В Париже умерла историк, политолог, писатель, постоянный секретарь Французской академии Элен Каррер д’Анкосс. В ее биографии родная Франция соединилась с родными Грузией и Россией, о которой она думала и говорила в последний год так свободно, как могла только эта 94-летняя красавица дама, слывшая среди «бессмертных» Академии «царицей».
Картинка французского стиля, обожательница французского языка, первая женщина, возглавившая Французскую академию, она стала выдающимся примером интеграции, идеального процесса превращения иностранки в истинную француженку
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Картинка французского стиля, обожательница французского языка, первая женщина, возглавившая Французскую академию, она стала выдающимся примером интеграции, идеального процесса превращения иностранки в истинную француженку
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Несомненно, она оглядывалась на Екатерину II. Не только потому, что в своем роду числила Орловых, которые императрицу возвели на трон, но и потому, что была такой же — знатной иностранкой, понимавшей Россию лучше самих ее обитателей. С подобной дистанции она могла бы воспринимать и Францию, потому что, родившись в ней, получила гражданство только в 21 год.
О себе говорила «русский салат» с польскими, шведскими, германскими, грузинскими корнями, «смесь всей Европы. Единственное, чего нет в моей родословной,— это Франция, хотя я стопроцентная француженка».
Картинка французского стиля, обожательница французского языка, первая женщина, возглавившая Французскую академию, она стала выдающимся примером интеграции, идеального процесса превращения иностранки в истинную француженку. Но при этом двумя руками держалась за свою русскую культуру, напоминая о том, что на этом языке заговорила раньше, чем по-французски, и была крещена в православие. Своим детям она пела и французские, и русские колыбельные, чередуя «Malbrough s’en va-t-en guerre» и «Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю». Безо всякого раздвоения сознания она умела жить сразу в двух мирах, не соперничающих между собой.
Дочь изгнанников, Каррер д’Анкосс гордилась тем, что «белые русские» (хоть и неправильно было называть так множество покинувших родины наций и лиц) не ждали от Франции ни пособий, ни бесплатного жилья, ни талонов на питание, занимаясь упорным образованием детей в духе новой страны, в которой тем суждено было жить. С этим было связано ее несколько пренебрежительное отношение к иждивенчеству современной иммиграции, не желающей учиться и замыкающейся в кругу себе подобных: «Родители не общались с русскими за то, что они русские, они общались с людьми близкими по духу, какой бы национальности те ни были».
Элен Каррер д’Анкосс была урожденной Еленой Зурабишвили, дочкой иммигрантов, бывших подданных Российской империи, бежавших из Грузии от Советов.
Ее отец, ученый, философ Георгий Зурабишвили пропал без следа в 1944 году, в год освобождения Франции от нацистов, в дни «диких чисток», поскольку со своим гейдельбергским немецким взялся у немцев за работу переводчика. Каррер д’Анкосс (фамилию отдал муж) болезненно это пережила и была больно ранена тем, что семейный полусекрет раскрыл в своем «Русском романе» ее сын, известный писатель Эмманюэль Каррер.
Дочь Зурабишвили и правнучка знаменитого публициста Нико Николадзе, она считала родной Грузию еще и потому, что ее двоюродная сестра Саломе Зурабишвили стала нынешним президентом республики. Одним из ее дальних родственников был журналист и первый главред русского Forbes Пол Хлебников, убитый в Москве в 2004 году. Все переплелось в биографиях близких ей семей.
Поэтому она во многом чувствовала свою ответственность за русскую имперскую историю, «которую создавали мои предки».
Сделав своей специальностью русистику и советологию, она начала с изучения бывших советских республик Центральной Азии. Именно в стремительном центробежном развитии союзных республик и в их желании освободиться от России она видела скорый конец СССР. Книга «Расколотая империя», вышедшая в 1978 году, сделала ее невъездной, и вплоть до приглашения от Горбачева она наблюдала предсказанные ею процессы на расстоянии.
Успев побывать на последнем съезде КПСС и первом съезде народных депутатов, она радовалась переменам, понимая в то же время, что страны, которую она так стремилась узнать, скоро не станет. Она вспоминает, как сказала своим европейским коллегам: «Это замечательно, но мы потеряли объект нашего изучения. У нас отняли профессию». С ней тогда не согласились, а зря: «Зверя, которым мы занимались, больше не существовало».
Так же внимательно она следила и за новым пробуждением «зверя», признавая за нынешней Россией многие причины ее слишком, на взгляд европейцев, агрессивного поведения.
После начала СВО у нее, как и многих славистов, явно появилось ощущение, что профессию отнимают заново, ведь любой интерес к России выглядел теперь моветоном. Она объясняла, что распад СССР не был компенсирован созданием международной системы безопасности, что и вызвало нынешний крах системы старой. Ее желание «понять, пусть не оправдать» стоило ей многих упреков, особенно в последние годы, когда ее звали в телевизионные студии, чтобы разобраться, что же такое происходит на полях сражений двух некогда братских народов.
Удивительно свободная в общении и в мысли, она умела быть консервативной там, где считала нужным. И не только в области международных отношений.
Французская академия — законодатель языка. Каррер д’Анкосс недолюбливала политкорректные изобретения и запрещала называть себя иначе как «мадам секретарь», это под ее руководством отправилась в помойку очередная реформа французской орфографии, которая должна была все упростить на радость двоечникам.
«Она ушла спокойно, семья была рядом»,— сообщили ее дети. «Она была "бессмертной". Бессмертной она останется. Вечная признательность»,— попрощалась с ней от имени французского народа министр культуры Рима Абдул-Малак.