Музей частных коррекций

Музей частных коррекций

        Считается, что лучший способ сохранить капитал на века — это вложить его в коллекцию предметов искусства. Однако история не подтверждает эту точку зрения: даже если коллекция не погибнет при пожаре и не будет похищена, она может сильно потерять в стоимости. Не стоит забывать и о том, что государство иногда пересматривает свое отношение к частной собственности: собрание Сергея Щукина было национализировано, и его потомки еще недавно были намерены судиться с Эрмитажем и ГМИИ, а Илье Зильберштейну пришлось безвозмездно передать свою коллекцию народу — на ее основе был создан Музей личных коллекций.

Собирать коллекции престижно. Публика считает коллекционеров богатыми чудаками, которые, несмотря на некоторое сумасбродство и расточительство, все же вкладывают деньги с умом в бессмертные ценности, стоимость которых со временем только растет. Действительно, есть немало историй о том, как почтовая марка, купленная за копейки, поднималась в цене до нескольких сотен тысяч долларов, а подобранная на барахолке картина становилась звездой аукционов. Однако на самом деле инвестирование в коллекцию — не менее рискованное занятие, чем участие в лотерее или игра на бирже, поскольку то, что росло в цене вчера, сегодня может не стоить ни гроша.
       Другое расхожее мнение заключается в том, что человека, занявшегося коллекционированием, подстерегают две крупные опасности — воры и пожары. На самом деле проблем, связанных с собирательством, куда больше, и коллекционер может потерять вложенные деньги и без участия злоумышленников или огня. Один из самых распространенных просчетов коллекционеров — попытка извлечь из коллекции прибыль, продав ее. Как показывает практика, если коллекция продается единовременно, вложенные в нее средства чаще всего не возвращаются.
       С этим столкнулись уже первые крупные европейские коллекционеры и их наследники. Так, живший в первой половине XVIII века английский аристократ Эдвард Харли, второй граф Оксфордский всю жизнь старался приумножить коллекцию книг, доставшуюся ему от отца. Граф собрал в своем замке порядка 50 тыс. печатных книг, 40 тыс. газет, более 350 тыс. брошюр и множество средневековых рукописей, но при этом задолжал кредиторам £400 тыс.— по тем временам фантастическую сумму. Когда в 1742 году коллекционер скончался, все печатные издания из его библиотеки ушли с молотка за £13 тыс. Средневековые рукописи были оценены еще дешевле: в 1753 году вдова графа продала их Британскому музею всего за £10 тыс.
       Ситуацию усугубляет то, что коллекционеры, приобретая вожделенный предмет, порой откровенно переплачивают, что делает его последующую выгодную продажу практически невозможной. В этом смысле показательна история, происшедшая в 1812 году в Лондоне, где на аукцион была выставлена библиотека герцога Роксберского. Граф Спенсер и маркиз Блэндфорд устроили настоящую битву за обладание томиком Боккаччо, изданным в 1471 году. Торг, начавшийся со £100, вскоре дошел до £1000, а когда Блэндфорд предложил £2260, его конкурент отступился. Лондонские книголюбы окрестили это состязание "роксберской баталией" и учредили в его честь Роксберский клуб джентльменов-библиофилов, но история на этом не кончилась. Когда Блэндфорд умер, его коллекция, как водится, оказалась на аукционе, и Спенсер все же купил вожделенного Боккаччо всего за £918.
       Можно было бы сказать, что наследники, пускающие коллекцию с молотка после смерти ее создателя, обречены получить меньше, чем стоило ее собрать. Но то же случалось, когда коллекцию пытался продать сам собиратель, причем даже в тех случаях, когда в этой роли оказывался человек, не лишенный коммерческой жилки. Характерна история русского купца Геннадия Юдина, который не смог вернуть вложенного, несмотря на редкую везучесть (основу его капитала составили два крупных выигрыша в лотерею). Его затраты на книги были по-настоящему велики: в одном лишь 1898 году он потратил на коллекцию 126 975 руб. Но когда в 1905 году купец решил продать библиотеку, на нее нашелся единственный покупатель, предложивший 100 тыс. руб. За эти деньги коллекция и была продана Библиотеке конгресса США, после чего покинула Россию в пяти товарных вагонах. Но даже эти деньги не пошли Юдину впрок, поскольку он, не удержавшись, потратил их на новые книги, которые уже после его смерти были национализированы советской властью и частью погибли в хранилищах. Пожалуй, единственным человеком, извлекшим из этой коллекции выгоду, был завскладом Тихонов, который раздаривал друзьям и знакомым французские книги с эротическими картинками.
       Наконец, можно быть уверенным, что если коллекционер продает свои сокровища, надеясь поправить пошатнувшееся материальное положение, то осведомленные об этом покупатели не преминут воспользоваться его бедственной ситуацией. Так, дружба и сотрудничество художника Клода Моне и мецената Эрнеста Ошеде закончились довольно плачевно для последнего. Ошеде, торговец мануфактурой и биржевой спекулянт, безошибочно разглядел в художнике великого мастера и в 1876 году стал главным покупателем его работ. Меценат и художник сдружились, но уже в 1877 году Ошеде разорился и сбежал от кредиторов в Бельгию. Моне пришел другу на помощь и выкупил у него свои картины, заплатив значительно меньше, чем получил за них. В довершение всего художник увел у Ошеде жену.
       Общее правило о том, что продать коллекцию с выгодой почти невозможно, остается в силе и по сей день. По крайней мере, когда в 1999 году Инкомбанк был признан банкротом, принадлежавшее ему собрание картин было реализовано за смехотворную сумму. Стартовая цена на некоторые полотна не превышала $5. Но неудачная продажа коллекции — далеко не единственный риск для ее собирателя.
       
Человек, надеющийся когда-либо извлечь выгоду из своей коллекции, нередко сталкивается еще с одной опасностью. Ведь вкладывая деньги в то, что сегодня имеет высокую стоимость, можно многое потерять, если однажды собрание утратит свою рыночную привлекательность.
       Прежде всего существует риск собрать коллекцию, ценность которой окажется меньше, чем полагает коллекционер. Это особенно актуально, если коллекционируются какие-либо древние реликвии, истинную ценность которых порой установить довольно сложно. В этом смысле показательна судьба русского коллекционера Александра Звенигородского, у которого пострадал не только кошелек, но и репутация.
       В 1860-х годах Звенигородский, служивший тогда при дворе русского цесаревича, увлекся собирательством древностей. В особенности его интересовали византийские эмали, за которыми он охотился по всей Европе, пополняя свою внушительную коллекцию. Звенигородского подвело тщеславие. Во второй половине XIX века лучшим образцом полиграфического искусства считалась книга "Изображения Иисуса Христа", изданная в 1855 году по распоряжению Наполеона III. Этой роскошной книгой, содержавшей многочисленные иллюстрации, французский император стремился подчеркнуть превосходство французской культуры и технологии. Действительный статский советник Звенигородский решил переплюнуть французов и издать книгу, посвященную своей коллекции, которая затмила бы все, что было напечатано до тех пор. Работа над книгой шла несколько лет, и наконец в 1892 году "История и памятники византийской эмали" была готова. На издание 600 экземпляров коллекционер истратил 120 тыс. руб., и это неудивительно: кожаная обложка была украшена червонным золотом, тиснением, инкрустацией и эмалью, суперобложка была из парчи. Разумеется, книга изобиловала качественно выполненными цветными изображениями предметов из коллекции Звенигородского. Тираж бесплатно разошелся по музеям Европы и на подарки знатным особам. Хотя книга Наполеона III была посрамлена, коллекционер-патриот разорился и был вынужден продать свою коллекцию. Тут-то и выяснилось, что большинство его сокровищ в действительности были поздними копиями или подделками и научная ценность его драгоценной книги значительно уступает ее внешнему блеску. Естественно, продажа коллекции не смогла компенсировать финансовых потерь.
       Можно ошибиться также и при выборе предмета коллекционирования. Так, в XIX веке никто не мог предположить, что на собирательстве и последующей перепродаже марок можно будет неплохо зарабатывать, поскольку тогда многие серьезные коллекционеры смотрели на филателистов свысока: филателия считалась детским увлечением в отличие, например, от собирания экслибрисов — печатных знаков, свидетельствующих о принадлежности книги тому или иному владельцу. Коллекционирование экслибрисов было настоящим джентльменским хобби, поскольку среди экслибрисов попадались раритеты, обладающие высокой художественной ценностью. Кроме того, самые ранние экслибрисы относятся к XVI веку, а старинных марок в то время еще не было, ведь первая марка появилась лишь в 1840 году. В конце XIX века было несколько крупных коллекций экслибрисов, одна из них принадлежала президенту Лондонского общества антикваров сэру Огастусу Уолластону Фрэнксу, собравшему более 30 тыс. экслибрисов всех времен и народов. Но золотой век экслибрисов прошел так же внезапно, как начался. Современный швейцарский специалист Бенуа Жюно пишет: "Мода собирать экслибрисы дошла до своего пика к концу 1920-х годов, а затем внезапно сошла на нет. Причиной тому было множество факторов, но главным было то, что достать хорошие старинные образцы стало очень трудно. Поэтому люди переключились на собирание того, что можно было легче отыскать,— вроде почтовых марок. Ведь мода переменчива". На протяжении всего ХХ века марки сохраняли свою ликвидность, но что будет с филателией дальше — не ясно, ведь e-mail и факс работают без марок. Вполне возможно, что в XXI веке она утратит свои позиции по той же причине, по какой сошло на нет собирание экслибрисов: марки просто будет слишком трудно достать.
