 |
В президентском кабинете, куда спустя день после штурма я сумела пробиться сквозь мощный заслон омоновцев, окружавших здание правительства, сидели женщины. Они сидели там с опухшими от слез глазами — глазами людей, которым нечего терять. Они никого не взяли в заложники. Они стали ими сами. Впрочем, умирать они не хотели. Они хотели справедливости и смотрели каждый выпуск новостей. И когда заместитель генпрокурора Николай Шепель заявил, что они совершили захват власти, по факту которого возбуждено уголовное дело,— женщины, конечно, испугались.
Они говорили, что живут в странной стране, где уголовное дело возбуждается не когда убивают семерых парней, а когда матери убитых приходят к своему президенту, а он не хочет к ним выйти. Это была их правда. А у прокурора Шепеля была своя правда, государственная. По которой Дом правительства нельзя захватывать. Нельзя — даже если твоих детей расстреливают, расчленяют, выбрасывают в угольную шахту, закидывают шинами и поджигают, и ты потом боишься дышать этим воздухом, потому что в нем — гарь от тела твоего убитого сына.
И когда в телевизоре, по сути, сказали, что эти женщины — преступницы, они приготовились к тому, что и поступят с ними как с преступниками.
Кому-то позвонил родственник, работающий в больнице, и сказал, что в больнице приготовлено 50 мест, что это для них места и это значит, что их будут штурмовать. И они вполне серьезно стали обсуждать, как же их будут штурмовать. Пустят газ? Так окна разбиты — сами же их разбили после того, как милиционеры пустили слезоточивый газ в первый день захвата здания. Расстреляют? Да нет, не станут в женщин стрелять — эта власть, конечно, может отравить газом сотню заложников и расстрелять спящих шахидок, но там-то террористы, а здесь — просто слабые женщины, с валерьянкой и валидолом, никому не угрожающие подрывом или расстрелом. Нет, стрелять не будут. Но для чего-то же приготовили 50 коек в больнице?!
Вот так они и гадали, как их накажут власти. Но власти не решились открыто воевать с кавказскими женщинами. Полпред президента в Южном округе Дмитрий Козак, выжидавший первые сутки в Ростове и пытавшийся образумить людей по телефону, все-таки прилетел в Черкесск. Он пришел в кабинет президента Батдыева, сел за стол напротив матерей погибших парней и разговаривал с ними три часа. Три часа женщины требовали отставки Батдыева, прокурора Ганночки и главы МВД Обухова и столько же времени Козак отвечал, что ничего не сделает до тех пор, пока люди сидят в захваченном здании.
И я понимала логику Козака. Она проста: если власть пойдет на уступки этим женщинам, это будет все равно, как если бы она пошла на уступки террористам в "Норд-Осте" или в Беслане. Ну правда же глупо было надеяться, что власть, не испугавшаяся масштабов Беслана и проигнорировавшая требования террористов, испугается этих женщин?
Они надеялись. Они кричали, возмущались и плакали. Но полпред был непреклонен. Честно говоря, откровенность Дмитрия Козака меня поразила. Он не скрывал, чего боится и Кремль, и он лично как назначенный Кремлем чиновник. "Я не позволю создать прецедент,— отвечал он на требования женщин.— Пока вы тут сидите, я ни одно ваше требование выполнить не могу. Иначе таким методом начнут пользоваться все, кому вздумается добиваться так своих целей. И тогда заполыхает весь Кавказ".
Однако, противореча сам себе, полпред одно из требований все-таки выполнил. Он привел в кабинет президента Батдыева, который честно признавался полпреду, что боится идти к разъяренным женщинам. Он привел его в кабинет в обмен на обещание женщин уйти из здания. "Дайте мы посмотрим ему в его бесстыжие глаза!" — говорили женщины Козаку про своего президента. "Посмотрите,— согласился полпред.— Но потом мы все покидаем это здание".
Батдыева привели в сопровождении охраны человек в десять. Но женщины все равно смогли поглядеть ему в глаза. Поглядеть и выкричать в них президенту все, что они о нем думают, все, что накипело, всю свою ненависть. Им это было необходимо. И тогда они стали спокойнее. Они вышли из Дома правительства на площадь в три часа ночи и сели в автобусы, предоставленные для них властями. Но, уходя, они говорили: "Правильно мы сделали, что заняли этот кабинет. Если бы не это, то нас никто не услышал бы". Светлана Герюгова, мать погибшего парня, сказала об этом лично Козаку: "Если бы мы сюда не пришли, вы бы не приехали к нам, мы не смогли бы добиться расследования этого дела. Преступники были бы на свободе, а мы бы тихо плакали и продолжали терпеть и мучиться дальше. Если бы мы сюда не пришли, мы не смогли бы увидеть Батдыева, своего президента, который отказывался от встреч с нами и пришел, только когда вы его заставили".
В ночь после "победы" Дмитрия Козака я поняла — то, чего больше всего боялся полпред, все-таки случилось. Они создали прецедент. Его сформулировала мать другого убитого парня Любовь Узденова: "Мы не хотели никаких беспорядков, но эти беспорядки помогли вернуть сюда закон".