В прокат выходит «Джейн Б. глазами Аньес В.» — снятый 35 лет назад фильм Аньес Варда о Джейн Биркин. Это не столько портрет, сколько эксперимент по превращению документального в вымышленное, в котором культовая актриса, модель и певица становится зеркалом и для влюбленного в нее зрителя, и для самой Варда.
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Джейн Б. только что исполнилось сорок. Она подстриглась и больше не носит прозрачные мини или крошечные кроп-топы. Она не живет с Сержем Генсбуром. Она не хочет быть чьей-то эротической мечтой, лицом эпохи или it-bag. Хотя той самой сумкой, за которой и тридцать лет спустя на улице Сент-Оноре стоят в очереди граждане КНР — чтобы причаститься мечте, эпохе, стилю,— Джейн размахивает, когда, устремившись в будущее, решительно пересекает Елисейские Поля. В Париже осень 1987 года. К концу подходит первый срок Миттерана. Среди его политических оппонентов — коммунистов и правых — новое имя, Жан-Мари Ле Пен. В мае умерла Далида. В июле осудили Клауса Барби в Лионе. Послевоенное поколение, бунтовавшее против любой власти, так как смысл власти лишь в экспансии, готовится сойти со сцены. Еще пара лет, и Годар высмеет, а затем похоронит идеалы своей юности в «Новой волне». В фильме снимется Делон, когда-то раздевавший Джейн у кромки «Бассейна»,— из самураев он теперь разжалован в лакеи. Время не щадит никого, особенно разрушительно оно для звезд — часто кажется, что уже никому не нужно, чтобы они зажигались.
Но Джейн, садясь напротив Аньес в районном бистро, где так и не освобожденный пролетариат Мао предпочитает пастис и яйца вкрутую, выдыхает, словно ребенок, всласть наигравшийся и набегавшийся во дворе. Она прекрасно помнит ночи в «Максиме» и дни в Сен-Тропе, но не хочет все эти городские легенды вспоминать. Зритель знает лучше героини факты ее биографии: трех мужей — Барри, Генсбура, Дуайона, трех дочерей — Кейт, Шарлотту и Лу, три ипостаси — модели, актрисы, певицы. Ни зрителю, ни Джейн, ни Аньес эти женские истории и табель о рангах не интересны. Разговор пойдет о том, чего не было, а не о том, что произошло и давно зафиксировано в анналах мировой поп-культуры от Lui до Rolling Stone.
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Фото: CINE TAMARIS
Ты готова рассказать о себе? Тебе нравится, когда тебя разглядывают? — спрашивает Джейн Аньес. И да и нет,— следует как будто наивный ответ. Ну что же,— рассуждает Аньес,— тогда, как и полагается поступать со священными монстрами, мы сделаем из тебя зеркало, что отражает мои мысли и чаяния, а также мысли и чаяния всех, кто захочет к этому зеркалу приблизиться. Разве не в этом заключается роль по-настоящему большой звезды — быть лучшей версией того, кто ей поклоняется, единственной на миллион, но вместе с тем частью каждого из нас. Джейн согласна. Она привыкла не спорить с режиссерами, только с ветром — так пел один из ее мужей.
Аньес Варда в интервью часто повторяла, что ее кинематограф вибрирует на линии разрыва, между объективным и субъективным, в юности она выстраивала нарратив первых картин, подражая Фолкнеру и Брехту, чтобы добиться эффекта «субъективного документа». Таков и портрет Джейн Биркин — художественный эксперимент на документальной основе, излюбленный прием Аньес, смешать жизнь и искусство, правду и вымысел и посмотреть, что будет, кто возьмет верх. Конечно вечность, за ней всегда последнее слово. Мимолетная биография-импрессия у Аньес Варда идет с приставкой «авто-». Знаменитый жанр галльской прозы — autofiction, возносящий будни до поэзии. Слово «душа» давно вышло из моды и изгнано из словарей всех серьезных авторов. Но у Аньес Варда душой обладает целый мир, даже «мертвая природа», ведь и она всегда является проекцией чьей-то души. Того, кто умеет смотреть, а увиденное превращать в историю.
Джейн Биркин в глазах Аньес тоже становится историями, именно во множественном числе, потому что история — это прошлое, а истории — это континуум, дарующий смертным бессмертие. Из Джейн Б. она перевоплощается в Клод Жад, любимую актрису Трюффо, во всем соглашающуюся с капризным Жан-Пьером Лео, пережившим своего мэтра, затем в Каламити Джейн, оставившую Дикий Запад ради шестого аррондисмана, а покорению фронтира предпочитающую теперь феминизм, ведь на этом фронте — борьбы непочатый край. Неслучайно Джейн Б. со смущенной улыбкой извиняется за эксплотейшен «революционных лет» — в звукозаписывающей студии Генсбура или на площадке у Антониони.
Из музы в воительницы, даже латы Жанны д’Арк, сменившей непорочность на непостоянность, Джейн у Аньес по плечу. В отличие от сумки «Биркин» — слишком дорого стоит, быстро приходит в негодность, тяжеловата. Как и любой другой атрибут звезды. Поэтому Джейн Б. с легкостью вытряхивает ее содержимое на камеру, забывая лакшери-аксессуар, названный в свою честь, на мокром газоне. Быть Джейн Биркин — всего лишь часть истории, не пункт назначения, а пункт пересадки, за этим сюжетом обязательно последует новый, правда, не все, как Аньес В., смогут его разглядеть.
В прокате с 16 июня
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram