Независимые медицинские эксперты в России и за рубежом подвергли критике версию следствия о том, что цитомегаловирус (ЦМВ) стал причиной смерти пятимесячного Умарали Назарова, которого полицейские и сотрудники Федеральной миграционной службы забрали у матери, задержанной за нарушение миграционного режима 13 октября. В тот же день ребенок умер в медицинском центре, врачи которого при оформлении признали пациента «практически здоровым». Это заключение противоречит и данным прокуратуры о выявленных у него при рождении патологиях и ненадлежащих домашних условиях.
Погибший в Санкт-Петербург 13 октября пятимесячный Умарали Назаров
Фото: Из архива семьи Назаровых
Как рассказала сегодня “Ъ” адвокат семьи Назаровых Ольга Цейтлина и подтвердили в петербургском УМВД, версия следствия о смерти Умарали Назарова от ЦМВ является предварительной, а результаты комплексной комиссионной судебно-медицинской экспертизы причин смерти будут готовы лишь в конце ноября или начале декабря. Сама экспертиза, по словам адвоката, была назначена и проведена с нарушением предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом прав потерпевших, поэтому ее результаты юридически ничтожными.
Версию о ЦМВ прокомментировала “Ъ” докторант Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии им. Кулакова (Москва), кандидат медицинских наук, акушер-гинеколог Фарида Буранова. Госпожа Буранова ссылается на свой опыт медицинского сопровождения беременных, зараженных ЦМВ, и анализа летальных исходов у детей. Врач считает, что данные о состоянии ребенка при жизни «не стыкуются» с заключением судмедэкспертов, где указан «целый букет болезней»: «Судмедэксперты поставили под сомнение работу медиков, наблюдавших за ребенком, и назначавших ему прививки, в том числе противопоказанную для детей, зараженных вирусом ЦМВ,— говорит госпожа Буранова.— В этом случае прививки дали бы тяжелые осложнения вплоть до судорог и комы. Ведь при ЦМВ первым делом поражается мозг, потом уже печень. Однако никаких клинических изменений никто не увидел: ребенок за несколько часов до смерти улыбался и выглядел здоровым». По ее мнению, «за 12 часов пребывания в стационаре не могли развиться столь стремительно изменения в жизненно важных органах, несовместимые с жизнью». А если бы симптомы имели место при поступлении ребенка в Центр им. Цимбалина (где при первичном осмотре ребенка признали «практически здоровым», а его состояние за час до смерти «удовлетворительным»), «врачи бы выбрали другую тактику наблюдения, лечения и питания».
«Чем обусловлено долгое — трехнедельное — совещание экспертов? В чьих интересах они работали: медиков или справедливого разбирательства и установления истины? — недоумевает доктор Буранова.— Почему мать ребенка следствие насильно пыталось заставить сдать кровь, вместо того чтобы проанализировать ее выписку из роддома, которые однозначно ответили бы на вопрос, была ли у матери выявлена ЦМВ-инфекция и могла ли она быть передана плоду?» Госпожа Буранова напоминает, что в России дети, родившиеся с шансом заражения ЦМВ, ставятся на особый диспансерный учет. По мнению Фариды Бурановой, причиной внезапной смерти Умарали скорее могла стать «любая ситуация, обусловленная небрежностью, невниманием, бездушием, халатностью, нежели ЦМВ. А наличие вируса, если даже он имел место, могло только усугубить состояние, ускорить агонию и дать летальный исход». Ребенка, по ее словам, могли застудить на этапе эвакуации, в дороге или в отделении полиции: у грудных детей респираторная инфекция прогрессирует очень быстро.
Адвокаты пострадавшей семьи также отмечают, что в полиции ребенка проносили через дежурную часть, в которой в этот день проводилась дезинфекция. Кроме того, отделив младенца от матери, сотрудники правоохранительных органов нарушили их «симбиоз», что дети, особенно грудные, переносят тяжело, добавляет Фарида Буранова. Еще одной из возможных причин гибели ребенка она называет «аспирацию дыхательных путей»: ребенок срыгнул, рядом никого не оказалось, массы попали в дыхательные пути. «Со своевременной квалифицированной помощью опоздали, это спровоцировало кому и острую дыхательную и сердечную недостаточность», при которой в жизненно важных органах возникают все перечисленные судмедэкспертами признаки, поясняет госпожа Буранова. Если бы были приняты экстренные меры, этот несчастный случай не возник бы, считает она: «Ребенок однозначно остался без внимания». В то же время ЦМВ является удобным диагнозом в случае летальных исходов у детей, им можно манипулировать как угодно, «не исключая подтасовки результатов патологоанатомического исследования и переоформления записей на всех этапах нахождения младенца в медучреждении»,— говорит врач.
Аналогичные мнения высказывали 14 ноября в Санкт-Петербурге на митинге за всестороннее расследование случая Умарали Назарова вирусолог Марина Букина и биолог Татьяна Долинина. Последняя обнародовала письмо анестезиолога-реаниматолога, заведующего секцией медицинской компетенции и контроля качества университетской больницы в Сконне, одной из самых крупных клиник Швеции Алексея Долинина. «Протокол вскрытия, даже если он объясняет причину смерти (а по мне, так он полная отмазка) описывает хроническое нездоровье,— пишет господин Долинин.— О клинической картине в течение предшествующих смерти часов нигде ничего не сказано. Предполагается, что у младенца развилась некая мифическая сердечно-легочная недостаточность. И почему он тогда лежал в общей палате? В столичном городе в двадцать первом веке? Где кислород, пульсоксиметрия, капельницы и респиратор, реанимационная койка? Значит, вне зависимости от диагноза, пациента просто упустили. Никто не отвечает на вопрос о том, что послужило причиной острого танатогенеза. Какое из обследований истинно, а какое ложно? При поступлении в больницу, когда ребенок был признан здоровым, или обследование патологоанатомов? Какое-то из них врет»,— отмечает Алексей Долинин.
Прокурор Санкт-Петербурга Сергей Литвиненко в обнародованном вчера ответе на обращение депутата заксобрания города Бориса Вишневского заявил, что при рождении и пребывании в Боткинской больнице состояние ребенка оценивалось как «средней тяжести», а после перевода в детскую больницу №17 у него «диагностирована недоношенность, перинатальное гипоксически-ишемическое поражение центральной нервной системы, гипераплексальное кровоизлияние, полуострый период, синдром пирамидальной недостаточности, желтуха новорожденных (гипербилирубинемия) и синдром умеренной полицетемии». При этом мать ребенка, не окончив обследование и курс лечения сына, забрала ребенка «под роспись» в «cырое и неотапливаемое помещение». По факту «возможного ненадлежащего исполнения обязанностей родителями» УМВД проводит проверку, сообщил представитель прокуратуры.
Факты, изложенные в ответе прокуратуры, не соответствуют действительности или не подтверждены, а прокуратура просто переводит стрелки, вместо того чтобы защищать права потерпевшей, потерявшей ребенка, и его право на жизнь, заявляет адвокат пострадавшей семьи Ольга Цейтлина.
«Жилищные условия у них были лучше, чем у среднестатистического гражданина России,— прокомментировал ответ прокуратуры почетный консул Таджикистана Мухаммaдназар Мирзода в эфире радио «Балтика».— Было чисто, тепло, была вода. Купили диванчики, колыбель привезли из дома. Прокуратура защищает свою организацию. Пусть пишут, что хотят. УФМС, суд, полиция и больница поддерживают друг друга».
В свою очередь, депутат законодательного собрания Петербурга Борис Вишневский, получив письмо надзорного ведомства, пообещал пожаловаться генпрокурору Юрию Чайке: «Нет никакого ответа на мое предложение возбудить уголовное дело по факту умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, то есть по признакам преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 111 УК РФ,— сказал “Ъ” господин Вишневский.— Нет оценки действий инспектора по делам несовершеннолетних, да и проверяют ее лишь на превышение должностных полномочий».
Тем временем вернувшиеся в Таджикистан мать ребенка Зарина Юнусова и дядя ее мужа Махкам Абдуллоев заявили, что, экстренно отправив на родину его мать Зарину Юнусову, консульство и диаспора их «просто обманули», чтобы замять дело. «Мы никому не нужны. Нам обещали проведение экспертизы, сказали, что “вас встретят”, но никого не было. Когда мы пытались связаться с таджикским консульством в Петербурге, они сказали, что ничего не могут сделать. Нам не разрешили в аэропорту общаться с журналистами, потребовав покинуть терминал прилета»,— заявили они «Русской службе Би-би-си».