На платформе more.tv стартовал «Фишер», типичный, на первый взгляд, детективный сериал о маньяке, каких за последние годы наснимали полно. Но в данном случае авторов волнует не столько, кто убийца, сколько кого он умертвил. Одна из версий такая: прошлое в очередной раз расправилось с будущим.
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
1986 год, Рублевское шоссе, элитные подмосковные дачи светятся приветливыми огоньками. Только что вернувшийся из длительной заграничной командировки журналист-международник Мальцев (Сергей Гилев) готовится скоротать вечер за бутылкой портвейна. На скорбном его лице явно ощутимы все разочарования отечественной интеллигенции, которая годами занята не тем, не главным, играет в буриме с цензурой, в испорченный телефон с собственной совестью. За что он прежде всего презирает самого себя, но и мир за окном, прочно сотканный из фальши, тоже не жалует. Правда есть в импортном портвейне и, может быть, в глазах испуганного ребенка, вернувшегося с поздней прогулки. Сын Мальцева утверждает, что видел в соседнем лесу великана, а в руках у того обезображенное тело подростка.
«Фишер» размеренно повествует о деле Сергея Головкина, серийного убийцы, именуемого в народе «одинцовским», а в среде работников следственных органов — учеником Чикатило. Головкин признался в убийстве 11 детей и был расстрелян в 1996 году. Эта смертная казнь стала последней в СССР перед отменой закона о высшей мере. Казалось бы, сценаристы могли представить дело Головкина в позитивистской манере — как доказательство того, что поступь прогресса не остановить. Выявили, задержали, наказали, затем двинулись дальше по направлению к гуманизму. Вот оно, торжество справедливости.
Но «Фишер» дышит совсем иным настроением. Главными героями выступают не добросовестные, сострадающие жертвам и их родственникам следователи — в исполнении Ивана Янковского, Александра Яценко и Александры Бортич, а пузырящаяся материя, сильно похожая на плесень. Ибо плесенью покрылась 1/6 суши, это уже не колосс на глиняных ногах, а смердящий труп. Его ядовитые испарения отравили все вокруг, разрушили даже самое святое — внутрисемейные отношения.
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Фото: Art Pictures Vision, more.tv, Wink
Дети — самая доходчивая метафора будущего, потому-то в искусстве, особенно морально обеспокоенном, с детьми обычно творят ужасные, леденящие душу вещи. Как бы намекая, если по сценарию ребенок похищен, пропал без вести, покалечен, убит, значит, что-то с обществом, в котором это происходит, пошло не так — скорее всего, оно обречено на исчезновение. В российском кино детей теряли, искали, хоронили за кадром, оплакивали вполголоса довольно давно. Из наиболее впечатляющих примеров можно вспомнить «Нелюбовь» Андрея Звягинцева и с небольшой оговоркой «Груз 200» Алексея Балабанова — пусть героиня Агнии Кузнецовой и совершеннолетняя, равно как и ее жених, убитый в Афганистане, но что такое прожитые ими 18 лет в сравнении с вечной кровожадностью родины — кушай, отечество наше голодное…
Режиссеры Сергей Тарамаев и Любовь Львова в предыдущей своей работе, сериале «Черная весна» (2022), попытались сломать шаблон таких размышлений о молодежи как о движущейся словно на заклание двуглавому орлу аморфной массе. А в «Фишере» вернулись к канону, но пренебрегли привычным для российского кино целомудрием. Сцена в морге, где мать лежит рядом с обезглавленным телом сына, смотрится уже не метафорой царящих настроений, а именно что вещдоком. В стране, в которой ни человеческое достоинство, ни тем более человеческая жизнь ничего не стоят, рано или поздно любой будет присоединен к делу в качестве неодушевленного предмета.
Действующие в «Фишере» лица — маски, за каждой гримаса отчаяния. И даже карикатурный акцент Янковского, старательно изображающего соль ростовской земли, или абсолютно напускной феминизм Бортич не способны затмить главное, сказанное, впрочем, впроброс, в очереди за дефицитными бананами, героем Яценко: человек — самый скоропортящийся продукт. А в России только у страдания нет срока годности.
Смотреть: more.tv
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram