 |
| Хоронить Батю пришел весь Комсомольск-на-Амуре |
Приезжая в Комсомольск-на-Амуре, не знающий местных обычаев человек испытывает такое чувство, как будто попадает в зону. Обо всем нужно спрашивать у воров. Власть "законников" здесь распространяется повсюду, но при этом самих воров почти никто из простых смертных не видит. Лично они подключаются, как правило, лишь к наиболее крупным проблемам. Таким, как, например, невозврат заводом многомиллионного долга за газ или электроэнергию, к разборке между коммерсантами — кому из них поставлять в город водку или "держать" в Комсомольске частный автотранспорт.
Вопросы помельче — открытие торговой палатки, устройство больного на операцию или решение вопросов с участником ДТП, который отказывается оплатить ущерб или, наоборот, требует слишком много,— решаются на уровне "бродяг" или "правильных пацанов", стоящих ступенькой ниже воров на уголовно-иерархической лестнице. С бродягами горожане и гости Комсомольска тоже сталкиваются нечасто. Обращаться с вопросом в систему можно и нужно через рядовых "общаковских", которые передадут просьбу по инстанции и сообщат об ответе старших.
Думаю, что не переборщу, если скажу, что каждый комсомольский парень в возрасте от 15 до 20 является членом "Общака" или же мечтает и готовится им стать. Пацаны в черных брюках со стрелками, черных ботинках, черных кожаных куртках и черных же кепочках или фуражках, сдвинутых на затылок, сидят в холлах гостиниц, в ресторанах, офисах коммерческих фирм и в магазинах, дежурят на стоянках городского и частного транспорта, патрулируют улицы. Глаза, уши, а если надо, то и кулаки местной власти — оргпреступного сообщества "Общак".
 |
| Венки были пышными, скорбь — неподдельной. Каждому, кто пришел на похороны, покойный чем-то помог в жизни |
Вернувшись обратно в "Восход", я подошел к той же дежурной и спросил, где найти "ребят". Узнав, что они в ресторане на восьмом этаже, поднялся туда. Честно говоря, было страшновато: в зале небольшой кафешки сидела одна братва, человек 50. Было видно и по внешности, и по говору, что братки приехали из разных регионов: с Кавказа, из Якутии, Краснодарского края, Средней Азии, Сибири. Но все они были и похожи друг на друга: коротко стриженные, шрамы, татуировки...
 |
— А зачем? — спросил он.
Я стал объяснять, что, мол, ушел хозяин Дальнего Востока, его личность интересна людям, и тут же был довольно грубо перебит на полуслове:
— Какой может быть интерес к смерти человека?!
— Интерес не к смерти, а к жизни покойного, вместе со смертью которого в прошлое уходит эпоха воровского порядка...
Говорили мы минут двадцать. К нам присоединились еще несколько комсомольских бродяг. Я объяснял, что на ментов или бандитов не работаю, деньги получаю только в редакции, никого не собираюсь подставлять и вообще постоянно пишу про подобные мероприятия, причем делаю это по-честному. В подтверждение своих слов достал из кармана ксерокопии номера Ъ, в котором писал про похороны московского "законника" Савоськи. Бродяги внимательно изучили статью, немного посовещались. Тот, кого я счел главным, вынес вердикт:
— Пацан ты вроде нормальный. Про батю Савосю написал правильно. Да и здесь подошел, представился по-честному. Поэтому селись. На вахте, да и вообще в городе, если будут какие-то проблемы, говори: комсомольские бродяги за меня сказали. Если спросят кто, скажешь — Валера Банан.
Ребята объяснили, что вопрос моего присутствия на похоронах Бати они решить не могут. Это прерогатива воров.
— Я замолвлю за тебя словечко,— сказал Артур, который был, как потом выяснилось, особо приближенным к вору Витьку, приехавшему из Тюмени.— Только смотри, будешь с ворами разговаривать, не вздумай произносить слово "интересно". Говори: "Приехал писать правду".
С этого момента жизнь моя стала налаживаться. Передав администратору магическую фразу: "За меня комсомольская братва сказала", я тут же получил отдельный номер. Через пять минут прибежала горничная, спросила, не надо ли чего. А еще через пять минут раздался звонок по телефону, и приятный женский голос сообщил, что его обладательница будет рада "скрасить мое одиночество", причем совершенно бесплатно. Узнав, что я приехал на похороны Бати, отказался брать деньги таксист, которого я попросил довезти меня до ночного магазина.
 |
| Валера Банан: "Порву любого, кто в Батин город сунется" |
— Давай, братан, пивка попьем...— начал Саня.
— И о делах наших скорбных покалякаем? — вспомнил я фразу из известного фильма.
— И об этом тоже,— серьезно сказал он.— Посмотрим, что ты там назаписывал. А то вы, члены-корреспонденты, все такие: вам говоришь одно, а потом читаешь другое.
К такому раскладу я не был готов. На редактирование у меня просто не оставалось времени: в 19.00 по Москве я должен был сдать материал. Но возразишь — не пустят на похороны. Пришлось искать "консенсус":
— Смотреть, братки, уже некогда. Иначе текст не успеют поставить в газету. Единственный вариант — редактировать и править уже по ходу того, как я буду диктовать.
Договорились. Пока я диктовал, братки внимательно слушали, понемногу отхлебывая пиво. Принципиальных возражений не возникло, хотя мелкие претензии, конечно, были.
— Стой,— перебил меня Саня, когда я произнес настоящее имя одного из воров.— Никаких имен. Ты уедешь, а нам здесь жить, да и вообще, ментам лишнюю информацию давать не надо.
С ним согласились и остальные. Тогда я предложил им самим выбрать себе новые имена. Так они и стали Артуром, Саней и Олегом, а тюменские воры — Витьком и Севой.
— А мне по х..! — сказал Валера Банан.— Так и пиши: "Ба-нан". Украл по-малолетке вагон бананов, и теперь меня все так кличут. И еще напиши: порву любого, кто в Батин город сунется. 'Курков' не хватит — вот этими зубами загрызу.
И Валера угрожающе оскалил два ряда золотых зубов.
Артуру не понравилось выражение "пили чифир".
— Обыватель не поймет. Подумает, что все здесь наркоманы. А чифир — это не наркотик, он просто тонизирует, усталость снимает. Напиши лучше — "взбодрялись чифирком".
Последнее замечание поступило от Олега, которого я назвал "общаковским бригадиром":
— Это ваши солнцевские и коптевские делятся на всяких там "бригадиров", "звеньевых", "пехотинцев" и проч. А мы все равные. Так и пиши: пацаны, братки, бродяги.
— А старших-то можно ворами называть? — спросил я.
— Конечно. Все же понимают, что вор — это звание, а не специальность. Тот, кто ворует, — это не вор, а "крадун".
На следующее утро, перед похоронами, ко мне прибежал мальчишка: "Вас зовут". Звал Банан.
— Слушай, братан, расклад такой,— сказал он.— Короче, нашим старшим сейчас не до тебя. Но Витек просил передать, что он разрешает тебе присутствовать на похоронах. Так что если кто из наших будет подходить с претензиями, можешь смело говорить: "За меня тюменские воры сказали".
На период безвластия, образовавшегося после смерти Джема, присматривать за городом пригласили тюменских воров. Как объяснили "общаковские", все комсомольские "законники" находятся в розыске, поэтому править городом им несподручно. Пока же воры будут искать постоянного "смотрящего" за Комсомольском, контролировать местную братву будут тюменские.
 |
| Могила Бати заняла видное место на кладбище |
В течение всей церемонии, которая длилась с 11 утра, когда гроб с телом Евгения Васина привезли в местный ДК "30-летия Октября" для прощания, и до 18 вечера, когда провожающие приехали на поминки в ресторан "Родник", я не видел ни одного журналиста и ни одного милиционера.
Объяснялось это тем, что журналистов и, конечно, стражей порядка Батя не жаловал. Здесь вообще не было ничего из того, что недолюбливал покойный: ни музыки, ни речей. На похоронах воров и "авторитетов" народу всегда бывает много — две-три сотни братков да друзей покойного. В этот раз были десятки тысяч. Хоронить Батю, казалось, пришел весь Комсомольск: мужчины вовсе не блатной наружности, женщины, дети, старики, инвалиды на костылях или даже в колясках.
Организацию церемонии полностью взяли на себя "общаковские". Они выводили пьяных, размещали больных в машины "скорой помощи", помогали старикам и инвалидам подняться по ступенькам. Регулировали дорожное движение на 20-километровом участке автодороги от ДК до кладбища "Старт", куда повезли хоронить Джема.
"Воровской наказ" позволил мне беспрепятственно пройти через все кордоны к ДК, но не сработал, когда я вытащил ручку и блокнот, чтобы переписать какую-то надпись на ленточке венка. На троих незнакомых "общаковских", подлетевших ко мне, магическая фраза о тюменских ворах, которые "за меня сказали", не подействовала. "Сейчас выясним",— сказали ребята, видимо, состоящие в ранге бродяг, и повели меня к вору Севе, с которым я до этого еще не встречался.
— Присутствуйте, раз уж вам разрешили,— сказал Сева после того, как я представился ему лично.— Но записывать и фотографировать ничего нельзя. Ребятам это не нравится. Лучше с людьми пообщайтесь.
Пообщался. Ко всем собравшимся у ДК я обращался с одним вопросом: "Почему вы пришли на похороны Джема?" Выяснилось: покойный всем им чем-то помог.
— Батя спас меня от разорения,— рассказал таксист-частник Василий.— Я ударил в зад "Мицубиси-паджеро" какого-то "авторитета". Несильно в общем-то, но насчитали 800 долларов. Таких денег у меня не было. Договорились, что я сначала продам свою машину, а потом отдам. Однако этот козел поставил меня на счетчик, и за десять дней, пока я искал покупателя, сумма долга выросла до 8 тысяч. Пришлось идти к Петровичу. Тот сказал: 100 процентов в день — это беспредел. Отдашь, как в Сбербанке, из расчета 800 долларов плюс 13 процентов годовых. Так я и сделал.
— С меня в прошлую зиму два раза подряд шапку снимали,— говорила молодая мама Света, пришедшая на похороны с грудным ребенком на руках.— Я тоже пожаловалась Евгению Петровичу. Так их, говорят, его ребята нашли. Во всяком случае, они вернули мне обе шапки.
— С шапками была целая история,— прокомментировал рассказ Светы "общаковский" Саня, который присматривал за мной.— Завелась у нас тут шайка наркоманов, снимали зимой шапки. Батя велел: поймать и наказать. Так и сделали: специально дежурили по ночам, женщин в лисьих шапках впереди себя посылали. Переловили всех и разобрались. Кстати, этот указ Бати вызвал у нас тут неоднозначную реакцию: по закону вор не может запретить другому вору воровать. Но Петрович сказал: "Кошельки — пожалуйста, а шапки — нет, это не воровство, а беспредел". И объяснил свое решение: "Ведь у нас температура зимой минус сорок, человек может просто замерзнуть, пока дойдет до дома без головного убора".
— А мне Петрович сына, тоже Женьку, в хабаровскую туберкулезную больницу устроил,— рассказала Босячка ("Какая я тебе Валентина Георгиевна, когда у меня 18 лет лагерей за плечами. Называй, как все, Валькой Босячкой").— Женька работал грузчиком в одном из продмагов Бати, стал подворовывать, и тот его выгнал. А когда беда пришла, зла не стал вспоминать, отправил моего сына лечиться.
50-летняя Босячка выросла вместе с Джемом на Скоростных — так назывался район города, где возводили скоростным способом первые бараки. И даже помнит, почему будущего Батю прозвали Джемом.
— К повидлу это не имеет никакого отношения. Когда мы были еще детьми, в нашей компании называли его сначала Женя, потом Жека, Джек и Джем. Вот и вся история.
Вернувшись в ДК, я с огорчением выяснил, что мое "авторитетное" положение здорово пошатнулось. Адвокат Васина Сергей Бабаев распечатал из интернета мою статью о подготовке к похоронам и принес ее на церемонию. Заметка не понравилась и Бабаеву, и ворам. Адвоката возмутило то, что я назвал "Общак" оргпреступным сообществом, а Севу — упоминание о чартерах, на которых прилетели на похороны "законники".
— Откуда вы это взяли? — раздраженно спросил он.— У нас и денег таких нет. Да и вообще, акценты вы неправильно расставили. Не о том надо было писать.
— Короче, сейчас не до этого, а завтра, по-трезвому, будем разговаривать,— подытожил Витек.
На похороны мне все же разрешили поехать и даже пригласили помянуть Батю в "Родник", но сразу же после поминок я почувствовал, что прежней дружбы с "общаковскими" нет. Братки перестали заходить в гости и приглашать к себе, бесплатные девушки больше не звонили, а горничная, постучав в дверь, вежливо поинтересовалась, когда я собираюсь улетать.
Последнюю проблему в этой командировке — отправку в редакцию фотографий — мне тоже пришлось решать самому. В воскресенье в Комсомольске не работает почтамт — единственное место, где есть платная электронная почта. Пришлось искать e-mail по коммерческим структурам. Люди здесь добрые, отзывчивые. Мельком взглянув на редакционное удостоверение, менеджер в первом же офисе сказал: "Без базара", и открыл крышку сканера. Однако как только молодой человек увидел, что изображено на карточках, он изменился в лице, пробормотал: "Минуточку", и побежал звонить директору. А вернувшись, сказал, что не может выполнить мою просьбу. В другой фирме неожиданно сломался сканер. Только в третьей мои фотографии отправили в Москву. Менеджер очень торопился к своей девушке, ждавшей на улице, поэтому даже не взглянул на карточки с изображением могилы некогда всемогущего Бати.
А "трезвый разговор" с ворами у меня так и не состоялся. В первой половине воскресенья я честно ждал звонка, сидя в номере, но, видимо, Витьку с Севой было не до меня. Нужно было отправлять на родину тело вора Цицки, летевшего на похороны из Москвы и умершего на подлете к Хабаровску.
 |
|