премьера театр
На Малой сцене чеховского МХАТа сыграли премьеру спектакля "Немного нежности" по пьесе итальянца Альдо Николаи. Побывавшей на премьере МАРИНЕ Ъ-ШИМАДИНОЙ не хватило режиссуры, а нежности хватило вполне.
Московский художественный театр в последнее время не устает напоминать о том, что когда-то он назывался общедоступным, и в своей репертуарной политике твердо следует этому кредо, стараясь удовлетворить вкусы как утонченные, так и массовые. На каждого Чехова тут найдется своя Птушкина, а на всякий "Терроризм" — очередное "Ретро".
Спектакль "Немного нежности", выпущенный одновременно с открытием во МХАТе декады новой драмы, как раз из последней категории: еще не успел родиться, а уже хочется назвать его старым, добрым. Трогательная и немного смешная история о любви двух стариков в доме для престарелых, поставленная режиссером Аркадием Кацем, чем-то перекликается с тем же мхатовским "Ретро", в котором тоже идет речь об отцах и детях и о любви на склоне лет. Только в пьесе Галина молодые пытаются женить своего старика и подыскивают ему невесту, чтобы тот не скучал в одиночестве, а у Альдо Николаи взрослые дети, отправившие своих родителей в дом престарелых, наоборот, противятся их счастью и не дают им вступить в брак, опасаясь не столько общественного мнения, сколько возможной потери наследства. По проблематике "Немного нежности" ближе знаменитому спектаклю с Фаиной Раневской "Дальше — тишина". И в мхатовской постановке есть такие же сильные, пронзительные и щемящие моменты. И ими спектакль, сделанный по-простому, без изысков, обязан исключительно исполнительнице главной роли Ноэми — артистке Театра Маяковского Ольге Яковлевой. По-прежнему хрупкая и воздушная, она играет обитательницу дома престарелых так же, как когда-то играла юных героинь,— естественно, не форсируя возраст, не прибавляя себе лет нарочитой старческой пластикой или гримом. Наверное, трудно вот так, не прикрываясь образом, выйти на сцену и сказать: "Я — старуха". Например, вечно молодая Ирина Мирошниченко, решившаяся на возрастную роль подруги героини Пьеры, отчаянно куражится, сгущает краски, изображая взбалмошную быстроногую газель на пенсии, и всеми силами отделяет себя от своей героини. А Яковлева играет так, будто не играет вовсе.
Но глядя на нее, не понимаешь, почему все вокруг называют Ноэми даже не пожилой, а именно старой, отказывают ей в праве на чувства и личную жизнь и то и дело напоминают: "Ты свое уже отжила, имей совесть, пора о душе подумать". Налицо несоответствие социального и возрастного статуса и внутреннего самоощущения. Ведь большинство стариков утверждают, что в душе они молоды, но им никто не верит, и постепенно они перестают в это верить сами, смиряются с возрастом как с участью. Любопытно наблюдать, как в героях "Нежности" эта вера постепенно просыпается, как осыпаются их маски деланого безразличия и усталости. Как за праведным гневом подруг проступает ревность и восхищение, а за дежурной приветливостью детей — забота о приличиях и наследстве.
Но Альдо Николаи все же комедиограф, и экзистенциальные проблемы возраста он решает легко и просто. Вместо того чтобы долго мучиться недозволенностью любви в столь зрелые года, героиня Яковлевой, словно прыткая Джульетта, втайне от соседок вылезает ночью из окна спальни и вместе со своим Ромео, которого очень эффектно играет Станислав Любшин, крадется среди спящих корпусов к нему в комнату. Надо видеть, как, сдерживая душащий ее смех, героиня Яковлевой шепчет своему возлюбленному на весь зал: "Ну что, отползаем?" А он, закутанный в черный плащ Дон Жуана, отвечает: "Подожди, в 12.05 сосед пойдет в туалет, тогда и поползем". В финале влюбленные тоже удивительно легко свыкаются с мыслью, что их обожаемые дети — сволочи и таких лучше сразу душить в колыбельке, и сбегают из дома престарелых с автобусом, везущим на кладбище одного из его обитателей. В общем, в спектакле вполне сбалансированная рецептура: немного психологии, немного черного юмора и немного нежности. Не больше, чем нужно.