премьера опера
Мариинский театр показал премьеру оперы-оратории Игоря Стравинского "Царь Эдип". Это совместная постановка с Оперным театром Граца, где спектакль был показан еще в феврале, в рамках программы "Культурная столица Европы". В "Эдипе" Валерий Гергиев представил новую для театра команду постановщиков и нового тенора.
"Царь Эдип" длится около часа: в один вечер с ним обязательно должно идти что-то еще. На представлении в Мариинском театре оперу-ораторию поставили вместе с русскими балетами Стравинского "Петрушкой" и "Жар-птицей". Тем самым современной публике предложили испытать эффект, произведенный на поклонников дягилевского балета неоклассической "оперой-паноптикумом" по Софоклу в 1927 году. "Эдип" был подарком, который Стравинский преподнес к двадцатилетию антрепризы Дягилева и который тогда шокировал и не был оценен по достоинству. В Граце опера-оратория шла в один вечер с "Клеопатрой" Доменико Чимарозы — оперой-seria, написанной итальянским композитором в период его службы при дворе Екатерины II и восстановленной по материалам, хранящимся в архиве Мариинского театра. Обе оперы поставлены одними и теми же постановщиками и в общем ключе. В отличие от реконструированных фокинских балетов сделаны они так, как делается сегодня на Западе большинство опер, барочных ли, романтических, классических или неоклассических,— невзирая на стиль.
В финале оперы Эдип, уже давно допевший свою партию и ушедший было за кулисы, вдруг является в гриме из фильма ужасов — безглазый и окровавленный. "Постановщики, которые удаляют его со сцены, а затем возвращают обратно, правдоподобно шатающегося... ничего не поняли в моей музыке",— заявлял Игорь Стравинский, считавший, что действие "Эдипа" сосредоточено не на герое и его психологии, а на работе судьбы. С тем, что авторы этого простого и красивого спектакля ничего не поняли в музыке, трудно согласиться. Но сравнить их постановку с подробными замечаниями композитора о том, как следует ставить "Эдипа", очень любопытно.
Маститый режиссер Джонатан Миллер и художники Чарльз Куиггин и Су Виллмингтон выполнили главное требование автора — статуарности, антипсихологизма (композитор называл свою вещь "натюрмортом"). Хор, разделенный на два фланга, едва ли не на весь спектакль прирос к сцене. Эдипа и всех остальных персонажей режиссер поочередно вывел на авансцену петь свои арии почти как на концерте. Придуманный либреттистом "Эдипа" Жаном Кокто конферансье, в паузах между сценами разъясняющий, о чем дальше будут петь, оказался, как и было задумано, самым подвижным и оживленным из действующих лиц. (Партию, написанную Кокто для самого себя, в Граце исполнил известный актер Клаус Мария Брандауэр, в Петербурге — Алексей Емельянов.)
В оформлении от неоклассического замысла Стравинского отступили, обошлись без котурнов, тог и масок. Скупая декорация сообщает о месте и времени действия главное: в Фивах плохо. Голубые небеса разъедает ржавчина. Холодно (хор запеленут в черные пальто). Чума (белый грим хористов с черными подглазьями напоминает разом и о смертельной болезни, и о масках). Солистов одели в будничные современные костюмы: Эдипа и Иокасту — в белые, остальных — в чиновничьи черно-серые. Слепой оракул вышел на сцену в черных очках и с белой тросточкой, растеряв все античное величие.
Валерий Гергиев играет "Царя Эдипа" выпукло и веско, выстраивая оркестровый баланс так, словно вся партитура — для ансамбля духовых, для фаготов, труб, валторн. Однако на этом суровом медно-золотом фоне мало кому из певцов удалось не потеряться. Лучше всех был Олег Балашов — Эдип. Это новое имя, и его стоит запомнить. Неделю назад новый мариинский тенор блестяще дебютировал в партии Парсифаля, а на последней премьере предъявил редчайший среди русских вокалистов "эдипов комплекс": проникновенный лирический тембр и напрочь лишенную сентиментальности манеру пения.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА