В статье для «Ъ-Регенерации» Евгений Шварц и Андрей Птичников из Центра ответственного природопользования Института географии РАН с Алексеем Кокориным из «WWF Россия» рассказывают, почему возможность использовать поглощение СО2 российскими лесами для компенсации углеродного следа экспортеров требует огромной работы как в международных переговорах, так и в сфере внутрироссийского регулирования и непосредственно — в лесном хозяйстве.
Фото: Александр Манзюк, Коммерсантъ
Фото: Александр Манзюк, Коммерсантъ
Почти все развитые страны намерены достичь углеродной нейтральности в 2050-е годы, а Китай, Бразилия, Аргентина, Мексика, Казахстан, Россия — в 2060-е. Цель достигается снижением выбросов парниковых газов в промышленности, ЖКХ, транспорте (80–90%) и проектами поглощения СО2 из атмосферы управляемыми лесами и другими наземными экосистемами (10–20%). Дальше всех тут продвинулся ЕС, запуская в 2023–2026 годах трансграничное углеродное регулирование (ТУР). Российским экспортерам оно грозит большими потерями.
В поисках «волшебной пилюли» декарбонизации взоры заинтересованных сторон обратились к российским лесам как способу снизить углеродный след. Логика простая: часть гигантских лесных просторов нашей страны являются естественными поглотителями СО2, а значит, у России, как и у Канады и Бразилии, есть некоторая фора перед остальным миром.
Сейчас ТУР не предусматривает возможность компенсации углеродного следа продукции за счет лесных проектов. Однако если это будет допускаться национальными законодательствами ЕС и России, лесные проекты могут быть использованы в ТУР или комплементарных ему механизмах ЕС. Кроме того, нужно получить признание в ЕС российской системы торговли единицами сокращения выбросов (ЕСВ) парниковых газов. Такой системы у нас пока нет. Принятый летом закон «Об ограничении выбросов парниковых газов» организует лишь систему отчетности юрлиц о выбросах и создает нормативно-правовую базу для проектов по их снижению. Дальше необходимо создать национальную систему торговли ЕСВ, стандарты и методологии проектов декарбонизации. Они не должны сильно отличаться от международных.
Введение углеродных платежей, хотя бы на экспортную продукцию, дало бы России более сильную позицию на переговорах с ЕС, но автоматически это не служит «лекарством» от ТУР. Проблема состоит еще и в том, что национальная цель России равна 70% от уровня 1990 года, что позволяет не снижать, а увеличивать выбросы парниковых газов (в 2019 году этот уровень — 53% от 1990 года). Крайне слабая национальная цель в Парижском соглашении дает ЕС сильный аргумент против признания наших проектов, особенно лесных, которых в ЕС и так не хотят многие. Этому фактору нужно уделить серьезное внимание, а саму цель, безусловно, усилить.
Чтобы лесные проекты учитывались в снижении углеродного следа, они должны соответствовать определенным критериям. Во-первых, приводить к улучшению управления лесами. В них должно быть показано снижение эмиссий и/или более высокое поглощение парниковых газов, чем в базовом сценарии (принцип дополнительности). Во-вторых, действия по ним не должны быть требованием текущего законодательства и проекты не могут быть сделаны (экономически выгодными) без продажи ЕСВ. В-третьих, проектная документация подлежит заверению, а сами проекты — сертификации и мониторингу, что требует немалых затрат. В-четвертых, проекты не должны уменьшать биоразнообразие и снижать экосистемные функции лесов. И в-пятых, пожарные и иные риски лесных проектов требуют резервирования большой части накопленных единиц.
Иными словами, даже частичная «монетизация» потенциала поглощения углерода российскими лесами (до 15–25% всей эмиссии парниковых газов в экономике) для снижения углеродного следа производств требует заметного увеличения энергоэффективности экономики (уменьшение эмиссии СО2 на единицу ВВП), реализации лесоклиматических проектов с независимой сертификацией, добавленного поглощения СО2 выше «базовой линии» и открытости информации по российским лесам (включая данные по пожарам).
Важно развивать методологию расчетов «экологического следа» продукции экспортеров с учетом существующих международных подходов и практик. Деятельность финансируемого из госбюджета лесного хозяйства, включая лесовосстановление, должна быть перенацелена на управление не лесопромышленными, а защитными, рекреационными и резервными лесами (более 70% лесов России). Это снизит частоту и площади пожаров, повысит устойчивость к ним неарендованных лесов, позволит отказаться от лесовосстановления высокогоримыми хвойными монокультурами. Нужно создать нормативно-правовую базу для лесоклиматических проектов на землях сельскохозяйственного назначения и Гослесфонда, находящихся в лесопромышленной аренде, а также интегрировать современные подходы (в том числе дистанционное зондирование Земли, данные сети FluxNet) в материалы инвентаризации лесов и развивать международную научную кооперацию для увеличения сопоставимости данных.