       Наконец, можно сделать ошибку, проглядев то, что получит признание со временем. Так, в XIX веке художники перестали довольствоваться прежними выразительными средствами — на свет появился импрессионизм, а затем и другие многочисленные "измы", которые шокировали и публику, и искусствоведов. Уже в 1860-е годы привычные представления о том, как надо писать картины, стали меняться под влиянием Мане, Ренуара и других новаторов, и перед коллекционерами встал вопрос, вкладывать ли деньги в новое искусство. Было рискованно как купить необычную картину, так и не купить, поскольку ее создатель мог впоследствии оказаться непризнанным гением. В частности, долгое время коллекционеры игнорировали Сезанна, о котором Писсарро писал в 1895 году: "Коллекционеры — глупцы, они ничего не понимают, между тем это первоклассный художник, удивительно тонкий, правдивый и классичный". Отметим, что сегодня цена некоторых полотен Сезанна достигает $30 млн.
       
Еще одну опасность для коллекционеров представляет государство, которое порой имеет свои виды на их коллекции. Жизнь собирателей особенно усложняется в периоды войн, революций и прочих социальных потрясений, когда власть начинает пересматривать свое отношение к частной собственности. Русский купец Сергей Щукин сумел разглядеть в импрессионистах гениев нового искусства. Хотя выставка французских художников, состоявшаяся в Москве в 1891 году, с треском провалилась, поскольку публика не воспринимала новую манеру писать, Щукин уже в те годы серьезно увлекся импрессионизмом. Он скупал лучшие полотна Моне, Ренуара, Дега, Матисса, Тулуз-Лотрека, Пикассо и др., используя безошибочный критерий: "Если, увидев картину, ты испытываешь психологический шок — покупай ее". Но Щукин не смог предвидеть Октябрьскую революцию. В 1918 году его коллекция была национализирована особым декретом за подписью Ленина. Новая власть по достоинству оценила заслуги собирателя, и Сергей Щукин, выселенный из своего особняка в домик привратника, стал штатным экскурсоводом в еще недавно принадлежавшей ему галерее. Водить экскурсии красногвардейцев коллекционеру пришлось недолго. В 1919 году он вместе с семьей сумел выехать в Париж, где жил на деньги, отложенные им во французских банках на приобретение новых полотен.
       Погорел в те годы и другой крупный коллекционер, который не смог избежать притеснений со стороны государства, хотя и жил вдали от социалистических экспериментов. Филателистам хорошо известна история Филиппа Ренотье де ля Феррари. Итальянский аристократ, имевший австро-венгерское подданство и живший в Париже, был единственным коллекционером начала ХХ века, которому удалось собрать все марки, когда-либо выпущенные в мире. Феррари набил ими несколько сотен альбомов, за ценой никогда не стоял и часто расплачивался золотом. С началом первой мировой войны он был вынужден бежать из Франции, поскольку в ту пору австрийских подданных в Париже не жаловали. Чемоданы с марками Феррари оставил в австрийском посольстве, а сам выехал в Швейцарию, где отписал коллекцию берлинскому Почтовому музею и вскоре умер. Но последняя воля филателиста так и осталась невыполненной. После войны Франция экспроприировала коллекцию как собственность поверженной Германии и распродала ее с молотка в счет погашения германских репараций. Для этого с 1921 по 1926 год пришлось провести 14 торгов. Выручка составила 25 млн франков.
