процесс
Вчера адвокаты двух россиян, обвиненных в убийстве Зелимхана Яндарбиева, подали апелляцию на решение катарского суда, приговорившего их две недели назад к пожизненному заключению. Побывавший в Катаре специальный корреспондент Ъ МИХАИЛ Ъ-ЗЫГАРЬ убедился в том, что решение Москвы оспорить решение суда может усугубить положение заключенных: катарское правосудие настолько не любит, когда с ним спорят, что в итоге россияне могут быть приговорены к смертной казни.
"Запомни, дело закончилось"
В Дохе сейчас невыносимо. Полгода назад, когда процесс над россиянами только начинался, погода была жаркой, но все же терпимой. Тогда, впрочем, многие полагали, что и скандал будет недолгим. Сейчас обстановка намного хуже — +50°C при стопроцентной влажности. Выйти на улицу уже каторга. Или "катарга", как шутят русскоязычные обитатели эмирата.Рассказывают, правда, что условия, в которых содержат россиян, признанных виновными в убийстве Зелимхана Яндарбиева, не так уж плохи. В их одиночных камерах есть кондиционеры (в отличие от полицейских участков, где в наличии только вентиляторы на потолке). Раз в день им полагается прогулка — поодиночке. При нынешней погоде, правда, не ясно, благо ли это. Из жалоб: один из заключенных курит, но охранники не дают ему ни спичек, ни зажигалки. Приходится каждый раз прикуривать у стража порядка.
Впрочем, в таком нелегком положении находятся не только они, но и все сотрудники российского посольства в Дохе. С началом процесса в Катаре из Москвы пришла инструкция, запрещающая всем россиянам без видимой надобности покидать свои жилища,— уже более полугода россияне в Дохе фактически живут на осадном положении.
Некоторые из них надеялись, что это заточение закончится с окончанием суда. Однако юридический процесс в Катаре довольно причудлив: в течение месяца после приговора прокуратура имеет право на подачу апелляции. Защите на это времени отведено вдвое меньше — только две недели.
Поскольку представители защиты о своих действиях в течение долгого времени рассказывали достаточно расплывчато, приехав в Доху, я отправился в местную генпрокуратуру. С начала процесса ситуация здесь изменилась кардинально: Катар попросту успокоился и вновь перестал бороться с терроризмом. Если прежде, чтобы зайти в здание, требовалось приложить немало усилий, то теперь "человека европейской внешности" (именно так описывали убийц свидетели по делу Яндарбиева) в генпрокуратуру пропустили без вопросов.
Ход процесса сильно отразился на работе прокуратуры — видимо, катарские власти остались судом совершенно не довольны. По крайней мере, прокурор, который вел "русское дело", поплатился за это своей должностью: раньше он возглавлял отдел по вопросам, связанным с национальной безопасностью, а сейчас табличка на двери его прежнего кабинета отсутствует.
"Его понизили,— виновато объясняет его бывший помощник, сохранивший свое место,— я имею в виду, что с четвертого этажа его перевели на второй. Теперь он работает в прокуратуре столицы... Но он все еще занимается делом об убийстве Яндарбиева — ему приказано довести его до конца".
Сам опальный прокурор опасался встречаться с прессой, однако его подчиненные оказались более разговорчивы.
— А что, это внутреннее дело Катара,— объяснял мне работник прокуратуры Бакер Хамди,— если русские адвокаты думают, что здесь было нарушено международное право, то они должны понимать, что если преступление совершено на нашей территории, то мы будем вести суд по нашим собственным законам и уважать прежде всего наше право, а уже потом — международное.
Кроме того, Бакер Хамди рассказал, что российская сторона не подавала никаких апелляций и, скорее всего, не собирается. По его мнению, российской стороне нечего противопоставить катарскому суду. Наш разговор происходил 13 июля — ровно через пять месяцев после убийства Зелимхана Яндарбиева и в предпоследний день подачи апелляции защиты на решение катарского суда.
Когда я попросил его дать мне возможность поговорить с прокурором, Бакер Хамди переспросил: "Зачем тебе это? Если хочешь, можешь оставить вопросы в письменном виде. Но ответа все равно не будет. Знаешь, иногда отсутствие реакции — это самая лучшая реакция. Запомни, это дело уже закончилось".
