В Санкт-Петербурге открылся шестой фестиваль "Современное искусство в традиционном музее", который начиная с 2000-го ежегодно устраивает Институт pro arte. Семь музеев города, рискнувших приютить проекты современных художников, посетила АННА ТОЛСТОВА.
"Только два туалета на весь институт! Никуда не уехать без визы! Из-за белых ночей не увидеть салют! И вся жизнь — это творческий кризис!" — и еще две дюжины куплетов о невыносимой тяжести бытия в том же духе. На этой оптимистической ноте "Хора жалобщиков Петербурга" начался очередной фестиваль "Современное искусство в традиционном музее". Проект "Хор жалобщиков" придумали финские художники-народники Теллерво Каллейнен и Оливер Кохта-Каллейнен и уже опробовали его в Хельсинки, Бирмингеме и Гамбурге. Наконец дошла очередь и до Петербурга: целое лето Институт pro arte принимал от граждан жалобы на все на свете, потом этот животрепещущий материал свели в прочувствованную кантату члены ТПО "Композитор" Петр Поспелов и Александр Маноцков, а из самых одаренных жалобщиков был составлен самодеятельный хор. Концерты "Хора жалобщиков" не включены в основную программу фестиваля, но задают ему правильный тон. Не в том смысле, что сразу хочется пожаловаться на традиционное хамство музейных смотрительниц (такая "бабушка" как раз и является эмблемой всего фестиваля), а в том, что и хоровые жалобы, и фестивальный конкурс — остроумные приемы социально-психологической разрядки, примиряющие и с жизнью, и с современным искусством.
Проекты, представленные на фестивале, проходят суровый конкурсный и естественный отбор. Во-первых, художник должен вписать свое произведение в экспозицию музея, который нередко оказывается этаким храмом науки или искусства XIX века. Что это такое, с нежной иронией демонстрируют объекты старожила "Деревни художников" в Озерках Марины Алексеевой, выставленные в самом Институте pro arte: десяток крошечных лайтбоксов с миниатюрными макетами всевозможных музейчиков. Во-вторых, художнику надо суметь по ходу дела не разругаться насмерть с музейным руководством, у которого нередко очень определенный взгляд на современное искусство. Взгляд этот как раз выражен в одном из куплетов "Хора жалобщиков": "Современное искусство — это просто неучи! Я и пьяный намалюю вам квадрат Малевича!" Правда, пока художников в хоре жалобщиков замечено не было.
Зачастую от того, насколько художественный проект вписан в музейный контекст, зависит его успех. Формальный подход — скучное видео и аудио про медиакоммуникацию в Музее связи или наклеенные на витрины Музея-квартиры семьи актеров Самойловых тексты о деформациях тела в балете — здесь всегда проигрывает. Среди удачных примеров — выставка "Чувство истории", сделанная голландским куратором Эриком Хагоортом в Музее истории Санкт-Петербурга. По воле проникшегося идеями Йохана Хейзинги куратора в подземелье потерны Петропавловской крепости соединились два восприятия исторического пространства города. Голландка Ирене Янце видит Рим как геологическое образование, предлагая в бинокль — словно из космоса — разглядывать нарисованную ею карту вечного города, тогда как петербуржец Керим Рагимов, дополнивший свой старый живописный цикл "Метро" видеоинсталляцией, заглядывает в социально-историческое нутро колыбели трех революций.
Однако иногда проект, формально соответствующий условиям конкурса, оказывается настолько самодостаточным, что перерастает рамки традиционного музея и даже всего фестиваля в целом. Так случилось с наиболее сильной с художественной точки зрения фестивальной выставкой — "Ballet Royal. Арифметика идеального" в Музее театрального и музыкального искусства. Из мэпплторповской по духу балетной серии одного из лучших фотохудожников Петербурга Евгения Мохорева кураторы Аркадий Ипполитов и Павел Гершензон составили новую азбуку классического балета, показав, что его канон не менялся в своих основах от Людовика XIV до Уильяма Форсайта, так же как неизменен классический архитектурный ордер. Разумеется, выставка прекрасно смотрится в эпицентре петербургского классицизма — в россиевском здании Дирекции императорских театров с видом на Александринку, как, впрочем, смотрелась бы и в любом другом месте.
Если вынести этот блестящий проект за скобки, то лучшая выставка фестиваля — "Факко и Сакко. Голландская культура вялости", сделанная все тем же Эриком Хагоортом в Музее печати. Персонажи самого популярного в Нидерландах комикса — крайне неполиткорректные, вечно пьяные или обкуренные, но не утратившие сексуального интереса к жизни пофигисты селезень Факко и кенарь Сакко, придуманные Джоном Рейдом, Бастианом Гелейнсе и Жан-Марком ван Толом, — не просто заговорили по-русски, но совершенно обжились в типографии, где в 1917 году печаталась ленинская "Правда". Так что, вдоволь посмеявшись над карикатурами, болтающимися на подвешенных к потолку картонных коробках, не сразу понимаешь, что обывательские картинки на стенах, с альпийскими пейзажами и пухлыми девицами, — не часть музейной экспозиции, а живописная территория, где вовсю резвятся оба приятеля. Поразительное дело, но голландская вялость оказалась вполне совместима с революционным духом этого в прошлом большевистского мемориала. Факко и Сакко, кстати, не чужды политического искусства: "Что же Хомейни все-таки имел против 'Сатанинских стихов'? — Очень запутан сюжет, и мало психологического развития в персонажах".