Письмо Сергея Шарапова Сергею Витте

Милостивый Государь Сергей Юльевич⁽¹⁾.

<…> Я вышел от Вас под обаянием Вашей огромной силы, но отнюдь Вами не убежденный. Вы могли заметить, что я больше молчал и слушал Вас, чем возражал, делая лишь необходимые разъяснения. Теперь, обдумав наш разговор, чувствую непреодолимое желание подвести ему итоги и доказать то, чего не удалось выразить во время нашей беседы.

Во-первых, позвольте указать на любопытную историческую аналогию. В 1859 году была начата и в 1862 году закончена банковская реформа, связанная с именем покойного Е. И. Ламанскаго⁽²⁾. Цель ее была — упорядочить хаотическое состояние наших финансов и по возможности устранить бедствия, проистекавшие от неразменных бумажных денег и колеблющейся валюты. От реформ ожидали всяких благ и великого экономического подъема России, только что освобождавшейся от крепостного права. Упорядочено было наше денежное обращение по всем правилам финансовой науки и согласно советам наиболее выдающихся тогда представителей господствующей финансовой теории. В результате получилось настолько быстрое и резкое разорение страны и падение сельского хозяйства, что уже в 1867 году Географическое Общество, а в 1872 году само правительство приступили к исследованию причин падения сельского хозяйства. Была организована Комиссия П. А. Валуева⁽³⁾; опросив множество лиц и учреждений и заслушав не мало мнений и записок, Комиссия эта дала ряд резолюций, не имевших ровно никаких практических последствий и ныне совершенно забытых. Земледелие продолжало разоряться под действием хронического денежного голода и печального разсчетного баланса. Кризис, затянувшийся почти на два десятилетия, закончился только тогда, когда в виду большой войны правительство было вынуждено на несколько сот миллионов рублей расширить наше денежное обращение. Этот прилив денег отозвался настолько благотворно на сельском хозяйстве, что 1877 год можно считать поворотным пунктом нашего возрождения, как земледельческого, так и промышленного. К сожалению, оно продолжалось недолго. Г.г. теоретики резко оборвали этот подъем, начав уничтожать народное оборотное средство — кредитные билеты и консолидировать их в Восточные займы⁽⁴⁾.

Дальнейший ход нашей финансовой политики известен. Ко вступлению Вашему на министерский пост мы имели тот самый монетный «хаос», который лечил в свое время Е. И. Ламанский⁽⁵⁾, денежный голод, умеряемый временными выпусками знаков и значительный золотой фонд, лежавший без движения, накопленный путем отчасти займов, отчасти непомерных поборов с населения, приведших к голоду 1891 года⁽⁶⁾.

<…> Случилось буквально то же, что и после реформы Е. И. Ламанского. Вы завершили реформу в 1897 году, а в 1902 году, т.е. всего через пять лет, разразился жестокий кризис в той самой промышленности, которую Вы так энергично развивали и поддерживали, сельское же хозяйство очутилось на краю пропасти и вызвало, наконец, назначение Особого Совещания⁽⁷⁾.

<…> При таких условиях единственно что могло бы успокоить возбужденное Вами всеобщее недовольство — почти озлобление — это совершенно откровенное выяснение Вами причин нашего нынешнего печального экономического положения вместе с не менее откровенным изложением Ваших взглядов на будущее в смысле ясного и точного указания конца нашим бедствиям и способа их прекращения.

Беседа, которою Вы почтили меня, давала Вам к тому прекрасный случай. Вы им не воспользовались. Все, что я от Вас услышал, это совершенно неопределенная надежда, что все скоро придет в порядок, и что положение вещей не так плохо, как мне представляется. Это часто повторялось Вами и прежде и так противоречило последующим фактам, что перестало кому-либо служить утешением.

<…> Боюсь, что сказанное мне Вами по поводу положения финансовой науки, которое Вы взяли в готовом виде и только осуществили, не покажется <…> достаточно убедительным и не послужит для Вас оправдательным документом. Вам будет необходимо посредством совершенно иной аргументации доказать, что возрождение сельского хозяйства вполне возможно и осуществимо на почве золотой валюты.

<…> Сожалею, что, не имея под руками печатного доклада Комиссии, я не могу сделать выписки, но я хорошо помню смысл доклада. Падение цен на хлеб там было объяснено совершенно верно — падением цены серебра по отношению к золоту. Отсюда один шаг до признания перехода главных Европейских стран на золотой монометаллизм и демонетизации серебра главною причиною земледельческого кризиса.

<…> При таких условиях, чтобы доказать, что введение золотой валюты было не ошибкой, сделанной Вами в увлечении западными финансовыми авторитетами, а делом государственной мудрости и заслугой перед родиной, Вам будет необходимо, как я уже сказал, развернуть во всех подробностях весь Ваш дальнейший план, доказать с полной неопровержимостью, что введенная Вами денежная система если и причинила стране известные экономические страдания, то все же не составляет непреоборимого препятствия к возрождению русского сельского хозяйства. Вот какие скромные требования предъявляются к валюте, но и им удовлетворить чрезвычайно трудно, полагаю, даже вовсе невозможно. Нельзя себе представить никакого серьезного и приемлемого финансового плана для спасения нашего отечества сельского хозяйства при бездействии введенного Вами золотого аппарата. Вам нечего в этой области обещать, возможного и исполнимого.

<…> У золота как основы для денег два первородных греха: его высокая внутренняя ценность или покупная способность, делающая о д н и золотые деньги всегда дорогими; невозможность для страны экономически слабой и задолженной держать народное денежное обращение на уровне потребности в деньгах иначе, как посредством привлечения денежного средства извне, путем ли передачи национальных богатств в иностранные руки, или путем займов. При таких условиях можно некоторое, может быть, даже довольно продолжительное время удерживать золотую валюту в стране, принося ей всевозможные жертвы народным хозяйством и расплачиваясь постепенно размениваемыми и пускаемыми в оборот национальными капиталами, но не может быть речи ни о поднятии народного хозяйства, ни об освобождении страны от экономической зависимости у международной биржи⁽⁸⁾.

Каждый из существенных вопросов программы Особого Совещания приведет неминуемо к вопросу о тех средствах, при помощи коих вопрос может быть решен. Вы говорите, что на всякое «дело» вы денег достанете. Откуда? Путем внешнего займа? <…> Благоволите же подсчитать, сколько потребуется денег, чтобы ответить только на самые крайние и ближайшие нужды земледелия. Если Вы захотите дать правильную организацию мелкому кредиту, Вам придется снабдить огромную (будущую) сеть сельских кредитных учреждений оборотными средствами <…> Сводя к последнему минимуму это требование оборотных средств, все-таки для одного мелкого сельского кредита понадобится 300 миллионов. И эти деньги должны оставаться в обращении уезда, не извлекаясь никуда, иначе вновь наступит старое безденежье. Затем поднимается вопрос об элеваторах. Решить его может только серьезная сеть зернохранилищ, обнимающая всю Россию. Понадобятся огромные деньги для постройки, и еще большие оборотные средства для эксплуатации, равные по крайней мере суммам нашего годичного хлебного вывоза. Эти деньги должны также быть в постоянном обороте, извлечь их никуда нельзя. Вот еще 500–600 миллионов рублей. Прибавьте сюда потребность в более широком кредите для промышленности, для крупного землевладения, для городов. Оцените все это только в 200 миллионов рублей, и вы получите тот самый миллиард з н а к о в, о котором шла речь при реформе Государственного Банка и который Вы сами требовали как условие sine qua non для плодотворной работы реформированного учреждения. На эту именно сумму предполагали Вы выпустить банкнот, считая без этого развитие кредита неосуществимым. Откуда же взять этот миллиард теперь? Выпустить кредитных билетов Вы не можете, хотя и говорили мне об этом. Закон, правда, дает Вам на это право, но выпуск не только миллиарда, но даже 200–300 миллионов при нашем печальном расчетном балансе тотчас же поставит в критическое положение размен и сорвет золотую валюту, которая Вам наиболее дорога. Вы не можете выпускать бумажек, вы обязаны поддерживать Ваше денежное обращение путем денежного голода, ибо <…> достаточно, чтобы скопилось где-либо за границею мало-мальски значительное количество бумажек, чтобы их тотчас же предъявили к размену и вынудили Вас прекратить таковой для спасения остатков Вашего золотого фонда.

Остается единственный выход — занять этот миллиард за границей. <…> Но неужели же не ясно, что если с точки зрения укрепления финансовой техники такая комбинация возможна, то с национальной подобная кабала есть истинное преступление! Для того, чтобы подобный заем был только безопасен, необходимо, чтобы сельское хозяйство, на которое он будет употреблен, приносило более 5%. А оно у нас идет сплошь в убыток, и почти все заемщики земельных банков бедствуют и разоряются, не будучи в силах выработать банковских процентов. Но взгляните шире, после этого займа, и Вам представится такая картина: вся Россия з а л о ж е н а⁽⁹⁾. За границей сидят рантьеры, держатели бумаг, и стригут купоны. В России земледельцы в поте лица своего трудятся, чтобы выработать на оплату этих купонов, дрожа перед перспективою экзекуции⁽¹⁰⁾. Малейший неурожай — и все расчеты нарушаются. Задолженность растет, за границею, благодаря постоянному приливу платежей, растет национальный капитал, наша несчастная Родина обращается в чужую колонию, обреченную на разорение и нищету. Новая огромная тяжесть уплаты процентов по займу ложится на наш расчетный баланс, занятое золото постепенно возвращается «домой», и мы снова возвращаемся к точке отправления, истощенные и обессиленные новым грандиозным финансовым опытом…

<…> При действии золотого аппарата ниоткуда, кроме заграницы, денег достать невозможно, без денег ничего поделать нельзя. Вот фатальный силлогизм, из которого нет выхода, который не допускает никакого иного заключения, кроме бесповоротного и окончательного осуждения режима золотой валюты как несовместимой с интересами мировой державы, имеющей несчастье быть столь задолженной, как Россия, и не иметь внешних рынков для своей промышленности, а оставаться лишь при вывозе продуктов земледелия, обесцениваемых именно этою валютою. Из нашей беседы я вынес то невыразимо грустное впечатление, что Вы по-прежнему убеждены в правильности принятого Вашею финансовою политикою направления и отвергаете даже мысль о возможности возврата к серебру или бумажным деньгам. Вы совершенно справедливо указываете на неизбежность великой экономической катастрофы в случае прекращения размена… если это совершится неожиданно и будет вынужденным, добавил я. Но я затем именно и шел к Вам, чтобы выяснить Вам полную возможность совершенно спокойного и безболезненного перехода России от Вашей нынешней к некоторой новой финансовой системе, вернее, к испытанной старой, но проверенной и свободной от ее прежних недостатков. <…> Там просто технически разработан обратный переход России к ее старой серебряной валюте, переход, мотивированный следующими соображениями:

Необходимость е с т е с т в е н н о понизить покупную способность государственной денежной единицы ради поднятия цен на вывозимые за границу земледельческие продукты, без чего не мыслимо сделать сельское хозяйство в ы г о д н ы м.

Необходимостью е с т е с т в е н н о же расширить денежное обращение России путем принятия в качестве валютного основания такого металла, коего естественный прилив в страну был бы обеспечен. Таким металлом наша группа считает серебро, демонетизованное всем Западом, но тем не менее обесцененное лишь настолько, чтобы создавать премии сельскому хозяйству и ничуть не утратившее необходимых для валютного металла свойств — редкости и постоянства покупной силы. В этом воззрении мы опирались на научные данные более точные, чем Ваши, положенные в основание представления Государственному Совету «Об исправлении денежной системы». Мы тщательно исследовали и старались опровергнуть тот предрассудок, по которому серебро уже не могло считаться валютным металлом. Наоборот, для страны земледельческой, или хотя бы и земледельчески-промышленной, но без внешних рынков для промышленности, серебряная валюта при господстве в большинстве других стран золотой валюты есть единственная возможная и выгодная, не считая, конечно, валюты чисто бумажной, для которой еще не наступило время⁽¹¹⁾.

Может быть, с точки зрения правоверной науки здесь кроется и великая ересь, но во всяком случае здесь нет никакого фантастического элемента, ибо за восстановление ценности серебра ратовали еще так недавно выдающиеся силы Старого и Нового света, считавшие золотой монометаллизм величайшим несчастьем для человечества⁽¹²⁾.

<…> И все-таки, золотая валюта — только труп. У нее нет другой будущности, как погибнуть⁽¹³⁾, приведя Россию к жестокому экономическому истощению, а, может быть, и к катастрофе. Вместе с нею погибните и Вы, как ее жрец, связавший с нею свою личную судьбу. И если бы борьба с Вами была для меня вопросом только моего личного удовлетворения, я уже теперь мог бы спокойно сложить руки и отойти к стороне. <…> Но не на борьбу с Вами желал я тратить столько усилий, не Ваше падение было моей целью. Я пристально вглядываюсь в окружающий Вас наш правительственный аппарат и не вижу ни одного человека, который, заменив Вас, смог бы справиться с тем страшным поистине положением, которое Вы создали для России. Кого бы Государь ни призвал на пост Министра Финансов, никто, думается мне, не сможет осуществить того финансового поворота, который сделать необходимо, чтобы предотвратить катастрофу. Все кандидаты в министры финансов у нас на счету, и между ними не видно никого, кто хотя бы в слабой степени обладал бы Вашей невероятной находчивостью в трудную минуту, Вашей смелостью, доходящей до дерзости, Вашей решительностью и Вашей готовностью всегда и за всякий Ваш шаг принять на себя ответственность. Чуть не один из наших финансовых сановников, Вы н е ч и н о в н и к, Вам чужда бюрократическая всерастлевающая рутина, Вы действуете сами и приводите в движение целую армию Ваших подчиненных совершенно иначе, чем в других «ведомствах»; почему в Ваших руках само собою образовалась своеобразная диктатура⁽¹⁴⁾. Обаяние Вашей силы и твердой, не знающей преград воли так велико, что перед Вами до сих пор покорно склонялось все…

Не сделай Вы этой фатальной ошибки с валютой, Ваше имя, быть может, история записала бы как имя одного из благодетелей России.

<…> Я глубочайшим образом убежден, что замена Вас кем угодно другим будет равносильна немедленной катастрофе, но не менее убежден и в том, что несколько позднее к катастрофе приведете и Вы, если не повернете руль и не перемените Вашей нынешней системы. <…>

Прошу Ваше Высокопревосходительство принять уверение в моем совершенном почтении и преданности.

На подлинном (подписал)

Сергей Шарапов, 19 июня 1902 года, Москва

Подготовила Татьяна Кравченко