Когда я слышу о том, что внешняя политика России носит многовекторный характер, у меня сразу портится настроение.
Я, конечно, понимаю, что страна с таким геополитическим положением, как наша, имеет разнообразные интересы. Более того, она просто не может позволить себе пренебречь каким-либо из векторов. Москва старается быть активной на различных направлениях, и нет ничего страшного в том, что она периодически вступает в противоречия с другими крупными игроками.
Проблема в самовосприятии. Российская элита то ли не хочет, то ли не способна отделить текущую (и по определению быстро меняющуюся) политику от фундаментального вопроса об идентичности и о том, к какой цивилизации мы, собственно, принадлежим.
Иными словами, обострение политико-экономической конкуренции с западными державами, вызванное конкретными, в основном конъюнктурными, причинами, почему-то сразу ведет к отрицанию самих принципов западной модели. Нам, оказывается, не подходят и организация общества, и базовые ценности, и исторические традиции, присущие европейской цивилизации. Их демократия противоречит нашим условиям. Ценности у нас исключительно самобытные. А история настолько неповторима, что чужой опыт России вообще не указ.
Тактическая игра, призванная стимулировать конкуренцию между, например, потребителями отечественного сырья,— нормальный инструмент. Однако в сознании пропагандистов средство отчего-то немедленно преобразуется в цель. России, мол, не по пути со стагнирующими, запутавшимися в собственных проблемах и лицемерными европейскими обществами, наш ориентир — поднимающаяся Азия.
Выдвигая подобные лозунги, было бы полезно заодно объяснить населению, в чем заключается рецепт азиатского (например, китайского) "чуда". А именно в отсутствии системы социальной поддержки, жесточайшей эксплуатации рабочей силы и потребительском отношении к окружающей среде. А если говорить о другой модной ныне стране — Индии, то у нее следовало бы поучиться одному. Как в чудовищно неблагоприятных условиях сохранить демократическую политическую систему, да еще и гордиться ей, а не считать злом, навязанным британскими колонизаторами.
Ведь вняв антизападным глашатаям и повернувшись к Азии, мы первым делом выясним неприятное: рассуждения о том, что Россия — великая азиатская держава (по площади территории, расположенной за Уралом, это, безусловно, так), убедят кого угодно, но только не остальные азиатские державы. Они могут по-разному относиться к России, но только не как к "своей". Азия не сомневается в том, что Россия — европейская страна, часть именно европейской политики.
Это (несмотря на крайне сложное восприятие России) очевидно и для классической Европы. В конце концов, соблюдения всякой гуманитарной "чепухи" от Москвы требовали не из вредности, как мы теперь искренне верим, а именно потому, что считали ее частью европейского культурно-правового поля. Сейчас, кстати, почти уже и не требуют — сосредоточились на бизнесе. Я не очень понимаю, отчего эта перемена так радует наших сограждан. Устали, наверное, от правовой и социальной защищенности, которую злокозненная Европа нам навязывает.
Пока выходит, что от своей европейской сущности больше всего открещивается сама Россия. Магия БРИК, группы Бразилии, России, Индии и Китая, придуманной аналитиками, которой они же обещают экономическое лидерство к середине века, толкает к неевропейским моделям и образцам. Не только и не столько в экономике, но в стиле поведения и в мировосприятии. Парадоксально, но Россия добровольно готова следовать в фарватере не развитого мира, к которому она относилась большую часть своей истории, а развивающегося.
Утешает одно: это у нас не получится. Потому что по своему отношению к третьему миру Россия на самом деле разделяет классический европейский подход. Как и ведущие державы Старого Света, она глубоко убеждена в собственном превосходстве.