«Я ничего не могу тут изменить и просто жду — терпеливо, как и все»
16 мыслей о России немецкого архитектора: 1932–1933 годы
В 1932 году Рудольф Волтерс (1903-1983), доктор архитектуры, специализирующийся на транспортных сооружениях, подписал контракт на работу в СССР, где уже трудились десятки западных архитекторов. В отличие от большинства из них, вдохновленных коммунизмом и приехавших буквально строить новый мир, Волтерса интересовала просто работа, соответствовавшая его квалификации, которой в Германии не было из-за кризиса. Он получил распределение в Новосибирск, где планировалось строительство вокзала, но на месте обнаружил, что масштабные стройки если не заморожены, то буксуют: к началу второй пятилетки для их реализации не хватало ни денег, ни кадров. Волтерс без особого энтузиазма проработал положенный год (сохранилось несколько разработанных им для Новосибирска проектов) и вернулся в Берлин, где написал книгу об СССР.
Рудольф Волтерс «Специалист в Сибири»
Rudolf Wolters “Spezialist in Sibirien”
В 1932 году Рудольф Волтерс (1903-1983), доктор архитектуры, специализирующийся на транспортных сооружениях, подписал контракт на работу в СССР, где уже трудились десятки западных архитекторов. В отличие от большинства из них, вдохновленных коммунизмом и приехавших буквально строить новый мир, Волтерса интересовала просто работа, соответствовавшая его квалификации, которой в Германии не было из-за кризиса. Он получил распределение в Новосибирск, где планировалось строительство вокзала, но на месте обнаружил, что масштабные стройки если не заморожены, то буксуют: к началу второй пятилетки для их реализации не хватало ни денег, ни кадров. Волтерс без особого энтузиазма проработал положенный год (сохранилось несколько разработанных им для Новосибирска проектов) и вернулся в Берлин, где написал книгу об СССР. Она вышла в 1933-м и 1936-м и больше в Германии не переиздавалась — из-за связи Волтерса с Альбертом Шпеером, главным архитектором и министром вооружений Третьего рейха. Волтерс был сокурсником Шпеера, в 1937-м стал сотрудником его бюро, работавшего над гитлеровским планом реконструкции Берлина, а после войны, когда по приговору Нюрнбергского суда Шпеер 20 лет сидел в одиночной камере Шпандау, Волтерс помогал его семье и сумел наладить секретную переписку, легшую в основу знаменитых шпееровских воспоминаний. В России книга Волтерса вышла в 2007 году в Новосибирске (перевод Дмитрия Хмельницкого) и с тех пор переиздавалась дважды — и не только потому, что в ней содержится масса ценных сведений о жизни в СССР начала 30-х. Взгляд Волтерса оказался очень современным — по его мнению, о гуманности и эффективности политической системы гораздо точнее, чем идеология, какой бы она ни была, свидетельствуют устройство парка или рабочего барака, расписание транспорта или праздничное убранство столицы.
1
Поезд медленно вкатился на маленькую станцию, проехав под своего рода триумфальной аркой, на которой было что-то написано большими буквами по-русски. Прибывший этим же поездом болгарин, восторженный почитатель России, перевел: "Привет рабочим Запада". Следовательно, это касалось и меня. На обратной стороне арки было написано: "Коммунизм уничтожит все границы". Прекрасные слова для 160 миллионов запертых советских граждан!
2
Насколько сильно мы в Германии пытаемся придать улице с помощью строительных правил по возможности общий характер — тем более что каждый строит на свой фасон,— настолько же сильно русские пытаются разодрать на кусочки улицу, у которой один заказчик — государство.
3
Гостеприимность — высший неписаный закон. Никогда меня не принимали так сердечно и с открытой душой, как в Новосибирске. Приходишь вечером в бедное жилище, сразу же ставится самовар, на столе появляется водка, селедка и немного черного хлеба — все, что есть у любезных хозяев, все для гостя.
4
Очередь стоит перед будкой, где продается квас. Еще одна будка с парфюмерией. Тысячи бутылок и бутылочек, прозрачных и цветных, всех размеров и форм предлагаются на продажу. Государство заваливает своих граждан хорошо пахнущими жидкостями. Пять рублей, десять рублей, двадцать рублей флакон. Никто не покупает.
