Проект британского архитектора сэра Нормана Фостера, ставшего победителем конкурса на реконструкцию Новой Голландии в Санкт-Петербурге, рассматривает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Если посмотреть на план Новой Голландии, предложенный Норманом Фостером, то может показаться, что это проект памяти Театра Советской армии Каро Алабяна. В центр комплекса он сажает здание в форме звезды примерно тех же размеров. Это позволяет представить себе масштабы вторжения в комплекс Новой Голландии. В лучах этой звезды, выходящих на внутреннее озеро, располагаются открытые двухуровневые трибуны, как на стадионе. Тут стоит вспомнить, что одной из последних нашумевших работ лорда Фостера была реконструкция стадиона "Уэмбли" — теперь огромная, вынесенная на несколько десятков метров трибуна-консоль станет главным аттракционом, который будет встречать нас внутри комплекса. Остальные элементы фостеровского проекта более щадящи по отношению к историческому ансамблю. Круглую тюрьму конца XIX века, входящую в ансамбль, он перекрывает стеклянным куполом, и, судя по его реконструкции Британского музея, это будет прекрасное здание, вокруг этой тюрьмы теперь расположится главный вход в комплекс с парковками, торговой зоной и т. д. Недостроенный контур Новой Голландии он замыкает объемами в тех же габаритах, что и историческая часть.
Нельзя сказать, что победа лорда Фостера — неожиданность. Больше того, как только было принято решение, что Новая Голландия — это инвестиционный объект, в котором нужно разместить зрелищные, гостиничные, торговые и офисные площади, провести конкурс и намекнуть инвесторам, что единственное, что позволит им пройти,— это приглашение звезд мирового уровня, так уже все случилось. Было более или менее ясно, что без Фостера не обойдутся, потому что при словах "архитектурная звезда" в России в первую очередь вспоминают о нем. Было более или менее ясно, что если он согласится, то он и выиграет.
У звездного конкурса своя логика. "Мягкие" проекты здесь не выживают. И понятно почему. Ну вот, скажем, проект бюро "Энгель и Циммерман" был достаточно корректен — просто некие абстрактные стеклянные объемы на месте недостроенных в XVIII веке стен. Но, во-первых, он был до такой степени невыразителен рядом с проектами Эрика Ван Эгераата и лорда Фостера, что присуждение ему победы выглядело бы как оскорбление участников. Во-вторых, непонятно было, зачем для такой архитектуры приглашать иностранцев: такие торговые комплексы мы ежедневно строим у каждого метро.
Собственно, борьба могла быть только между Эриком Ван Эгераатом и Норманом Фостером, но Ван Эгераат просчитался. Он буквально понял Новую Голландию как Голландию и решил построить в ней голландскую деревню. Маленькую деревеньку, семь-восемь острокрыших домиков и церковь. Хотя у Ван Эгераата специфическое чувство масштаба (в его проекте стены Новой Голландии становились как бы тыном голландской деревни, а острокрышие избушки в ней предполагались размером с десятиэтажный дом), но в макете его проект выглядел очень обаятельно. Однако же слишком "региональным". Петербург решил устремиться во всемирность, а ему предлагают голландскую деревеньку! До модной сегодня на Западе мысли, что все глобальное бывает только локальным, мы тут пока не доросли, старую петровскую идею, что путь на Запад лежит через Голландию, подзабыли. Так что лорд Фостер с его трибуной оказался вне конкуренции.
Вероятно, это единственный случай, когда архитектор довольно откровенно вытянул инвестора. Присудив победу лорду Фостеру, жюри впустило в Петербург Шалву Павловича Чигиринского, то есть Юрия Михайловича Лужкова. Хотя московский стройкомплекс уже пять лет проникает в Петербург, но все предшествующее было легкими набегами. Здесь же — большая финансовая и девелоперская армия, прихода которой до сих пор Валентина Матвиенко не допускала. Лорду, вероятно, следует знать, на какие риски пришлось идти, чтобы заполучить его проект.
Теперь надо осознать случившееся. Надо спокойно признать, что с точки зрения идеологии охраны памятников это катастрофа. Неясно, каким образом Смольному удалось обойти охранное законодательство, запрещающее новое строительство на территории памятников, но как-то обошли (хотя, возможно, решение конкурсной комиссии можно оспорить в судебном порядке). В Петербурге много хорошей архитектуры, но гениальной мало, Новая Голландия Валена де ла Мота — один из таких безусловных мировых шедевров. Это вам не Дворец имени первых пятилеток, снос которого предполагает строительство второй сцены Мариинского театра Доминика Перро, хотя, конечно, именно история с Мариинским театром дала старт этой катастрофе. Облик Новой Голландии теперь поменяется радикально, по степени активности вмешательства итоги конкурса можно сопоставить только со строительством Дворца съездов в Кремле.
Дело вовсе не в лорде Фостере, он создал превосходный проект. Дело в идеологии заказчиков — Валерия Гергиева и Валентины Матвиенко. Петербург по какой-то невероятной случайности избежал перестройки в советское время, дожил до нашего времени, и вот теперь все поменялось. Боролись две идеологии: охраны национального достоинства, памяти о великой империи — и символического встраивания в культуру глобализма на правах дальней провинции, куда время от времени удается залучить гения из метрополии. Вторая победила.