02.08.2004, 00:00

Вторая чеченская

ФОТО: ИТАР-ТАСС

Главное, что нужно знать про чеченскую войну — первую ли, вторую ли (см. стр. 10),— это то, что она есть, и то, что она война. Можно даже не знать, кто там, с кем и за что воюет. По большому счету это не имеет значения.
Когда вторая чеченская война только началась — неважно, правда ли то, что ее начали чеченцы,— я довольно часто писал репортажи с похорон омоновцев. Пермский ОМОН, сергиевопосадский ОМОН — это выглядело всегда одинаково. Большая церковь в центре города или большое какое-нибудь общественное здание, а там внутри рядами выставлены гробы, чаще закрытые. Возле гробов рыдают вдовы, дети стоят, не понимая толком, что случилось и как это так у них больше нет отца. И играет похоронная музыка, и офицеры говорят траурные речи о своих погибших товарищах. И я выучил уже заупокойную службу наизусть, так часто я ездил на эти похороны.

ФОТО: ИТАР-ТАСС

Солдаты-федералы после выполнения своего воинского долга
Март 2003 года

Потом вдруг похороны прекратились. Это не было связано с завершением боевой фазы контртеррористической операции. Это было связано, насколько я понимаю, с тем, что Сергей Ястржембский стал заведовать в Кремле информацией про чеченскую войну. Я не могу сказать, что от общественности скрывали факты гибели российских военных в Чечне. То есть скрывали, наверное, но все ведь не скроешь. Сообщения о гибели российских солдат приходили, но "груз 200" — сами погибшие солдаты доставлялись уже не в расположение отправившей их в Чечню военной части, а доставлялись родственникам — домой, по одному. Их тоже хоронили, я надеюсь, с воинскими почестями. Но по одному. И ужасный закон массовой информации и формирования общественного мнения заключается в том, что гибель 20 солдат — беда, а гибель одного солдата не беда. И если 20 раз похоронить по одному солдату, то это 20 раз не беда. Война ушла с глаз долой, про войну стало возможно забыть. Все равно как человек, страдающий тяжелой болезнью, наелся бы обезболивающих и на некоторое время о болезни забыл.

ФОТО: ПАВЕЛ КАССИН

Чеченские беженцы перед пересечением ингушской границы
Ноябрь 1999 года

К сожалению, война никогда не прекращается потому, что про нее забыли. Она проявляет себя на каждом шагу — в словах президента и в поведении президента, в неестественном росте его рейтингов и в искреннем его удивлении тому, что Грозный-то, оказывается, в руинах.
Война, о которой не говорят или говорят как о давно закончившейся, подобно вулканической лаве, растекается под землей и ищет выхода. И находит выход в Москве — в театре, на музыкальном фестивале, в метро. Это чудовищная мысль, которую не хочется думать, но люди, не знавшие, как выглядит город Грозный, могли бы догадаться в день взрыва на станции "Автозаводская", что выглядит он приблизительно как станция "Автозаводская".

ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ

Бои в Аргунском ущелье
Январь 2000 года

Еще более чудовищная мысль заключается в том, что люди, устраивающие погромы в общежитиях и на рынках, люди, убившие таджикскую девочку в Петербурге в ответ на московский теракт, люди, ненавидящие кавказцев, знают теперь, какая ненависть может заставлять их сверстников в Чечне идти в горы и вступать в партизанские отряды. И беда в том, что ни у тех, ни у других не хватает ума обуздать свою ненависть.
За время второй чеченской войны я видел русского солдата, потерявшего на войне обе ноги, руку и глаз, заразившегося в полевом госпитале гепатитом С и не имеющего теперь ни дома, ни средств к существованию. Еще я видел чеченскую беженку, мать четверых детей, потерявшую двух мужей, дважды раненную в голову. Она работала уборщицей в больнице и была уволена из уборщиц в день теракта на "Автозаводской". Ее детей не принимали в школу, а потом, когда все же приняли, выяснилось, что дети отстали от школьной программы на несколько лет и однокашники считают их глупыми. Московские дети в классе всерьез полагали, что чеченские дети не знают арифметики, потому что они чеченцы. А чеченские дети думали, что русские такие злые, потому что они русские.

ФОТО: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ

Бои за Грозный
Слева направо: Владимир Рушайло, Анатолий Квашнин, Виктор Казанцев, Сергей Ястржембский. Чечня, февраль 2000 года

А я думаю, что раненый и забытый родиной солдат ничем не отличается от раненой и забытой родиной беженки. И они не в Чечне оба, они оба в Москве.
Я думаю, что взрыв на грозненском стадионе, в котором погиб признанный Москвой президент Чечни Ахмат Кадыров, ничем не отличается от взрыва у катарской мечети, в котором погиб не признанный Москвой президент Чечни Зелимхан Яндарбиев. Потому что нет ни в Чечне, ни в России, ни в Катаре такого закона, по которому можно было бы взрывать людей, даже если это очень плохие люди.

ФОТО: ИЛЬЯ ПИТАЛЕВ

Референдум о новой чеченской конституции
Март 2003 года

       Я думаю, что война в любом случае, всегда нарушает все мыслимые человеческие и божеские законы один за другим, статью за статьей, заповедь за заповедью: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй.
       Я не понимаю только, как могло случиться, что 150 млн человек населения России оправдывают как-то для себя ежедневное нарушение всех мыслимых человеческих и божеских законов. Я не понимаю, почему война не кажется всем гражданам России невыносимой. Я не понимаю, почему я пишу эти строки. Я не понимаю, почему все сказанное мною выше не разумеется само собой.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН