В последнее время случаи изъятия ребенка из приемной семьи органами опеки становятся все более громкими и вызывают панику среди приемных родителей. Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», член Общественной палаты Елена Альшанская рассказала корреспонденту “Ъ” Ольге Алленовой, чем руководствуются органы опеки и попечительства в таких ситуациях и почему в этой сфере необходима реформа.
Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская
Фото: Александр Щербак, Коммерсантъ / купить фото
«Только потому, что мама где-то в блоге что-то написала, нельзя забирать детей»
— У всех на слуху скандалы, связанные с изъятием детей из приемных семей при совсем неочевидных ситуациях. Детей отбирали и перевозили на новое место, как предметы. Почему это происходит? У органов опеки много полномочий?
— У опеки много полномочий, да. И при этом солидные полномочия совмещены с отсутствием специальной подготовки. У людей, которые сегодня там работают, нет такого высшего образования, которое бы давало представление об азах детско-родительских отношений, семейной психологии, каких-то социальных технологиях. Вторая проблема — у них нет никаких ресурсов для поддержки семьи, помощи семье. И третья проблема связана с очень широкими формулировками законодательства, когда большие полномочия органов опеки осуществляются на фоне пространных и не вполне определенных требований. По сути, органы опеки должны в каждом конкретном случае принять решение на свое усмотрение, не имея подготовленных специалистов, причем принять на основании пары общих предложений, содержащихся в законе. Например, органы должны усмотреть какую-то непосредственную угрозу жизни ребенка. Или они должны усмотреть невыполнение приемными родителями своих обязанностей в отношении ребенка. А что конкретно это значит — не совсем ясно. В такой ситуации невозможно получить систему, которая работает без ошибок.
— Почему же до сих пор нет такой профподготовки для специалиста органа опеки?
— Это для меня большая загадка. Столько лет существует данная система, она не меняется — как не было в вузах специальности «сотрудник органа опеки», так ее и нет. В регионах есть какие-то курсы по повышению квалификации, но там рассматриваются в основном юридические вопросы. Для того чтобы люди грамотно принимали судьбоносные решения, необходимо учить их — долго, тщательно и скрупулезно.
И я убеждена, что необходимо разделить полномочия — пусть органы опеки контролируют, но те люди, которые выходят в семью и оценивают там ситуацию, должны быть помогающими специалистами, а не контролирующими. Оценить, есть ли угроза ребенку в семье, могут только высококвалифицированные специалисты, психологи, медики. Это должна быть некая междисциплинарная группа, которая может прийти в семью по запросу органов опеки, но не должна подчиняться органу опеки.
— В Екатеринбурге сотрудники опеки усмотрели угрозу детям в том, что их приемная мать удалила грудь. Опека заподозрила маму в желании сменить пол, и детей изъяли из семьи. Как-то с юридической точки зрения можно объяснить такие действия?
— Как я понимаю, органы опеки в Екатеринбурге испугались, что мама может сменить пол и у них появится однополая семья. Они испытывали такой страх, что не побоялись вот так стремительно — и резонансно — изъять детей. Хотя, насколько я понимаю ситуацию, эти опасения — плод их фантазии.
В то же время надо понимать, что не только у нас государство вмешивается в жизнь семьи — это происходит во многих странах. Но у нас к тому же нет работающих инструментов социальной помощи и оценки положения дел в семье. Органы опеки определили ситуацию на глазок, хотя у их сотрудников нет специальной подготовки.
В любой ситуации, когда у одних людей есть полномочия, а у других можно просто забрать детей, не обойдется без превышения этих полномочий и ошибок.
К сожалению, мы не можем выступать за то, чтобы государство вовсе не лезло в жизнь семьи. У нас есть родители, которые наносят своим детям увечья, бьют, насилуют, убивают. Было бы здорово, если бы ни один родитель не мог причинить вреда своему ребенку, но в жизни, к сожалению, устроено иначе. Поэтому в любой стране мира у государства есть полномочия на вмешательство в семью в крайних случаях — для защиты ребенка. Так и должно быть. Но ситуации, когда чиновники начинают фантазировать, а не оценивать реальную опасность, недопустимы. А что будет, если она сменит пол? Ну если она это сделает, вы тогда и придете. На одной чаше весов — счастливая жизнь детей в семье, их привязанность к этой семье, их успехи и развитие, на другой чаше — страх органов опеки за возможные последствия неких действий мамы, которые еще не совершены. Это просто несерьезно.
Единственная угроза, которую нужно рассматривать,— угроза жизни или существенная угроза здоровью ребенка. Если нет этих угроз, а есть какие-то проблемы, то все остальные меры, на мой взгляд, можно применять, не разлучая ребенка с семьей. Только потому, что мама где-то в блоге что-то написала, нельзя забирать детей. Если у специалиста есть какие-то опасения, он может подключить психологов, понаблюдать за семьей, за их взаимоотношениями с ребенком. Сейчас предпочитают ребенка забрать из семьи в детдом, а потом разбираться. Но никто не думает о том, что испытывает маленький человек, насколько он травмирован ситуацией…
«У нас все боятся слов “ювенальный суд”»
— Можете рассказать, что испытывает ребенок в такой ситуации?
— Мне кажется, если бы люди осознавали, что испытывают дети, то большинство из этой сферы вообще уволилось бы. На самом деле достаточно на минутку представить себя на месте ребенка. Для этого даже не нужно иметь никаких специальных знаний в психологии и педагогике. Для ребенка, особенно для ребенка младшего возраста, семья — это весь мир. Семья — это единственный способ взаимоотношений с окружающим миром. Какой бы ни была эта семья. Я не буду брать крайние ситуации, когда родители запирают детей в сарае и приносят им еду раз в день. Или избивают, привязывают к батарее. Увы, подобное случается, тут однозначно необходимо спасать ребенка, изолировав его от такой семьи. Но я говорю о родителях, которые, может быть, выпивают или могут отшлепать в каких-то ситуациях, или не проявляют адекватной заботы о ребенке, потому что нет денег и дома нечего есть, но у них с ребенком сохранные эмоциональные отношения. А в большинстве случаев это именно так.
Ребенок любит своих родителей, потому что это чувство природой в него заложено, оно позволяет ему расти и развиваться нормально. Отношения в семье — базовая гарантия для ребенка, что он просто выживет, что кто-то взрослый будет о нем заботиться. В ситуации, когда совершенно посторонние люди выдергивают ребенка из семьи, они лишают его этого базового ощущения безопасности. С ним происходит самое страшное, что вообще может случиться с маленьким человеком,— чужие люди хватают его и забирают от близких в неизвестность. Это часто еще и организовано как киднеппинг: врываются в дом, хватают ребенка, тащат его на улицу, запихивают в машину, везут в огромную казарму, где сидит куча таких же несчастных детей... Ребенок чувствует себя чрезвычайно уязвимым, над ним чужие взрослые люди совершили страшное насилие, он больше никому не будет верить. Это огромный стресс, ему дико страшно, и главное — он не понимает, почему это произошло. А если взрослым всего-навсего что-то там показалось, то они нанесли такую страшную травму ребенку просто на всякий случай, чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей.
У нас недавно был такой случай. Ребенок гулял с бабушкой, а сотрудницы органов опеки и полиция устроили за ним погоню. Конечно, там в семье была неидеальная ситуация, но для ребенка это был близкий взрослый, который о нем заботился, ничего плохого ему никогда не делал, любил его. Их поймали, заломили руки, положили на асфальт, кричащего ребенка схватили и увезли в больницу. Представляете глубину травмы? Что испытывал ребенок? Ему потом всю жизнь с этим знанием жить — что чужие люди могут в любой момент заломить ему руки за спину, схватить, увезти куда-то. Так, кстати, мы еще и воспитываем в детях недоверие к государственным службам, которые воспринимаются как агрессоры.
— Так что же делать? Допустим, в одной семье действительно есть угроза ребенку, а в другой это только кажется органам опеки. Как не ошибаться?
— Ошибки, к сожалению, будут всегда, но если система выстроена грамотно, то ошибки — это единичные случаи, а не тенденция. Как я уже говорила, оценку угроз обязаны проводить специалисты. А решать судьбу должен уже другой орган, внимательно изучив все за и против.
Хороший выход — лишить органы опеки права отбирать детей, передав это право судам.
У нас все боятся слов «ювенальный суд», но такие суды как раз и принимают решения о том, чтобы забрать ребенка, о лишении, об ограничении, о снятии либо о назначении опеки. В таком суде обязательны участие адвокатов, изучение всех фактов и доказательств с двух сторон. И чтобы обязательно была представлена экспертная оценка семейной ситуации, которую могли бы делать независимые социальные службы. Тогда решение суда было бы максимально объективным.
— Для таких процессов и судей надо готовить.
— Конечно. Но и органы опеки необходимо готовить. И социальных работников. А судей нужно готовить так, чтобы они могли принимать профессиональные решения в этой сфере. Чтобы они были знакомы с детской психологией, с теорией привязанности.
«Отбирать ребенка из-за бедности нельзя»
— Вы сказали, что сейчас опека принимает решения на глазок. А все-таки есть у сотрудников органов опеки, которые выходят в семью для оценки ситуации, хоть какой-то алгоритм?
— Ситуация везде разная, но я знаю, что во многих регионах используют анкеты. Это такая шпаргалка: что надо посмотреть в семье для того, чтобы сделать вывод о ее состоятельности в отношении ребенка. Однако все эти анкеты для людей, которые не являются специалистами, на самом деле — формализм.
— Почему?
— Я вам сейчас дам анкету, придете в чужую семью оценивать, хорошая там мама или нет. Будете ходить по всем семьям подъезда — и в каждой семье увидите разную ситуацию, даже если по пунктам анкеты они будут одинаковые. Вот в анкете написано: у ребенка должно быть спальное место, игрушки. А если у ребенка родители йоги и предпочитают спать на полу? Или это восточная семья, которая привыкла спать, есть, жить на коврах? А есть много родителей, которые считают, что игрушками должны быть предметы из реального мира — кастрюли, ложки, фасоль с макаронами.
И что, мы в таком случае решаем, что они не прошли тест и ребенка надо забрать? А ребенок любит родителей, родители о нем заботятся. Есть миллион разных семейных ситуаций, и к каждой надо подходить индивидуально.
Задача специалиста — определить, есть ли реальная угроза жизни и здоровью ребенка. И очень часто это не определишь сразу. Нужно наблюдать.
Если ребенок не избит, если нет следов сексуального насилия, если он позитивен, но при этом поступил сигнал на эту семью, специалист может понаблюдать за ребенком и семьей в естественной среде. Сигнал может быть ошибочным, из-за этой ошибки не должны пострадать люди.
— А если очевидна угроза?
— Да, такие ситуации тоже бывают часто, к сожалению. Но и для их грамотного разрешения действующие законодательные нормы слишком расплывчаты. Вот поступил сигнал в органы опеки — слышны крики, то есть, возможно, происходит какое-то насилие в отношении ребенка. У специалиста есть 20–30 минут, чтобы понять, реально ли в семье ребенку опасно. Он входит в дом и топчется на месте или ходит по комнатам, в зависимости от своей компетентности. Да, если он сразу увидел ребенка, привязанного к кровати, то есть шанс вмешаться и спасти. А если не увидел? Если родители говорят, что ребенок на занятиях, в школе, секции, а ребенок в это время заперт в сундуке под кроватью? И специалист опеки уйдет, а ребенок погибнет. Так просто не должно быть.
Если есть серьезное обвинение, есть подозрение, на него однозначно надо реагировать, потому что дети беззащитны перед взрослыми. Нужно провести расследование, изучить ситуацию, опросить соседей, родных, специалистов в школе или детском саду, при необходимости подключить психолога — и сделать выводы. Если семья не знает, как накормить маленького кричащего ребенка, надо прислать специалиста, который ей поможет. Если у нее нет денег на питание — дать ей питание. А если семья принципиально не хочет вообще кормить ребенка, сознательно морит голодом, тогда нужно ребенка от этой семьи спасать, потому что это опасно для его жизни.
— Я часто в командировках сталкиваюсь с такой ситуацией: у семьи грязное, обшарпанное жилье, с потолка сыплется штукатурка, в углах плесень, отопление плохое. Опека говорит, что детям в подобном доме жить нельзя. И детей забирает. Это правильно?
— Нет, если эти условия не мешают ребенку жить в безопасности. И даже если мешают — например, под полом живут крысы или в доме холодно зимой без отопления, то надо помочь семье с ремонтом, с арендой нового жилья. Но отбирать у нее ребенка из-за бедности нельзя.
«И если случилось так, что ребенка надо отдать, то ни в коем случае нельзя его, как вещь, выхватывать из семьи»
— Я должна еще спросить вас о громкой истории, которая недавно попала даже на федеральные телеканалы. Ребенка из приемной семьи по решению суда забрал кровный отец, девочка фактически с рождения росла с приемными родителями, отца не видела и не знает, и вот он спустя четыре года уносит ее, кричащую, из дома, который она любит, в чужой дом, который она не знает.
— Это трагическая для ребенка ситуация, в которой виноваты все. Потому что думали о себе, а не о ребенке.
На самом деле сотрудники государственных служб и сами семьи у нас зачастую не понимают, чем отличаются друг от друга такие формы устройства, как приемная семья, опека и усыновление.
Институт приемной семьи предполагает, что ребенок может быть возвращен в биологическую семью. Приемная семья — это форма, когда у семьи договор с государством, и по этому договору она выполняет обязательства в отношении надомного воспитания ребенка за определенную плату. К сожалению, у нас органы опеки никогда не предупреждают семьи о возможных последствиях такой формы устройства. Не рассказывают, какая реально у ребенка ситуация в кровной семье, или гарантируют, что за ним никто не придет, а это не соответствует реальности.
Смотрите, что получается: работа по возвращению детей в кровную семью не выстроена, поэтому решение органов опеки об изъятии детей основывается часто просто на личном впечатлении специалистов этих органов. После изъятия ребенок может быть устроен в приемную семью, при этом его кровные родители еще не лишены прав. И они могут попытаться вернуть ребенка. И тогда все в стрессе — приемная семья, ребенок, кровная семья. Нельзя так. Приемная семья должна с самого начала понимать, что ребенок у нее, может быть, не навсегда и что его, возможно, придется вернуть в кровную семью. Тогда таких тяжелых ситуаций не будет.
А если случилось так, что ребенка надо отдать, то ни в коем случае нельзя его, как вещь, выхватывать из семьи. С ним должен поработать психолог, чтобы понять, насколько маленький человек готов к переходу в другую семью. Ребенок должен какое-то время встречаться с кровной семьей и привыкать к ней, не расставаясь и с приемной, процесс передачи необходимо провести мягко и дружелюбно. Все это — составная часть нормальной социальной работы с семьей. Но ничего этого у нас сегодня нет. Известно множество случаев, когда кровная семья попала в трудную ситуацию и еще не успела в себя прийти, а ребенок уже в чужой семье. Или обратная ситуация, когда кровная семья восстанавливается в правах не ради ребенка, а ради каких-то своих интересов (да хоть бы ради материнского капитала), а ребенка ей отдают, не особенно разобравшись во всех тонкостях. И в таком случае возможна ситуация повторного возврата ребенка из кровной семьи в детский дом.
Хотя, конечно, я абсолютно согласна с тем, что у кровной семьи должен быть приоритет. Любому человеку важно знать, кто он и откуда. И по возможности расти дома, без стрессовых выдергиваний из семьи и адаптации в новом месте с другими людьми. Поэтому помочь семье, которая не причиняет серьезного вреда своему ребенку, а тем более не причиняет его сознательно,— главная задача.
— В Хакасии органы опеки забрали у приемной матери семерых детей и тут же разместили их в других приемных семьях. Из открытых источников известно только, что один из мальчиков посещал детский сад с косичкой с розовой резинкой, и это якобы стало причиной такого решения органов опеки.
— Я не знаю досконально, какие там на самом деле претензии у опеки, но суд в итоге принял решение вернуть детей приемной маме, подтвердив, что опека была все-таки неправа. Я не исключаю, что у опеки были какие-то другие основания помимо резиночки и косички. Но, как я уже говорила, такие решения сейчас принимаются абсолютно субъективно. Вот не нравится человеку, что происходит в семье, и он принимает решение изъять детей. Без досконального изучения ситуации, без работы профильных специалистов. Без попытки сначала наладить с семьей диалог. Вся система в этой части абсолютно хаотична. Я очень надеюсь, что она постепенно выстроится, потому что нельзя определять жизнь живых людей, детей и взрослых, случайными решениями.