«Этот журнал создан для изгнанников»

1 июля 1857 года Александр Герцен выпустил в Лондоне первый номер газеты «Колокол». Газета не только стала первым русскоязычным революционным изданием, но и положила начало богатой традиции русской эмигрантской прессы. Weekend изучил, какие издания основывали эмигранты, к кому они обращались и как воплощали в них свои представления о том, какой должна быть настоящая пресса.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Текст: Ульяна Волохова

«Колокол»: газета для тех, кому надоела цензура

Лондон, 1857–1867

«Конец этого кошмара заставил меня помолодеть, я преисполнен надежд»

Такими словами в 1855 году Александр Герцен, уже 8 лет живший в эмиграции, встретил новость о смерти Николая I. Преисполненный надежд, спустя пять месяцев он объявил о запуске альманаха «Полярная звезда», в котором будут публиковаться тексты, не прошедшие российскую цензуру. Прислать стихи, прозу или общественно-политическое эссе в «Полярную звезду» мог любой желающий, и довольно скоро редакцию завалило текстами. Предприятие оказалось успешным: ввозившийся в Россию контрабандой альманах мгновенно раскупали. К 1857 году объем корреспонденции так вырос, что Герцен и присоединившийся к нему Николай Огарев решили выпускать приложение — первую революционную газету на русском языке «Колокол», которая станет бороться за уничтожение цензуры, крепостного права и телесных наказаний в России. «Колокол» начинался как ежемесячник, но на пике популярности выходил раз в неделю, а тираж доходил до 5000 экземпляров. По содержанию это была образцовая общественно-политическая газета, в которой печаталось все то, что не могло быть напечатано в России: от актуальных новостей до сливов секретных документов. В 1858 году, например, в газете было опубликовано около десятка внутренних правительственных документов о цензуре и крестьянской реформе, в частности резолюция Александра II о запрете использовать слово «прогресс». В 1860 году — «Размышления у парадного подъезда» Николая Некрасова. Хотя официально газета была запрещена в России, читали ее все. По легенде, Александр II однажды даже просил через своих министров передать Герцену, что, если тот не перестанет его ругать, Александр от газеты отпишется. В 1861 году крепостное право в России наконец отменили, и популярность газеты стала падать, а когда после покушения на Александра II Герцен осудил терроризм, интерес к изданию и вовсе сошел на нет: письма из России перестали приходить, тиражи не расходились. Некоторое время Герцен заполнял страницы своими текстами и работами Огарева, но вскоре был вынужден закрыть издание. Последний номер вышел 1 июля 1867 года.

«Вперед!»: газета о том, что делать на родине

Цюрих, Лондон, 1875–1877

«Желательно, чтобы знали, что нет в мире гадости, клеветы, мерзости и подлости, на которую не было бы способно правительство в страхе за свою будущность»

В 1873 году Петр Лавров, участник движения «Земля и воля» и один из идеологов народничества, к этому моменту уже три года живший в эмиграции в Европе, основал журнал «Вперед!». В эмиграции Лавров оказался, бежав из ссылки, куда его отправили за «распространение вредных идей» в 1866 году, вскоре после покушения на Александра II. Лишившись возможности заниматься революционной деятельностью в России, Лавров решил руководить народниками из-за границы. В отличие от Михаила Бакунина, верившего в бунты и восстания, и Петра Ткачева, надеявшегося на образованные слои, Лавров полагал, что путь к переменам лежит через распространение политпросвещения среди широких масс. Его журнал и появившаяся спустя два года одноименная газета были обращены к тем, кто пойдет просвещать народ. Программные статьи, посвященные критике российской жизни, дополнялись тут хроникой революционной активности в России — сводками о студенческих и крестьянских волнениях, летописью рабочего движения и просто разнообразными призывами действовать. Отношение к предприятию среди других эмигрантов было неоднозначным: Тургенев, например, оказывал ему финансовую поддержку, а Огарев скептически замечал, что если журнал читают русские мужики, то стоило бы переводить иностранные слова на русский. Лавров на это отвечал, что российское студенчество, к которому он обращается, с иностранной терминологией хорошо знакомо. По-видимому, он был прав: считается, что журнал и газета сыграли большую роль в организации хождений в народ.

