Нет ничего более несовременного и неполиткорректного, чем эротика французского рококо. Но это не остановило авторов роскошной выставки «Империя чувств: от Буше до Грёза» в парижском Музее Коньяк-Жэ, которые почти не пытаются встроить «соблазнительные картины» XVIII века в строгий современный дискурс. «После нас хоть потоп»,— c радостью подумал, посмотрев выставку, корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Франсуа Буше и его последователи находили для развратных действий самые нежные краски
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ / купить фото
Франсуа Буше и его последователи находили для развратных действий самые нежные краски
Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ / купить фото
Франсуа Буше (1703–1770) получил от короля Франции должность «исторического художника». Но «Империя чувств» — про другую историю: она о мастерах, пошедших на поводу у общественного вкуса к широкобедрым розовым нимфам. Тут Франсуа Буше принимает эстафету у Антуана Ватто и передает ее Жану Оноре Фрагонару и Жан-Батисту Грёзу, а также по семейной линии — своему зятю Пьер-Антуану Бодуэну. Но тему перенимают и не имеющие к этому кругу никакого отношения безымянные мастера художественной и малохудожественной порнографии, выставленной в особом маленьком зале.
Для нас «буше» звучит сладостью мороженого из сирени, на французском же boucher — человек, профессионально занимающийся мясом. В классицистической пьесе это могло бы стать говорящей фамилией, но мастер французского рококо жил в совершенно иной драматургии. Талантливый, трудолюбивый и невероятно плодовитый, он в течение многих лет снабжал двор Людовика XV, свою покровительницу маркизу де Помпадур, иностранных посланников и государей десятками оригинальных картин и сотнями вариаций на излюбленную заказчиками тему. Его знаменитая «Одалиска» предстает на выставке в нескольких вариантах из разных собраний — то блондинкой, то брюнеткой, то на охристом, то на синем фоне, но всегда в одной и той же позе, которую кураторша нынешней выставки, директриса музея Анник Лемуан, деликатно охарактеризовала как «портрет задницы».
В своем пристрастии к предмету Буше был совершенно не одинок, недаром выставка открывается «Судом Париса» Антуана Ватто, на котором победительница соревнования Афродита также предстает нам со спины, действительно достойной наливного яблока. Нет разницы, идет ли речь о мифологических сюжетах или жанре, «Задранная юбка» Фрагонара в этом смысле равна купаниям Дианы, туалету Венеры или тревожащейся под струями золотого дождя Данае. Купидоны, сатиры, нимфы, прекрасные кухарки и швеи на все восемь музейных залов сливаются в одну радостную картину невероятного, прямо-таки божественного дебоша, каким, вероятно, и видели жизнь заказчики Буше. Их было немало, художник сбивался с ног: среди экспонатов выставки — план Парижа XVIII века с обозначенными на нем борделями, притонами, литературными салонами и дворцами аристократов, мало различавшимися в смысле взглядов на общественную мораль и предназначение искусства.
В духе «Советской энциклопедии» создатели выставки на всякий случай подстраховались маленьким разделом, названным «Насилие и травма». Здесь и варианты «Напрасного сопротивления» Фрагонара, и вправду балансирующего между насилием и согласием, а также невинные на первый взгляд метафорические картины, полные символов, когда-то прозрачных, но темных для современных зрителей. Им растолковывают в специальных видео, как в «Прекрасной кухарке» Буше трагическую правду выдают продукты. Разбитые яйца символизируют потерянную девственность, пышная капуста представляет женское начало, пупырчатые огурцы, понятно, мужское, ну а кошка, пожирающая готового к жарке цыпленка, намекает на неизбежность кровавой драмы.
Франсуа Буше был младше Ватто на двадцать лет и старше Фрагонара на тридцать. Его центральное положение в хронологии, место во главе Королевской академии художеств и Королевской мануфактуры Гобеленов, баснословные доходы и ласка двора сделали его излюбленной мишенью для нападок потомков.
Счеты с королевской властью и с рококо сводили через него. Несмотря на все свое исключительное мастерство как в живописи, так и в графике, Буше обрел репутацию человека, промотавшего свой талант на увеселения знати. Дени Дидро пытался даже обвинить лично художника — знакомый нам прием партийной критики: «Извращение вкуса, колорита, композиции, характеров, воображения, рисунка... все это является следствием развращения нравов. Что такой живописец может запечатлеть на холсте? Только свои грязные фантазии. А какими еще могут быть фантазии человека, который большую часть своего времени проводит в обществе развратниц самого низкого пошиба?»
Были ли развратниками художники, создававшие по заказу сильных мира того «портреты задниц»? Согласно тогдашней морали, запрещавшей, к примеру, в академических классах этюды обнаженной натуры,— несомненно. Но непонятно, чем отличались от них сами просветители, иные романы которых, по тогдашнему выражению, явно предназначались «для чтения одной рукой».
Рококо сменилось классицизмом, а потом ампиром, придворным художником вместо нежного Буше стал суровый Давид. Можно спорить, кто рассказал о своей эпохе больше, пламенный автор «Клятвы Горациев» или создатель «Интимного туалета» с женщиной на горшке. Как посмотреть — и ради этого Музей Коньяк-Жэ собрал прекрасную коллекцию из собственных залов, из Лувра, Британского музея, Старой пинакотеки Мюнхена и нашего ГМИИ, откуда приехали радостно приветствуемые в Париже «Геркулес и Омфала». Современные критики согласны в том, что едва ли такая выставка, с ее наивностью и прямотой сексуальной объективации, могла бы сейчас состояться в суровых американских или британских музеях. Но в кинематографическом названии «Империя чувств» есть оправдание допущенного мастерами XVIII века нетоварищеского отношения к женщине. Ясное дело, такое безобразие, такой разгул мужского шовинизма возможны только в Париже, да и то при Людовиках.