И худые станут толстыми

Среди редких примеров настоящей крестьянской прозы есть совсем особая, удивительная книга — «История моей жизни» Ивана Юрова. Исповедь человека, который рвался к знаниям и хотел выстроить справедливый мир, но, разумеется, не смог. А еще это рассказ о том, как рухнула его мечта о торжестве худых трудящихся, на котором нет места ненавистным толстякам-эксплуататорам.

Текст: Иван Давыдов

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Написал я историю своей незадачливой жизни для сына своего Леонида. Кроме этого мне нечего тебе оставить» — так начинается автобиография Ивана Юрова из Вологодской губернии, редкая вещь: обычно крестьяне мемуаров не пишут. Родился наш автор в 1887-м, умер в 1954-м, книгу закончил писать в 1935-м. А в начале семидесятых годов ХХ века тот самый сын Леонид попытался познакомить с работой отца Вологодскую писательскую организацию. И, кажется, удивился, не совсем понял, почему профессиональные писатели из областного центра крестьянскими тетрадями не заинтересовались. Светлый и незамутненный советский человек.

«История моей жизни» Ивана Юрова все-таки была издана, но уже в России, в 2017-м, спустя много лет после крушения Союза. И теперь, проваливаясь в эту вязкую, ни на что не похожую прозу, в насыщенный деталями рассказ о бесконечной боли, о личном крахе талантливого самоучки, несложно догадаться, что смутило в свое время вологодских писателей.

Простая и бедная крестьянская жизнь. Отец-тиран, с малых лет — тяжелая работа, вплоть до увечья на лесозаготовках: Юров повредил ногу и остался хромым. Рано выучился читать, прочел все жития святых и религиозные брошюрки, которые только мог достать, сделался истово верующим. Потом ему случайно попалась в руки запрещенная книжка о несправедливости царского режима и борьбе народа за свои права. И подросток бога забыл, сделался неостановимым искателем нелегальной литературы, читал крамольные сочинения вслух мужикам… Интересно, кстати, что, если верить Юрову, полиции мужики боялись не особо: могли присланного из города чиновника не пустить в избу, а то и поколотить. В лесной глуши свои законы.

Юров охотно спорил с попами — невежественными, пьяными и жирными. Жирными. Это для нашей истории важно. Смущал умы односельчан, легко одерживая верх в диспутах.

В 17 лет убежал в город за лучшей жизнью, но лучшей жизни не нашел. Нашел нищету, голод, случайные и мизерные заработки. Возвращался в деревню, но и там не прижился. Вся его дальнейшая жизнь — история скитаний в поисках лучшей доли. Германский фронт, плен, возвращение на родину, революция и связанные с ней надежды: теперь-то бедные станут править, а богатые за все ответят. Коммуна, организованная в родном селе. Провал: соседи, как выяснилось, не прониклись идеалами коммунизма, оставшись заскорузлыми собственниками. Еще одна коммуна, уже не им организованная, и еще один провал — там только лень, воровство, безответственность, голод и вши. Из-за равнодушия коммунаров умирает маленькая дочь Юрова, которую он любил трогательно и нежно.

История неостановимого бегства в никуда: он меняет места, попадает даже иногда на хлебные должности, но не удерживается — клеймит начальство, ссорится с сильными мира. Личная жизнь — тоже запутанная, тоже источник страданий. Речь то платоновская почти, то почти лесковская, но это — речь разочарованного странника.

У него не получилось ничего. У страны, кажется, тоже — вожделенный рай на земле для всех трудящихся не наступил. А те, кому удалось вырваться из бедности, превращаются в скучных мещан. Из-за этого Юров поссорился с сыном (не Леонидом, другим) — тот после техникума получил хорошую работу, приютил отца, но у него в квартире — шторочки, рюшечки, фарфоровые чашечки и супруга, рассуждающая только о нарядах… Невыносимо.

Мог бы при иных вводных сделаться сектантом с огненным взглядом, а сделался сторожем, писал в газету разоблачительные письма, а из газеты получал отписки — надо больше обращать внимания на светлые моменты.

Но внимательный читатель, пожалуй, заметит в повествовании Юрова один навязчивый мотив: ненависть к толстым. Толстые люди с детства возмущали его. Они — воплощение (живое и объемное воплощение) всего, что не любит наш мятущийся идеалист. Мир толстых противостоит миру несчастных и голодных, которые в поте лица пытаются заработать хлеб свой.

До революции у богатых мужиков — «ожиревшие от безделья жены». Да и сами эти богатые — жирные, уверенные в себе, презирающие таких, как Иван Юров. Революция должна стать победой тощих. Но не становится: жирные по-прежнему остаются хозяевами жизни.

Германия, революция, Юров — уже не пленный, рвется в Россию, попадает на демонстрацию местных большевиков. И — здесь смесь удивления с омерзением — видит, что в колоннах бодро и весело шагают, нацепив на дорогие костюмы красные бантики, жирные: «Брюхо — как у стельной коровы вымя». Россия, победившая революция, Юров беседует с ответственным работником, который должен вроде бы представлять власть крестьян и рабочих, защищать его, Юрова, от невзгод. А он не защищает, он множит беды, и у него — гнусный жирный загривок. Москва, столица пролетарского государства, и Юров, случайно там оказавшийся, не знает, где добыть денег на кусок хлеба и где найти ночлег, а жирные, которым по-прежнему принадлежит все, ведут в театр своих холеных любовниц. Тоже, разумеется, во вкусе века, не худых. И покупают билет за невообразимые 10 рублей. Это Юров всю жизнь рвался к культуре, он хочет увидеть театр, но не может. Театр — для отъевшихся.

Рай — это место, где правят худые. Но нет такого места. Идеал рушится. Стереотип, сложившийся еще в детстве, не выдерживает столкновения с реальностью.

Интересно, кстати, что бы он сказал про наш теперешний мир, где худые — это богачи, у которых есть время и деньги на правильное питание и на фитнес. А бедные — жирные, бедные на диване, у телевизора, с чипсами и пивом. Фэтшейминг победил, но бедные все равно проиграли.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram