В Михайловском (Инженерном) замке Русского музея открыта выставка произведений Николая Ивановича Кульбина (1868-1917), одного из самых заметных деятелей на художественной сцене Петербурга и Петрограда предреволюционного десятилетия. 150 лет со дня рождения героя выставки отмечают солидной экспозицией. О том, каким выставка может показать наистраннейшего фигуранта истории русского искусства, чьим самым большим достижением был он сам, рассказывает Кира Долинина.
Портреты в экспозиции стали единым высказыванием о России до 1917 года
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Среди искусствоведов вполне можно выделить великих ученых, уникальных знатоков, крупных теоретиков, но есть еще самый упертый вид исследователей — подвижники, люди, которые в желании работать над той темой, которая им интересна и важна, готовы горы свернуть. Эта выставка посвящена памяти одного из таких подвижников — Евгения Ковтуна, чьи статьи, книги и выставки об отечественном авангарде начиная с 1960-х годов пробивали стену отрицания самого этого феномена. И пробили. Кульбин был одним из героев этого процесса — посвященную ему выставку Ковтун сделал к 100-летию художника в 1968-м, в 1981-м издал его переписку с Василием Кандинским, а позднее опубликовал интереснейшую статью о его портретах (1986). Пример оказался заразительным: специалисты не упускали больше Кульбина из виду, благо тут на помощь им пришли очевидцы — мало кто из грандов мемуаристики Серебряного века упустил возможность съязвить по поводу столь яркой личности.
"Действительный статский советник К. подражал фламандцам",— написал Георгий Иванов, даром что был обязан Кульбину своим первым успехом. Но ведь не погрешил поэт против истины: Кульбин объявился на художественной сцене столицы 39-летним военным медиком, доктором медицины, приват-доцентом Военно-медицинской академии, врачом Главного штаба и вот этим самым действительным статским советником. Среди молодых художников 1900-х кого только не было, были и такие "немолодые", но вот чтобы медик с таким послужным списком, автор научных статей и изобретений кинулся к банкам с краской с таким рвением...
Сначала Кульбин писал пейзажи, такие импрессионистические, с налетом знания того, что сделали постимпрессионисты, крупными мазками, с восторгом от возможности пользоваться чистыми цветами. Стилистически еще почти "реалист", в теоретизировании он сворачивает к радикалам: "...Знание — любовь — воля. Нельзя ли эти три линии соединить в треугольник; нельзя ли в треугольник вписать глаз? И не пойдут ли тогда от него лучи света?" Первая группа, организованная Кульбиным, так и называлась — "Треугольник", просуществовала недолго, с 1907-го по 1910-й, самостоятельно почти никак себя не выражала (слишком велика была амплитуда участников — от символиста Калмыкова до футуристов Матюшина и Гуро), но функция выставочного объединения тут была не менее важна. Кульбин много писал, но еще больше фонтанировал идеями всякого рода художественных действий: выставки, диспуты, лекции, публичные доклады, все что угодно на службу современного искусства. Василий Каменский отдавал дань такому жару своего друга: "Кульбин — настоящий ученый, и он же пламенный фантазер — разве этого мало для любви? И мы любили его. Мы часто собирались у него на квартире, рисовали, читали стихи, слушали новые композиции Анатолия Дроздова, Лурье".
Кульбин — двигающая сила процесса футуризации общества — это легко описать, но трудно показать. Тут куда интереснее читать, чем смотреть,— и Бенедикт Лившиц, Ирина Одоевцева, Георгий Иванов и многие другие отлично его описали. Выставке приходится труднее — найти безумного прожектера Кульбина в невинных, но скучноватых пейзажах задача не из легких. Так продолжается ровно до того момента, когда начинается портретная галерея. Кульбин начал рисовать своих современников в начале 1910-х, весь художественный Петербург, вся "Бродячая собака" поименно — тут. Тут портреты Артура Лурье, Михаила Гнесина, Бенедикта Лившица, Давида и Николая Бурлюков, Алексея Крученых, Велимира Хлебникова, Василия Каменского, Корнея Чуковского, Александра Куприна, Леонида Андреева и десятки других. Большие листы с этими рисованными портретами, иногда любовными, сделанными с искренним восхищением, иногда шаржированными, выглядят в экспозиции как единое высказывание. Не без ностальгии, но с гордостью. Кульбину суждено было умереть весной 1917-го. Рано с человеческой точки зрения, но очень своевременно с исторической. Он не узнал, что эту Россию мы потеряем, зато оставил нам ее роскошный портрет.