 |
| Путин может попасть в старую ловушку, в которую попадали его предшественники Горбачев и Ельцин, стремившиеся к Западу с распростертыми объятиями и получившие в ответ гораздо меньше того, на что расчитывали |
Накануне техасского саммита Джорджа Буша и Владимира Путина Москву и Вашингтон охватило давно забытое и, казалось бы, навсегда утраченное чувство эйфории: в ХХI веке, на новом повороте истории, Россия и Америка снова вместе, как это было в эпоху антигитлеровской коалиции в первой половине 40-х годов XX века, расставания с холодной войной в конце 80-х и в последовавший за этим период демонтажа коммунизма в начале 90-х.
"Холодный мир", определение, придуманное для состояния резкого охлаждения, в которое отношения двух держав погрузились в эпоху позднего Ельцина — раннего Путина, к началу саммита на ранчо супругов Буш в Кроуфорде как-то незаметно выветрилось из политического лексикона. Раздражители последних лет — бодание вокруг расширения НАТО, шпионский скандал с высылкой десятков дипломатов, бесконечные распри по НПРО и еще одна заноза — Чечня — разом либо забылись, либо отошли куда-то на второй план, уступив место новым надеждам на создание стратегического партнерства — партнерства, которое так и не удалось создать ни при Горбачеве, ни при Ельцине, но, может быть, теперь удастся создать при Путине, собравшемся на ранчо к Бушу.
 |
Однако означает ли взлетевший на небывалую высоту рейтинг Путина на Западе, что его техасский саммит с Бушем обречен стать прорывным и судьбоносным?
Скорее, как это ни парадоксально, может выйти наоборот. "Назовем это синдромом Горбачева--Ельцина. Положение любимца Запада на самом деле приносит мало что, кроме боли". Это не откровение из прохановской газеты "Завтра", уже проклявшей Путина за "предательство Кубы", а признание американского журнала Newsweek. По мнению Newsweek, есть немалая вероятность того, что Путин "попадет в старую ловушку", в которую попадали его предшественники Горбачев и Ельцин, стремившиеся к Западу с распростертыми объятиями и получившие в ответ гораздо меньше того, на что рассчитывали.
В эти предупреждения, если и не принимать их целиком, стоит хотя бы вдуматься. Соглашаясь на слом Берлинской стены, Горбачев рассчитывал, что после объединения Германии НАТО не будет расширяться на Восток. Однако вышло совсем наоборот. Североатлантический альянс вовсе не отказался от идеи экспансии и спустя несколько лет принял в свои ряды первых новобранцев из бывшего Варшавского договора. Сегодня в очереди стоят другие, которые, надо понимать, дождутся своего часа. Кстати, в 1991 году Горбачев тоже уходил с Кубы (выводил оттуда советскую военную бригаду) и никаких дивидендов от этого не получил.
Сменивший Горбачева Ельцин также рассчитывал, что на Западе по достоинству оценят его роль сокрушителя коммунизма. Однако и здесь надежды не оправдались. Ельцинские реформаторы в итоге почувствовали себя обманутыми Западом, который, по их мнению, так и не сумел должным образом поддержать реформы, начатые "чикагскими мальчиками" под руководством МВФ. Никто не стал, к примеру, списывать Москве старые советские долги в качестве платы за устроенные ею пышные похороны коммунизма. Заставив в 1999 году своего старого союзника югославского лидера Слободана Милошевича сдаться, Россия опять-таки не получила дивидендов, на которые рассчитывала,— не обрела никаких новых рычагов воздействия на ситуацию на Балканах. В итоге всех несбывшихся в 90-е годы надежд последнее десятилетие XX века, которое начиналось столь многообещающе, в истории российско-американских отношений стали называть "потерянным".
Есть ли гарантия, что горькая чаша в отношениях с Западом, которая не миновала Горбачева и Ельцина, счастливо минует Путина? "Если Россия в самом деле рассчитывает, что сентябрьские теракты заставят Америку отказаться от попытки односторонним путем вершить судьбы мира, ее ждет тяжелое пробуждение. Потому что если раньше существовали политические соображения, не позволявшие Вашингтону в той или иной ситуации действовать без оглядки на других, то теперь этих ограничений нет",— считает профессор Питер Рутланд из Центра российских исследований Гарвардского университета. По его мнению, нынешний "оптимизм русских" исходит из неверного понимания природы антитеррористической коалиции. Соединенные Штаты создают не долгосрочную коалицию, а временный тактический альянс, которому суждено просуществовать вовсе не годы, а месяцы или даже недели. Уступки членам этого глобального альянса строго дозированы, и США идут на них только для решения какой-то конкретной задачи. Более того, уступки одним членам коалиции, например Пакистану, могут прямо противоречить интересам других, например России.
Как далеко зайдет прогресс в отношениях США и России будет во многом определяться тем, насколько успешно пойдет торг по конкретным вопросам — торг, в котором, как ни крути, Россия выступает в качестве младшего партнера, чьи потребности во много раз превышают возможности. Теми же возможностями, которые все-таки имеются в наличии (базы в Лурдесе и Камрани принадлежали к их числу), распоряжаться следует рационально и скупо. Парадокс состоит в том, что и американская, и российская эйфория по поводу якобы возобновившейся дружбы взывает не к холодному расчету, а к самоотверженному энтузиазму, который должен выражаться в принесении все новых и новых жертв на алтарь этой самой дружбы — жертв, которые ожидаются в первую очередь от России и которые, как учит недавняя история, вполне могут оказаться напрасными.
Вряд ли Россия захочет долго продолжать в том же духе, особенно когда речь зайдет о чем-то посерьезнее Лурдеса или Камрани. А когда она воспротивится, станет ясно, что тактическому альянсу опять не суждено стать стратегическим партнерством.
СЕРГЕЙ СТРОКАНЬ
 |
|