готовы еще около трех тысяч отдать сейчас. Но это, повторяю, печальные, трагические цифры.

Про это тоже он хотел и должен был сказать. Просто чтобы цифры стояли рядом.

— Мы в контакте, наши переговорные группы в контакте друг с другом. Сейчас только (когда ходили по консерватории.— А. К.) у Мединского спрашивал — он говорит, что только сегодня разговаривал со своим контрпартнером из Киева. Они в принципе договариваются о том, чтобы встречаться после 22 июня.

Карим Тальби, главный редактор информации по Европе агентства «Франс Пресс», спросил:

— Если завтра Израиль с помощью США или без помощи США просто убьет Хаменеи (аятоллу Хаменеи, духовного лидера Ирана.— А. К.), какой будет ваша реакция и реакция России и ваши первые действия?

— Я даже обсуждать такой возможности не желаю, не хочу.

— Но они уже сами откровенно это обсуждают — господин Трамп, господин Нетаньяху...— не соглашался господин Тальби.

— Я все это слышу,— кивнул господин Путин.— Но я... Я даже обсуждать этого не хочу.

— Я сейчас хочу предоставить слово уже тоже второй раз приехавшему на нашу встречу главному редактору службы новостей агентства «Ассошиэйтед Пресс» Джеймсу Джордану,— выступил Михаил Гусман.

— Что касается противостояния между Ираном и Израилем. 13 июня Министерство иностранных дел России осудило израильские удары по Ирану. Было сказано, что они не спровоцированы, это военные удары против суверенного члена ООН, против его граждан, мирных городов и критической инфраструктуры. «Это абсолютно неприемлемо»,— было сказано Министерством иностранных дел. Простой вопрос: каким образом это сообразуется с продолжающейся российской агрессией на Украине? — выступил и Джеймс Джордан.— Вчера 28 гражданских лиц в Киеве были убиты. Наши журналисты видели, как российская ракета уничтожила целый городской квартал. Каким образом можно примирить две эти позиции?

— Если бы ваши журналисты видели, как были уничтожены нашими ракетами целые жилые кварталы, они вряд ли могли бы вам об этом что-то сказать: они не остались бы в живых,— пояснил Владимир Путин.— Если они что-то и видели, то видели со стороны. И удар был не по жилым кварталам, а по объектам оборонно-промышленного комплекса, по заводам, которые производят военную технику. Мы этим и занимаемся — а здесь мы не делаем никакого секрета.

Вопрос от азербайджанского информационного агентства про обмеление Каспия прозвучал на фоне разговора в последние полтора часа просто вызывающе.

Между тем постепенно вышли на второй круг те же интервьюеры.

Мартин Романчик все же хотел уточнить, что будет, если Германия даст разрешение на использование Taurus и будет поставлять их.

Что ж, он хотел это услышать.

Господин Путин напомнил, что после Второй мировой войны Россия не сделала Германии ничего плохого. Да и наоборот.

— Но сейчас ситуация поменялась,— не стал скрывать господин Путин.— Сейчас не хочу давать оценки позиции Федеративной Республики, которую она занимает в результате тех оценок, которые даются во многих западных странах в связи с событиями на Украине. Ладно, это вопрос политических оценок. Но вот когда мы видим немецкие танки на Украине... Даже не на Украине, а в Курске немецкая техника была!.. На российской земле, даже на той части, которую Германия не подвергает сомнению как российской, считает ее российской... Это, конечно, другая история.

Нет, может, и не стоило немецкому журналисту все это уточнять.

— А что такое Taurus? Это высокоточное оружие, которым украинские военнослужащие управлять не могут, они не в состоянии этого делать — это очевидные вещи, все это знают. Невозможно применять Taurus без космической разведки. Это могут сделать только западные страны. Невозможно применять Taurus без немецких офицеров, только немецкие офицеры смогут управлять Taurus,— пожимал плечами российский президент.— Что это значит? Что военнослужащие бундесвера будут наносить удары по российской территории немецким оружием. А что же это такое, как не втягивание Федеративной Республики впрямую в вооруженный конфликт с Российской Федерацией? Это по-другому назвать невозможно!

То есть все-таки будут ответные меры. А не то что «совсем испортятся отношения».

— Но это не наш выбор, мы не хотим такого развития событий,— предупредил господин Путин.— Но если руководство Федеративной Республики делает такой выбор, ладно, хорошо, мы будем исходить из этого.

Тут он остановился на тех, кого поддерживают европейские страны:

— Понимаете, украинские вооруженные силы укомплектованы в основных звеньях на 47%, а штурмовые подразделения и того меньше,— едва ли не с сочувствием говорил Владимир Путин.— И что дальше? Что дальше?! Дело даже не в том, что поставляют западные страны оружие или нет. Это важно, конечно. Но если укомплектование меньше 50%, значит соответствующие подразделения считаются просто недееспособными. Небоеспособными!

И о мобилизации:

— Там же происходит массовая и принудительная мобилизация. Вы знаете ведь, наверное, об этом. Я понимаю, что по политическим соображениям вы вынуждены помалкивать, но сами-то, надеюсь, знаете. Вот они договорились там — не договорились, а приняли решение 18-летних мальчишек забирать, планировали набрать полторы тысячи. По-моему, набрали всего тысячу, а потом 500 человек разбежались просто. И нарастает количество дезертиров, просто растет очень сильно. Потери превышают уровень мобилизации. Ну и все. Дальше-то что?!

Для Владимир Путина ситуация выглядит таким образом. Для него она ясна.

— Поэтому мы говорим: давайте, мы согласны, давайте садиться и договариваться. Мы же предлагали условия договоренностей в Стамбуле в 2022 году, они были гораздо более мягкими, чем сейчас. Сейчас ситуация поменялась, они будут сейчас такие, которые есть. Но по этим же стамбульским принципам мы готовы и дальше решать. Не будут договариваться, ситуация, может быть, еще изменится в худшую для них сторону. Не надо тянуть, надо садиться и договариваться.

То есть сдаваться. Выход со своей территории, которую ты контролируешь, называется капитуляцией. А больше никак.

Саймон Робинсон, возможно, многое поняв, под конец был лиричен:

— Ранее вы сказали, что Европа и другие страны допустили ошибки в отношении России. В конце текущего года вы будете занимать пост президента и премьер-министра уже на протяжении более 25 лет. Когда вы оглядываетесь назад, думаете, как вы считаете, вы совершили какие-то ошибки?

— Кто из вас без греха, тот пусть первым бросит в меня камень,— вздохнул Владимир Путин.— Давайте на этом закончим.

А больше и сказать-то нечего.