Радуга черного цвета

На портале Netflix вышел фильм Джорджа Си Вольфа «Ма Рейни: Мать блюза», в котором свою последнюю и лучшую роль сыграл выдающийся афроамериканский актер Чедвик Боузман (1976–2020). Вопреки названию, роль у Боузмана — главная. Фильм ни в коем случае не байопик не то что легендарной, а прям-таки мифологической основоположницы профессионального блюза Ма Рейни (1886–1939), а притча о шоу-бизнесе. Михаилу Трофименкову показалось, что он провел полтора часа в добротном офф-бродвейском театре, что неудивительно: Вольф честно перенес на экран знаменитую пьесу (1982) Огаста Уилсона.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Самое шикарное в отчаянно театральном фильме — оригинальное название, которое не осмелится перевести ни один прокатчик в мире: «Ma Rainey’s Black Bottom». Не подумайте чего плохого. «Black Bottom» — вовсе не парафраз максимы «не сестра ты мне, сука черножопая», а название популярного в начале XX века афроамериканского танца и, соответственно, название одного из главных хитов Ма Рейни.

Итак, летом 1927 года в чикагском подвале студии звукозаписи Paramount Records собираются в ожидании Ма четверо музыкантов, измученных жарой и расовой сегрегацией. Ожидание затягивается. В какой-то момент начинает казаться, что перед нами вариация на тему «В ожидании Годо» и Ма так никогда и не заявится.

Однако же заявляется, и хотя экранного времени ей отведено гораздо меньше, чем терпеливым лабухам, перформанс Виолы Дэвис в роли Ма дорогого стоит. Наверное, она даже перемамила саму Вупи Голдберг, блиставшую в той же роли на сцене в 2002 году. Толстая, вульгарная, золотозубая, накрашенная, потная, гениальная, едва ли не самая богатая афроамериканка тех лет. Примадонна, издевающаяся и над своими белокожими продюсерами, и над музыкантами. Открытая — что в США 1920-х, «свингующих» годов было в порядке вещей — лесбиянка, таскающая за собой, как комнатную собачку, безмозглую фифу Дасси Мэй (Тейлор Пейдж).

Если в студии работает вентилятор, Ма завопит о невыносимом холоде. Если не работает — об адской жаре. Откажется начинать запись, пока дрожащие, как студень, белые мужчины не обеспечат ее ледяной колой. Потребует, чтобы вступительное слово к песням записал ее племянник: все бы ничего, да мальчик отчаянно заикается и бесценные, запоротые пластинки летят одна за другой в мусорное ведро после одного за другим из его неудачных дублей. Стихия, акулья хватка — как-никак родилась Ма в семье не рабов хлопковых плантаций, а профессиональных актеров кабаре — и груз собственного гения в одном флаконе. Да, такая, как Ма в изображении Дэвис, могла в приступе мании величия объявить, что именно она придумала (что, естественно, было враньем) само слово «блюз».

Если расовое самосознание и этническое достоинство у экранной Ма хранятся в подсознании, зато в стихийной целостности, то участники ее «банды» воплощают разные их аспекты.

Трубач Ливи (Чедвик Боузман) — носитель самой глубокой расовой травмы: его отца линчевали за то, что он методично замучил белых подонков, надругавшихся над его женой. При этом он еще и опасный истерик с ножичком в кармане (ножичек, само собой, сыграет в финале роль чеховского ружья), богоборец, потаскун, опрокидывающий Дасси прямо на фоно, и стиляга, боготворящий свои новенькие желтые ботинки. В общем, психопат на грани неминуемого и кровавого нервного срыва.

Старик-пианист Толедо (Глин Термен) — резонер и тихий пьяница, проповедующий разумные, но обреченные под натиском Ливи истины о необходимости негритянского единства и порочности гедонизма. Тромбонист Катлер (Колман Доминго) кажется до поры до времени тромбонистом как тромбонистом, пока выходки Ливи не пробуждают в нем истово верующего в Господа Бога зверя. Ну а контрабасист Слоу Дэг (Майкл Поттс) во всех смыслах слова аккомпанирует протагонистам: лабух как лабух.

Понятно, почему Барак Обама назвал «Ма Рейни» одним из своих любимых фильмов. Да, конечно, это фильм об униженном положении афроамериканцев в Америке 1920-х и о пробуждении расового сознания. Проблема в том, что действие разыгрывается не «вообще» в Америке 1920-х, а в достаточно замкнутом мирке шоу-бизнеса. Где — во всяком случае в области звукозаписи, а Ма была пионером записи блюза — цвет кожи имел уже тогда далеко не первостепенное значение.

Речь тут идет главным образом не о расе, а о бабле. Какую аранжировку предпочитают продюсеры, а какую — Ма. Каковы шансы у молодого, наверное талантливого, но ошарашенного на всю голову Ливи выйти в первачи. Нужна ли сейчас американцам музыка «для ног» или музыка «для души». И когда Ма горестно говорит, что белым продюсерам нужен только ее голос, а не она сама, на это можно просто и столь же горестно возразить. Слушай, Ма, этим господам от всех пациентов нужен только голос. О душе можно поговорить в другом месте, но разговор, увы, обречен закончиться поножовщиной.