5
Страсть русских к речам чудовищно сильна, и каждый должен был то, что говоривший до него долго и подробно описывал, повторить еще раз. Было бы не страшно, если бы все члены комиссии повторяли одно и то же. Но, к сожалению, обязательно находился кто-то, кто придерживается другого мнения, и начинался бесконечный шабаш, дебаты дилетантов на технические темы.
6
Бедные дети вырастают в яслях, детских садах и школах <...> и с самого начала получают такую прививку коммунизма, что приобретают иммунитет ко всему, что исходит не от Сталина.
7
Дилетанта редко подкупает органически сформированный план города; ему нравится в первую очередь такой план, который в целом, с площадями и улицами, выглядит как геометрическая фигура. Я злился до бесконечности, когда мне, как, впрочем, и другим немецким градостроителям в России, повторяли, что генплан функционирует, несомненно, хорошо, но архитектура плохая и скучная.
8
Проекты, которые тормозились постоянными изменениями программы и согласование которых зависело от бесчисленных комиссий, нельзя было производить как вагонетки угля аккордно, путем ударной работы. Однако это было у нас проделано <...> и в конечном счете все звались только "инженер-ударник" или "техник-ударник".
9
Если всюду снижались темпы производства, то делалось это в интересах того, кто особенно пострадал от кораблекрушения,— сельского хозяйства. Высшему руководству стало постепенно ясно, что если строительство промышленности и дальше пойдет в том же темпе, то однажды промышленность будет построена, а население вымрет.
10
Семейной жизни практически больше не существует. Причина не только в ужасном недостатке жилья и том, что все живут в хаотической тесноте, но и государственных законах, которые представляют пролетариям полную свободу, в том числе и от ответственности.
11
Даже если на сцене можно было увидеть только пропагандистские пьесы Максима Горького и его учеников, то игрались они неплохо; театральная игра у русских в крови. <...> Концерты тоже были весьма средними, исполнялась, как это ни странно, только романтическая европейская музыка, начиная с Пуччини и д'Альберти. Шуберт тоже значился в первом ряду, и каждый певец исполнял колыбельную Моцарта "Спи, моя крошка, усни...". Русские размякали.
12
Прокатные цеха были построены, но не запущены. Доменные печи были возведены, но не разжигались. Вместо этого в Прокопьевске горела целая гора с лучшим углем в мире. Шахты затапливало, поезда сходили с рельсов. ГПУ постоянно приезжало из Новосибирска, чтобы искать виновных там, где их не было, конструировать акты саботажа там, где причиной была глупость.
13
По утрам, с началом работы, у дверей стояли в качестве проверяющих пионеры и комсомольцы, и каждый, кто хотя бы на минуту опоздал на работу, находил потом свое имя вывешенным на черной доске или в стенгазете. Помогало это, в общем, слабо, поскольку русские к общественному порицанию были полностью равнодушны.
14
В далекое сибирское хозяйство, где работают около сотни человек с размерами обуви, скажем, от 35 до 45, невозможно завезти все размеры, а только стандартные, скажем, 38 и 42. Но чем больше работающих и чем ближе они к цивилизации, тем больше шансов достать одежду подходящего размера. Отсюда стремление — обратно в большие города.
15
На Театральной площади выстроен из дерева прокатный стан больше натуральной величины. "Блюминг" — написано над ним светящимися буквами. Напротив — покрашенный красным трактор величиной с дом. Символы новой государственной религии, которые благоговейно почитает народ: блюминг и трактор.
16
Я сажусь на чемодан, жду и разглядываю ставший лагерем народ, который, в свою очередь, глазеет на меня. Жду и удивляюсь самому себе, что я больше не раздражаюсь из-за опозданий. Напротив, я уже сейчас знаю, что до наступления темноты вряд ли окажусь на пароходе. Я ничего не могу тут изменить и просто жду — терпеливо, как и все люди, некоторые из них ждут здесь уже днями и неделями.