Если бы чиновники составляли перечень терминов года, в 2016 году в него попала бы "прослеживаемость", о которой заговорили на разных уровнях — от ЕАЭС до обсуждений отраслевых стратегий. Рассказывая о ней, чиновники описывают идеального активного гражданина, считывающего на смартфон метку товара и узнающего его происхождение и компоненты. На практике речь может идти скорее о росте возможностей государства узнать, где искать левую, серую и незаконную продукцию, как выявлять нарушителей и за счет чего можно собирать больше налогов.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Государство сделало еще пару шагов к тому, чтобы знать больше о гражданах и бизнесе — за счет введения маркировок товаров и дистанционного контроля. Минпромторг и ФНС ввели маркировку шуб и запрет на их продажу без RFID-меток в августе 2016 года. За четыре месяца количество товаров в легальном обороте выросло в 13 раз, а оборот втрое превысил весь оборот 2015 года. Жалобы бизнеса на издержки и нехватку меток чиновники, похоже, всерьез не восприняли. Распространение запрета на весь ЕАЭС задерживается из-за межгосударственных причин (пилотный проект продлевают на территории союза до конца 2018 года), но в ЕЭК рассчитывают, что, когда он будет введен, фискальные поступления в пяти странах ЕАЭС вырастут на $500 млн в год. Следующая на очереди — маркировка лекарств: с марта 2017 года Минздрав проведет эксперимент со штрихкодами на препаратах от рака крови, гемофилии, муковисцидоза и других редких заболеваний, чтобы проследить их на пути от производителя до аптеки и проконтролировать ценообразование.
В перспективе чиновники готовятся прослеживать всю цепочку производства, импорта и продажи товаров. Большим Братом готовится стать ФНС. Ведомство успешно отслеживает уплату НДС, собрав в 2016 году на 4,5% больше налогов, чем в 2015 году. Среди процедур, к которым готовится служба в 2017 году,— выплата страховых взносов, внедрение онлайн-касс и интеграция налоговых и таможенных баз данных. В перспективе нескольких лет заработают и система АСК "Налог-3", позволяющая отслеживать уплату налогов помимо НДС, и единая база идентификации граждан по разрозненным данным загсов.
Интерес к маркировке проявили разные ведомства. Так, Роспотребнадзор предложил создать систему для прослеживания оборота продовольствия, Минпромторг хотел бы отслеживать товары легкой промышленности и древесину, а Минфин уже подготовил законопроект о маркировке — для контроля оборота маркированных товаров, подтверждения их подлинности и противодействия незаконному ввозу и обороту. Их энтузиазм поддерживают и накопленный опыт ФНС, и снижение затрат: по данным statisticbrain.com, только с 2005 по 2016 год цена хранения 1 Гб данных в мире снизилась в 65 раз — с $1,2 до $0,019.
Среди ближайших задач ведомств — борьба с незаконным оборотом товаров (серым импортом, неучтенной продукцией, контрафактом и фальсификатом): никто толком не знает, сколько его в РФ. По данным Минпромторга — от 5% до 30% в зависимости от отрасли, по оценкам ВШЭ — от 4% в табачной до 40% в алкогольной продукции. Пока из-за отсутствия точных данных нельзя отследить и потери — оценка ущерба производителям от контрафакта в 3,9 млрд руб. в 2015 году несопоставима с триллионными оборотами розницы. Впрочем, бизнес пока реагирует на идеи властей вразнобой — если легальные и крупные участники рынка во многом поддерживают "расчистку" рынков, то мелкие предприниматели удаленных регионов грозят уходом в тень от избыточной, по их мнению, прозрачности.
Глубина этой прозрачности также пока неясна. Если в рознице цепочка поставок "оборвется" на прилавке, то при контроле оборота льготных лекарств государство как раз рассчитывает на знание не только производителя и посредников, но и потребителя каждой упаковки. На степень прозрачности немало повлияет и то, как и какие базы данных будут интегрированы и кто и какие выводы сделает после их анализа. В 2013 году два исследователя Стэнфорда (Лиран Эйнав и Джонатан Левин) резонно предположили, что накопленная статистика цен и потребительского поведения позволит точнее отслеживать инфляцию, анализировать эффективность социальных программ и экономической политики для конкретных групп бизнеса и потребителей, а не только для экономики в целом. Может быть, к 2018 году и мы, и чиновники будем знать о теневом секторе экономики России больше, чем нам хотелось бы.