       Но все же основными пострадавшими оказались именно российские коллекционеры, чья собственность перешла в руки пролетарской власти. Однако нельзя сказать, что в СССР частные коллекционеры исчезли как класс. Напротив, возникла узкая группа коллекционеров, которые действовали под защитой и патронатом власти. Но даже эти избранники не были избавлены от безвозмездной передачи коллекции государству в будущем. Не миновала эта судьба и одного из самых знаменитых советских собирателей — Илью Зильберштейна, начавшего составлять свою коллекцию в 1920-х годах. В 1940-е годы литератор Николай Полетика писал в своих воспоминаниях: "Зильберштейн скупал за бесценок все, что мог скупить у обнищавшей и голодной старой интеллигенции дореволюционных лет. Особенно ценной и полной была собранная Зильберштейном коллекция рисунков и эскизов молодого И. Е. Репина. Эта коллекция, по рассказам видевших ее 'друзей' Зильберштейна, имела такую ценность, что в конце концов в 'Правде' или в 'Известиях' появилась короткая заметка, сообщавшая, что Зильберштейн завещал свою коллекцию рукописей, рисунков и нот в дар советскому государству. А у Зильберштейна были рисунки художников итальянского Возрождения, фламандских мастеров XVI-XVII веков, французских импрессионистов XIX века. Чего только там не было! Приносить в 'дар' советскому государству собранные коллекции было уделом особенно рьяных и удачливых коллекционеров советской эпохи. Благодаря 'дару' Зильберштейн уцелел. Он даже получил степень доктора филологических или искусствоведческих наук и почетное звание Заслуженного деятеля науки РСФСР". На самом деле Зильберштейн был даже более удачливым, чем описывал Полетика. Собиратель не только не лишился коллекции, но получил от государства карт-бланш на пополнение своего частного музея. После войны Зильберштейн действовал как негласный агент государства, скупая раритеты у представителей русской эмиграции, которые были готовы идти на контакт с частным лицом, но на дух не переносили советских чиновников. Так, коллекционер смог убедить бывшего танцовщика и балетмейстера Сергея (Сержа) Лифаря вернуть в Россию часть принадлежавших ему ценностей. Но никакие заслуги не избавили Зильберштейна от необходимости подарить коллекцию государству. В 1987 году, несмотря на протесты наследников, он передал ценности народу, а в 1988-м тихо скончался.
       
Наконец, последняя и самая страшная опасность для любого коллекционера — утрата собственного физического и психического здоровья. Многие собиратели, начав с безобидного хобби, со временем превращались в одержимых безумцев. Так, жена жившего в начале XIX века французского нотариуса Булара, которой надоело, что муж тратит на книги все свои деньги, однажды заставила его поклясться "завязать". Но с каждым днем, проведенным без похода в книжную лавку, Булар бледнел, худел и слабел. Наконец супруга не выдержала и разрешила мужу приняться за старое. Чтобы разместить свою коллекцию из 600 тыс. книг, Булар был вынужден купить в Париже восемь домов, но даже этого пространства было недостаточно. Библиофил так плотно забил их книгами, что перемещаться по комнатам можно было лишь через узкие коридоры, оставленные между сложенными стопками томами. Чтобы облегчить себе процесс переноски книг из букинистической лавки домой, Булар заказал особое пальто с огромными карманами, которые набивал новыми приобретениями. Но однажды извозчик отказался везти его с той кипой книг, что он приобрел в лавке, и библиофилу пришлось нести их на себе, после чего Булар заболел и скончался.
       Коллекционное безумие порой заставляет людей совершать неадекватные поступки. Среди библиофилов ходит легенда о некоем английском коллекционере, в собрании которого была редкая книга. Узнав, что аналогичный экземпляр находится в библиотеке его французского коллеги, он поспешил к нему и выкупил раритет за £25 тыс. Взяв книгу в руки, англичанин якобы тут же бросил ее в огонь со словами: "Теперь я уверен, что мой экземпляр действительно уникальный". Похожую историю рассказывают и об американском миллионере-филателисте Артуре Хинде, который в 1922 году приобрел за £7 тыс. уникальную марку под названием "Британская Гвиана". Некоторые до сих пор верят, что "Гвиан" первоначально было две и вторую Хинд тайно уничтожил, дабы стать обладателем единственного в своем роде сокровища.
       Тем более безумными порой кажутся коллекционеры, выбравшие в качестве хобби собирание предметов, которые не представляют ценности для кого-либо, кроме них самих и им подобных. Очевидно, например, что сокровища коллекционера плюшевых медведей может купить только другой коллекционер плюшевых медведей. Поэтому большинство коллекционеров, что бы они ни собирали, не относятся к своему увлечению как к средству помещения капитала. Такими людьми движет страсть, а не здравый смысл, а потому истинного коллекционера совершенно не волнует, вернутся ли средства, вложенные в вожделенные сокровища, а о рисках, связанных с собирательством, он старается просто не думать.
КИРИЛЛ НОВИКОВ