 |
| "Нохчи борз" ("чеченский волк") — самая высокая похвала для мужчины. "Нохчи борз" должен быть воином — терпеть голод, холод и не падать духом |
Люди, которых нет
Раннее утро, Карабулак. У здания местного отделения Минфедерации России толпятся женщины. В приемной руководителя отделения Ибрагима Шадиева тем более не протолкнуться. В очереди пожилые, молодые, беременные, женщины с младенцами.
— Откуда приехали? — спрашиваю у одной из женщин, держащей за ручку хныкающую девочку лет пяти.
— С Ведено. Два месяца назад мы всей семьей уехали из палаточного городка: намучились здесь. Думали, все-таки сможем дома жить. Но после того как у наших соседей двое детей под обстрелом погибли, обратно поехали. А здесь нас с регистрации сняли, палатку нашу другие люди заняли. Не знаю, что делать, но обратно не вернусь.
— А снять какое-нибудь жилье здесь не пробовали?
— У нас денег таких нет. Здесь сейчас за квартиру просят как два года назад, когда мы из-под бомбежек выходили. Ингуши видят — людям снова деваться некуда. Правда, встречаются и добрые люди — вообще бесплатно пускают.
Напряжение чувствуется и в кабинете Шадиева, где идет ежедневное совещание с комендантами палаточных городков.
— Вы видите, что происходит?! — восклицает Шадиев.— Каждый день у нас появляются десятки новых беженцев из Чечни. Многие из тех людей, кто стоит за этой дверью, приехали сюда чуть свет прямо из районов боевых действий. Мы уже давно их не регистрируем: у нас ведь установлены жесткие лимиты! Эти люди для нас просто не существуют.
— Здесь беременные и вдовы,— осторожно вставляет комендант одного из палаточных городков симпатичная светловолосая чеченка Зара.— Им надо помочь.
— Им невозможно помочь!
Телефон раскалился. Шадиев в очередной раз отвечает на звонок. Он говорит по-ингушски, но по тому, как изменяется выражение его лица, все понимают, что произошло очередное ЧП.
— Женщина с 12 детьми из Ведено захватила милицейскую будку,— несколько растерянно объясняет нам Шадиев, положив трубку.— Из милиции звонили. Не знают, что с ней делать. Она уперлась, говорит, что никуда не уйдет и останется в ней зимовать. Если так дальше будет, то дело до поезда дойдет.
— В каком смысле? — спрашиваю я.
— В прямом. Лагерь "Бэлла", до того как стать палаточным, размещался в поезде. Люди жили в нем два года. Не исключено, что придется к этому вернуться.
— Но все-таки как насчет беременных и вдов? — еще раз настойчиво спрашивает Зара.
— Запускайте потихоньку,— обреченно машет рукой Шадиев.
В долгу как в шелку
 |
| Чеченцы любят говорить, что Аллах велел им размножаться. В некоторых палаточных городках каждая вторая женщина беременна, а свадьбы играют каждую неделю |
— Почему нам не дают теплую одежду? Дайте нам зимнюю обувь! Что они там в Москве думают?!
— Мало хлеба! Из какой муки его пекут?
— Почему нам не привозят мясо?
— Мне нужны деньги на лечение!
Сотрудники действующих в палаточных городках отделений ингушской милиции не скрывают своего негодования:
— Живут как короли — на всем готовом, почти никто не работает. Водку пьют, лезгинку пляшут, детей рожают. Каждый второй криминалом промышляет. Как только чеченцы пришли в Ингушетию, в республике сразу повысилось количество преступлений. Беженцев все больше и больше! Зачем только Аушев их привечает?
В некотором смысле ингушские милиционеры правы. В палаточных городках действительно невероятно много беременных — в "Спутнике", по официальным данным, каждая вторая женщина. Каждую неделю в "Спутнике" играют свадьбы.
— Вы заметили, какие у нас перебои со светом? А зимой его вообще почти не бывает. Что нам еще делать? — весело говорили чеченцы.— Нас мало осталось, уже можно в Красную книгу заносить. Нам размножаться сам Аллах велел. Мы народ живучий, микробы ложками кушать можем. Когда лагеря разбивали, у многих ни посуды, ни чайников не было. Так со свалки консервные банки находили, из них чай пили, и ничего.
В самых бедных семьях, где не было ничего, кроме нескольких матрасов и пары кастрюль, танцевали лезгинку и пели песни. Женщины в золотых украшениях на фоне латаных палаток — типичная картина для всех лагерей. Перебиваться с хлеба на воду, но блистать бриллиантами — это по-чеченски.
Сколько стоит перезимовать
 |
| Поскольку в Чечне все мужчины старше 12 лет живут под угрозой зачистки, молодых парней отправляют в Ингушетию в первую очередь |
Новую волну беженцев из Чечни неустроенный быт не пугает. Напротив, устроиться сейчас в лагере — большая удача. Тех, кого в палаточных городках принимают родственники, считаются счастливчиками: этой зимой у них будут кров и хлеб. Те, кто не смог устроиться в лагерях, остаются не у дел, им приходится искать жилье в частном секторе. Для беженцев, большинство которых составляют обнищавшие люди, даже несколько сотен рублей в месяц за квартиру — сумма нереальная. Чтобы снять угол и накормить семью, они цепляются за любую работу.
— Сначала обидно было. В Чечне практически у каждой семьи был большой дом или хорошая квартира, а здесь нам предлагают посуду на свадьбах мыть или туалеты чистить. Потом привыкли как-то, пришлось,— горько усмехаются в лагерях.
Владельцы автомобилей на фоне других беженцев кажутся людьми зажиточными. Основной источник заработка — извоз. Самый популярный маршрут — Слепцовск--Грозный. Такса — 80 рублей с человека в один конец.
— Много желающих? — поинтересовалась я в одном из лагерей у хозяина стареньких "Жигулей".
— Хватает,— весело ответил он.— Люди часто ездят в Чечню, чтобы получить пособия на детей или родню проведать. В последнее время из Чечни в Ингушетию рейсы выгоднее получаются: туда везешь одного-двух человек, оттуда целая машина набивается.
Золотая трасса
 |
| На последнем совещании правительственной комиссии по Чечне было объявлено, что для беженцев закупили еще 800 палаток. К зиме обещают поставить |
— Я только сегодня вернулся из Грозного. Туда не надо ехать,— убеждал меня 13-летний Хамзат Дедигов.— Вчера папу в спину осколком ранило.
— Посмотрите на этих малышей,— подхватила пожилая чеченка.— Их мать погибла несколько дней назад. Шальная пуля никого не щадит.
В Карабулаке я встретила руководителя оперативной группы Чеченской республики по возвращению беженцев Аллауди Хисимикова.
— Сейчас у нас есть 400 заявлений,— сказал Хисимиков.— Люди все-таки возвращаются. В неделю человек 50 увозим. Как раз сейчас отправляем группу. Если хотите, и вас возьмем.
Однако уехать в Чечню с беженцами не получилось: колонна застряла на несколько часов на выезде из Ингушетии в ожидании милиционеров, которые должны были ее сопровождать. В Грозный меня захватили сотрудники Хисимикова. Мы выехали на трассу Ростов--Баку во второй половине дня.
Первый блокпост прошли легко: удостоверения моих спутников подействовали на военных успокаивающе. Однако по мере удаления от ингушской границы "корочки" помогали все меньше. "Такую бумажку я на рынке могу купить!" — кричал нашему водителю каждый второй проверяющий. А при появлении БТР наша машина замедляла ход и кралась по обочине.
За полтора часа пути я насчитала 13 блокпостов.
Ночи, полные огня
 |
| Чеченские дети тоже пишут на стенах, но совсем другие слова, чем русские |
— Тишина,— сказал он, неторопливо стряхивая пепел.— Раньше на этой улице всегда шумно было: дети все время играли. Старики часто на них ворчали. А теперь, когда почти все уехали, скучаем по такому шуму.
— Но ведь многие остались. Вот вы почему здесь жить не боитесь?
— Почему не боюсь? Боюсь, почти каждую ночь не сплю. Но у меня здесь четыре дома. Куда я уеду? Все разграбят. А жену с детьми я уже давно в Назрань отправил.
Я умылась водой из ванной, одиноко стоявшей у забора.
— Не беспокойся, вода чистая, только что с колонки натаскал,— успокоил меня Магомед.
— А утюг включить можно?
— Тебе погладить надо? Конечно, можно.
 |
| С электричеством в Грозном проблемы, зато с газом все в порядке. Жители обрезают газовые трубы, оборачивают жестью, чтобы факелы не гасли от ветра, и так освещают дворы |
— Минуты две погреется — и можно гладить. Остынет, снова на огонь поставь.
Улицы Грозного — в развалинах, с зияющими черными провалами окон пятиэтажками — выглядят мрачновато. Однако здесь довольно оживленно: куда-то торопятся люди, степенно едут автобусы, снуют легковушки, на местных базарах, в магазинчиках, палатках бойко идет торговля. Передвигаться проще пешком: машины тормозят практически на всех блокпостах, которыми утыкан город.
С наступлением сумерек Грозный объят светом факелов: с электричеством в городе проблемы, зато с газом все в норме. Жители обрезают газовые трубы и оборачивают их жестью, чтобы не гасли от ветра.
Ночью грянул ливень. Мы сидели во дворе дома, наблюдая, как удивительно ровно горит огонь под струями воды, как вдруг наступила темнота. Хозяин изменился в лице.
— Быстро в дом,— тихо сказал он.
Не успели мы подняться на крыльцо, как ворота прошила автоматная очередь. Через несколько минут все стихло.
— Балуются,— объяснил Магомед.— Обычно перед тем, как ворваться во двор, налетчики всегда наступают на газовый шланг. Испугалась?
— Да,— честно призналась я.
— Не бойся. Я помолюсь за тебя Аллаху.
Засыпая, сквозь отчетливые хлопки выстрелов на улице я слышала, как в соседней комнате Магомед совершал намаз.
 |
|