«Накануне»: газета для тех, кто хочет вернуться на родину

Берлин, 1922–1924

«Задача газеты не есть борьба с русской эмиграцией, но есть борьба за русскую государственность»

Газета «Накануне», начавшая выходить 26 марта 1922 года в Берлине, в эмигрантских кругах вызвала скандал. Официально она выпускалась как издание «сменовеховцев» — группы интеллектуалов-эмигрантов, за год до этого выпустившей в Праге сборник «Смена вех», в котором декларировалась необходимость примирения и сотрудничества с советской властью. Неофициально было известно, что предприятие финансируют большевики. Издание было основано решением политбюро ЦК РКП(б), деньги на содержание двух редакций (берлинской и московской) и 400 корреспондентов шли из Москвы. Тиражи легально ввозились в СССР регулярными рейсами из Германии и свободно там распространялись. Что неудивительно: газета оправдывала революцию, разоблачала преступления белого движения во время Гражданской войны, рассуждала о кризисе европейской цивилизации и пропагандировала панславянский мир, но главное — осуждала эмиграцию и призывала всех желающих вернуться. Для тех, кого «Накануне» убедила вернуться на родину, при редакции работало бюро, где помогали с репатриацией. О жизни в СССР здесь рассказывали Булгаков, Пильняк, Пришвин, о разложении буржуазного строя — сам Алексей Толстой, специально переработавший для газеты «Аэлиту». «Накануне» просуществовала всего два с небольшим года и была ликвидирована — также решением политбюро. Официально было объявлено, что газета «выполнила свою задачу разложения белой эмиграции», но на самом деле издание закрыли из-за идеологического конфликта внутри редакции: сотрудники, побывав в СССР, оказались разочарованы советской действительностью.

«Возрождение»: газета для тех, кого волнует судьба русской литературы

Париж, 1925–1940

«Национальность литературы создается ее языком и духом, а не территорией, на которой протекает ее жизнь, и не бытом, в ней отраженным»

Газету «Возрождение» создали нефтепромышленник Абрам Гукасов и философ Петр Струве с целью объединить разобщенную эмигрантскую среду, сплотив ее для активной борьбы с советским режимом. Однако самым ярким ее разделом оказалась не политика, а литературная критика, возглавляемая Владиславом Ходасевичем. В то время как другие эмигранты хоронили русскую литературу в изгнании, считая, что без родной среды она обречена на смерть, Ходасевич настаивал на том, что проблема не в изгнании как таковом, а в отказе литераторов-эмигрантов принять его как свершившийся факт и начать искать в этой катастрофе новые чувства и формы. Новые чувства и формы, которые существовали в советской литературе, Ходасевич, напротив, всячески критиковал. В формалисты, утверждал он, идут только неудавшиеся поэты, неспособные к творчеству, а потому предпочитающие препарировать поэзию. Футуризм, по его мнению, разрушал русское слово и представлял для русской литературы опасность не меньшую, чем монархизм для большевиков. Ходасевич возглавлял отдел литературной критики «Возрождения» до самой своей смерти в 1939 году, сама же газета просуществовала немногим дольше: издание было прекращено 7 июня 1940 года, накануне вступления немцев в Париж.

«Континент»: журнал для тех, кому интересны парадная литература и непарадная история

Париж, 1974–1992

«Мы видим задачу нашего журнала не только в политической полемике с тоталитаризмом, но в том, чтобы противопоставить ему объединенную творческую силу художественной литературы и духовной мысли»

Журнал «Континент» основал писатель Владимир Максимов. В 1973 году, когда на Западе и в самиздате вышел его роман «Карантин» о поиске основ для духовного возрождения посреди эпидемии холеры, Максимова исключили из Союза писателей и поместили в психиатрическую больницу, после чего он вынужден был эмигрировать. Оказавшись за границей, он решил организовать настоящий толстый литературно-публицистический журнал, каким он его себе представлял: раскрывающий правду о советском режиме и хранящий традиции великой русской литературы. В литературной части Максимов предпочитал прославленных авторов — Искандера, Гроссмана, Аксенова, Некрасова, Бродского. Публицистический раздел был радикальнее — здесь рассказывали об истреблении крестьянства во время коллективизации, о голоде на Украине, о катынском расстреле, пакте о ненападении с Германией, «деле врачей» и многих других эпизодах советской истории, о которых не писали советские журналы. Современную ситуацию в СССР «Континент» тоже анализировал и много писал об экономических проблемах в стране, национальных конфликтах, цензуре и политических преследованиях инакомыслящих. В советском руководстве журнал считали одним из самых опасных эмигрантских изданий — читать его можно было только по специальному разрешению спецслужб в нескольких библиотеках страны, а за нелегальный ввоз и несанкционированное чтение грозила уголовная ответственность. В эмигрантских кругах к «Континенту» отношение было неоднозначным: для одних он был слишком консервативен и великодержавен, для других — слишком радикален. Максимов же пытался сохранять центристскую позицию и предоставлять слово всем русскоязычным авторитетам — будь то Солженицын или Сахаров. «Континент» издавался в Париже до 1992 года, затем Максимов передал управление им в Россию, где журнал занял позицию либерально-христианского журнала.

