В кинотеатре "Аврора" состоялась премьера фильма "Париж, я тебя люблю" (Paris, je t'aime, 2006), уже не первой за последние годы попытки воскресить популярный в 1960-х годах жанр фильма-альманаха. Два десятка режиссеров со всех концов земли в пятиминутных новеллах объяснились, по мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, в любви не только к Парижу, но и к самим себе.
Банально, но безусловно верно то, что альманах — жанр очень опасный для режиссеров, даже имеющих твердую репутацию. В коротком скетче не скрыть режиссерские дефекты, заретушированные в полнометражном формате. Как и в любом альманахе, в "Париже" большинство авторов испытания не выдерживают. Но никто не отказывается от приглашения в коллективный проект. Модно, актуально: пропуск в пантеон для режиссеров неименитых, для мэтров — возможность удовлетворить минутный каприз. Так что Париж (каждая новелла посвящена одному из его районов), конечно, только предлог.
Характерный синефильский каприз — новелла Жерара Депардье и Фредерика Обюртена. Сам актер-монстр мелькает в роли официанта, обслуживающего пожилую пару, пережившую немало штормов и теперь иронизирующую над былой ревностью. Но смысл новеллы — не в сюжете, а в том, что супругов сыграли Джин Роулендс и Бен Газзара, актеры-фетиши великого Джона Кассаветиса, создавшего в 1960-х годах собственную кинограмматику якобы спонтанного повествования. Такое же кокетство — новелла оператора Кристофера Дойла. Прославившись на фильмах Вонга Карвая, он снял не слишком внятную, но гротескную, почти зловещую новеллу о китайских парикмахерских.
Вообще-то, в названии фильма после слова "Париж" должна стоять не запятая, а точка: "Париж. Я тебя люблю". Все новеллы — о любви во всех ее формах. Их каталог порой досаждает плакатной политкорректностью. Гас Ван Сент снял необязательную зарисовку о внезапно вспыхнувшем гомосексуальном чувстве. Гуриндер Чадха заронил в душу уличного шалопая искру любви к молодой мусульманке, закутанной в платок, и даже привел его к дверям мечети. Сильвиан Шомэ свел в тюрьме "сраных" клоуна и клоунессу. Винченцо Натали довел каталогизацию чувств до абсурда в готической новелле о полуночнике, встретившем вампиршу своей мечты. Зная, что в фильме участвует Уэс Крейвен, создатель Фредди Крюгера, можно обмануться и приписать ему авторство вампирской истории. Но нет, Крейвен снял очаровательную нелепость о призраке Оскара Уайльда, научившем на кладбище Пер-Лашез, где покоится прах писателя, незадачливого жениха словам любви.
Сам же Париж отнюдь не добрый волшебник, покровитель влюбленных. Скорее норовит подставить ножку в прямом и переносном смысле слова. Уайльд является герою, споткнувшемуся о корень и крепко приложившемуся головой. Падает, обдирая ладони, мусульманка Чадхи, разбивает голову, упав с лестницы, будущий вампир, да кто только не падает почти в каждой из новелл. В самой простой и самой жесткой новелле Оливера Шмица вообще смертельно раненный парень объясняется незнакомой девушке в любви в горячечном бреду. На фоне таких непрестанных падений слепота, рак крови и смерть ребенка в других новеллах создают даже приятное разнообразие.
Как и следовало ожидать, лучше всех справились с задачей, не попав ни в одну из ловушек жанра, не впав ни в сентиментальность, ни в гиньольность, братья Коэн, снявшие популярную инструкцию, как быстро и удачно получить в Париже по морде. Главный прикол новеллы "Тюильри" в том, что все действие разворачивается не в знаменитом саду, а на перроне одноименной станции метро. Не зная сюжетов других новелл, братья словно смешали коктейль из них всех. В "Париже" много туристов: лупоглазый Стив Бусеми, актер-фетиш Коэнов, зачитывается в метро путеводителями по Парижу и ухитряется не сходя с места подвергнуться всем опасностям, которые они живописуют. Много ссорящихся парочек: герой, также не сходя с места, оказывается между двух огней — соблазняющей его шалавы и ее агрессивного полюбовника. Много любви с первого взгляда: на Бусеми обрушивается такая любовь, что он готов сквозь землю провалиться. Много падений: через пять минут Бусеми оказывается распростерт на перроне среди рассыпавшихся путеводителей. В этом подземном бурлеске оказалось гораздо больше настоящего, живого и нервного Парижа, чем в иных новеллах, честно пытающихся воссоздать на экране l'air de Paris, "воздух Парижа", секрет которого кинематограф давно утратил.