Суд над Россией
Тем не менее многие в Катаре все еще считают, что дело двух российских разведчиков еще не закончилось.— Вы знаете, здесь, в Катаре, с самого начала делали все возможное, чтобы снизить интерес к этому делу,— говорит один из самых известных ведущих телеканала "Аль-Джазира", Тауфик Тахер.— Никто не давал нам возможности в полную силу освещать этот скандал, потому что все надеялись как-то погасить его. Катарские власти, возможно, пытаются как-то сохранить свои отношения с российскими, если им это нужно. И наоборот. Но мы-то знаем: то, что об этом деле ничего не сообщают, вовсе не означает, что ничего не происходит. Просто российские власти, наверное, пытаются уладить это по-своему.
Базирующийся в Катаре телеканал "Аль-Джазира" вообще пристально следит за процессом. И хотя сообщают о нем, по разным причинам, довольно редко, все журналисты очень интересуются делом.
— Меня больше всего шокировало, что судья в открытую возложил ответственность на российские власти,— говорит Ребекка Смит, редактирующая англоязычный сайт "Аль-Джазиры",— ведь на последнем заседании судья заявил, что именно российское правительство приказало убить Зелимхана Яндарбиева. Это так резко! Как после этого российские власти могут продолжать какие-либо переговоры с катарскими? Ведь это означает, что они фактически признают свою вину. То есть в Дохе был суд над Владимиром Путиным и его признали виновным! Как он может это терпеть?
По закону и по понятиям
Действительно, до самого последнего момента российская сторона не могла разобраться, как лучше выяснять отношения с катарцами: по закону или по понятиям (то есть закулисными дипломатическими методами). Оба способа оказались достаточно неэффективными. Кроме того, в первом случае Москва рисковала жизнью и свободой своих граждан, а во втором — репутацией, ибо фактически соглашалась с катарским приговором.Катарский адвокат Мохсен ас-Сувейди, представляющий в суде интересы россиян, получил разрешение Москвы на подачу апелляции лишь в самый последний момент — срок истекал 14 июля. А еще накануне вечером он сам, очевидно, не знал, что ему делать, и интеллигентно извинялся передо мной, объясняя, что и рад бы, но не может прояснить ситуацию: инструкции из Москвы строго-настрого запрещают ему общение с журналистами. В ответ на мой прямой вопрос, неужели Россия решила не подавать апелляцию, адвокат пожал плечами и сказал: "Ничего не могу вам сказать. По крайней мере, я точно всегда буду со своими клиентами".
Окончательное решение, судя по всему, было принято только вчера — российским дипломатам так и не удалось добиться желаемых уступок, и они решились на продолжение тяжбы. Однако, как утверждают знатоки катарской судебной системы, такое развитие событий не сулит России ничего хорошего.
— В Катаре так заведено, что если адвокаты подают апелляцию, то же самое делает и прокуратура,— рассказал Ъ бывший министр юстиции Катара Наджиб ан-Нуайми.— И так случается, что апелляции обвинения удовлетворяются более охотно, чем защиты. В моей практике был такой случай: шел процесс по делу о шпионаже — представляете, даже не об убийстве, как в этом случае! Суд первой инстанции приговорил обвиняемых к пожизненному заключению. А апелляционный заменил приговор смертной казнью! Как такое может быть? Вот такой смешной в Катаре суд!
По прогнозу Наджиба ан-Нуайми, дальше события могут развиваться так. Апелляционный суд начнет рассматривать апелляции не раньше октября — продлятся слушания до декабря или января, с учетом перерыва на рамадан. Затем, после вынесения приговора, дело, скорее всего, может быть обжаловано в Верховном суде. Сейчас его в Катаре еще не существует, но к моменту окончания процесса он должен быть создан — по новым законам его планируется сформировать в октябре. И только после этого приговор может быть рассмотрен (и, возможно, пересмотрен) лично эмиром.
Российская сторона никогда не скрывала, что основные надежды возлагает именно на эту стадию: личное ходатайство эмиру до сих пор кажется более перспективным, чем попытка добиться справедливости в апелляционном суде. Другими словами, продолжая решать вопрос "по закону", Москва надеется, что заключительное слово все же будет сказано "по понятиям".
Впрочем, бывший министр юстиции Катара совсем не уверен, что эти надежды Москвы воплотятся:
— Катар уже не раз принимал жесткие политические решения, не боясь последствий. Вместо того чтобы вынести вердикт двум людям, присутствовавшим в зале суда, судья признал виновным в том убийстве все российское государство. Это было очень странно. И где гарантия, что это не повторится еще раз? Кто сказал, что Катар вообще хочет договариваться с Россией?
МИХАИЛ Ъ-ЗЫГАРЬ