«Синтаксис»: журнал для тех, кого интересует советская непарадная культура

Париж, 1978–2001

«Этот журнал создан для изгнанников. При этом все равно, где они живут: он создан для непечатаемых авторов, для острых сюжетов»

Журнал «Синтаксис» появился из-за конфликта Андрея Синявского с главным редактором «Континента» Владимиром Максимовым. Синявский входил в редколлегию «Континента», но в 1975 году вышел из нее, обвинив Максимова в том, что кроме как антисоветской позицией его журнал мало отличается от советских изданий: здесь тоже царят эстетический консерватизм и политический ригоризм. Организованный Синявским журнал «Синтаксис» во многом строился как антитеза «Континенту»: в «Континенте» публиковались уже получившие признание авторы, работающие в традициях русского реализма, «Синтаксис» открывал новые имена — именно здесь впервые были опубликованы «Митьки», получили площадку Саша Соколов, Бахыт Кенжеев, Тимур Кибиров и многие другие. Синявский принципиально отбирал работы, еще не вошедшие в канон и способные вызвать обсуждение. «Континент» поднимал масштабные исторические темы, говорил о массовых страданиях в истории СССР. «Синтаксис» говорил об отдельных человеческих судьбах, личных переживаниях — публиковал рассказы об арестах, обысках, вынужденной эмиграции. «Континент» говорил о великой русской культуре и ее христианских ценностях, «Синтаксис» обращал внимание на низкую культуру — анекдот, лагерный фольклор. В эмиграции многие, в том числе и Максимов, обвиняли Синявского в том, что он разводит «провокационную возню» и хочет рассорить эмигрантов в угоду КГБ, однако сам журнал с интересом читали.

«Новый американец»: газета, которая учила демократии

Нью-Йорк, 1980–1985

«Читатель не малолетний ребенок. Он хочет получать разностороннюю информацию. Он достаточно умен, чтобы принимать самостоятельные решения»

Газета «Новый американец» начала выходить в Нью-Йорке в феврале 1980 года, а в марте ее главным редактором стал Сергей Довлатов. Он мечтал сделать принципиально новое издание — с живым языком и ироничными текстами, но главное — в котором будет возможность публиковать разные взгляды и точки зрения, поскольку только так, считал Довлатов, можно научиться демократии, ради которой он и тысячи других эмигрантов покинули СССР. Именно равенство взглядов стало основой управления газетой — Довлатов никогда не давал тем и направлений для статей, на летучках всегда выступал последним и оставлял за собой право критиковать только стиль и язык. В колонке главного редактора он документировал собственную жизнь: рассказывал о новом быте, казусах из-за недостаточного знания языка, тоске по родине. Впрочем, подлинную популярность газете принесла не демократическая позиция, а критика Солженицына. Эмигранты боготворили писателя, и «Новый американец» стал первым изданием, открыто выступившим против его православного патриотизма, презрительного отношения к «образованщине» и добровольным эмигрантам. Смелость в критике кумира привлекла всеобщее внимание — за свежим номером выстраивались очереди, в редакцию звонили, писали письма оскорбленные и письма благодарственные, в общем, происходило то, о чем и мечтал Довлатов: живое обсуждение и ни одного равнодушного читателя. Все это продолжалось недолго — в 1981 году, рассорившись с директором, Довлатов покинул издание вместе с редакцией. Они попробовали открыть собственную газету, но уже в марте 1982 года коллектив распался, сам же «Новый американец» формально просуществовал до 1985 года, но после ухода Довлатова особого интереса не вызывал.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram