музей выставка
В Музее архитектуры открылась выставка "Еще один подвиг Петра Барановского". Она представляет тридцать фотографий из фонда Барановского — коллекцию несохранившегося музея деревянной скульптуры Болдин-Троицкого монастыря. Комментирует ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.О Петре Барановском (1902-1990) писать довольно трудно. Если бы не некоторая опасливость РПЦ, этого человека давно бы канонизировали. Даже при том, что в 20-е годы он, по слухам, с мандатом Наркомпроса входил в церкви, останавливал службу и объявлял храм музеем — тем спасая храмы от разорения. Православный святой в ХХ веке должен быть именно такой — беспримерная смелость и совершенное самоотречение у Барановского соединяются с чудесной удачливостью в осуществлении, казалось бы, невозможных для советского времени предприятий.
Судите сами. В 1919 году он спас Ярославль, после эсерского мятежа уговорив местные советы начать восстанавливать разрушенные храмы и создать реставрационную мастерскую. Все сегодняшние храмы Ярославля — результат работы этой мастерской. В 1924 году спас Болдин-Троицкий монастырь, объявив его музеем. В 1931 году спас от сноса собор Василия Блаженного, то ли заперевшись в заминированном соборе, то ли еще как-то. В медвежьих углах, по Двине и Пинеге, обмерял, разбирал и перевозил погибающие деревянные храмы, создал музей деревянного зодчества в Коломенском. Помимо этого, создал музей Андрея Рублева в Андрониковом монастыре и чудесным образом обрел место захоронения святого и узнал дату смерти (с научной точки зрения и то, и другое спорно). Спас Крутицкое подворье, Английские палаты в Москве, церковь Параскевы Пятницы в Чернигове и еще сотню храмов. Святость его проявлялась не столько в том, что он не сгинул в лагерях, что он падал с лесов и не разбивался, что сотни людей находили у него совет и ободрение, хотя все это и было. А в том, что он ухитрялся убедить советских начальников в необходимости остановить сносы, что он находил на Пинеге пароходы для вывоза храмов, а во время гражданской войны — деньги на создание реставрационных мастерских.
Проблема в том, что деятельность святых совершенно не укладывается в формат газетного текста. Сделанное ими не то чтобы не подлежит оценке таким способом — просто оценка получается какая-то глупая. Ну вот возьмем эту выставку.
Что мы знаем? Знаем, что собрал Петр Григорьевич где-то в верхнем Поднепровье деревянную скульптуру и свез ее в Болдин-Троицкий монастырь. Как-то он не верил в будущее музея в монастыре, коллекцию поэтому сфотографировал, и как в воду глядел. В 1929 году музей расформировали, коллекцию перевезли то ли в Дорогобуж, то ли в Ельню, и дальше она исчезла. Остались снимки. Откуда вещи — точно неизвестно. Какого времени, кто делал — неизвестно. То ли примитив XVIII века, то ли уникальные памятники раннего восточноевропейского маньеризма XVII. Выглядит странно — то ли польское барокко, то ли русский лубок. Оценить их с научной точки зрения — никто не оценивал, потому что и руки не дошли, и материал непонятный. Оценить с эстетической тоже затруднительно, потому что есть эстетика шедевров барокко, а есть эстетика русского коромысла — а это как раз посередине, и на такую середину глаз не настроишь. То думаешь, какой ужас, что такие вещи бесследно пропали, потому что это целый пласт русской культуры, то думаешь, может, оно и неплохо, потому что такой пласт лучше никому не показывать.