В Екатеринбурге открылась 3-я Индустриальная биеннале. Основной проект расположился на девяти этажах гостиницы "Исеть", ключевого памятника екатеринбургского конструктивизма, известного как "городок чекистов". Из Екатеринбурга — ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Фото: Ксения Драницина, Коммерсантъ
Выставка современное искусство
"Папа реформировал процесс разводов",— сообщает девушка на входе в гостиницу "Исеть" и протягивает карту биеннале. Эта фраза уже произведение искусства под названием "Это что-то новое", сделанное Тино Сегалом, специалистом по эфемерным перформансам, которые нельзя фотографировать и продавать иначе как посредством устного соглашения. Каждый день в течение месяца работы биеннале зрителей встретит очередной новостной заголовок, выбираемый по принципу наибольшей абсурдности. Перевод бесконечного медиапотока в догазетный формат устного сообщения — характерный прием для современного искусства, пытающегося остановить безжалостный прогресс и заменить его чем-то человеческим, то есть несовершенным и хрупким. И хотя биеннале в целом проходит под вывеской "Мобилизация", кураторы Биляна Чирич и Ли Чжэньхуа обходятся без важных для мирового контекста тем политического действия в искусстве. Они работают по-другому, можно сказать, тоньше, и в результате Екатеринбург наконец-то получает биеннале, которую интересно смотреть не только по региональному, но и гамбургскому счету. Первые две биеннале — "Ударники мобильных образов" Екатерины Деготь и Давида Риффа в 2010 году и "Самое себя глаз никогда не видит" Яры Бубновой в 2012-м — были неплохо придуманы, но принадлежали к ушедшей эпохе серьезных размышлений о модернизме и его роли в истории человечества. Вообще-то давно понятно, что модернизм, построенный на магии объекта с последующим разоблачением, не пережил очередного витка технической воспроизводимости. Производство загадочных, как полотна Марка Ротко, или банальных, как писсуар Марселя Дюшана, объектов уже не имеет ни критического, ни просветляющего умы потенциала. Третья биеннале эту ситуацию в целом признает, что помещает ее — наконец-то — в XXI век.
Успеху выставки способствуют несколько факторов. Во-первых, место — бывшее общежитие для малосемейных чекистов, в 1954 году превращенное в гостиницу. Ныне шедевр архитектора Ивана Антонова пустует и готовится к реконструкции. Гостиница дает кураторам готовую драматургию и ощущение человеческого присутствия, что для выставок современного искусства большая редкость. Во-вторых, относительная молодость и безвестность кураторов дает им шанс доказать что-то себе и миру. У каждого куратора по два этажа. Биляна Чирич назвала свою часть "Пространства для маневра: между абстракцией и аккумуляцией", Ли Чжэньхуа предпочел поразмышлять о виртуальности в рамках проекта "Нет реального тела". Между ними мало общего. Ли Чжэньхуа больше всего интересуется тем, что можно сказать в эпоху интернета. В половине случаев, правда, переезд виртуальной реальности от селфи до комментариев в физическое пространство не срабатывает и выглядит уныло. Но попадаются и выдающиеся исключения. Например, проект швейцарской группы Bitnik, год назад попавший во все новостные ленты. Художники запрограммировали бот на покупку случайных вещей в так называемом темном интернете, куда попадают через браузер Tor. Плоды шопинга появляются на трех экранах один за другим, механический голос объявляет, за сколько биткоинов куплена та или иная вещь и откуда она приехала. Набор предсказуемо разношерстный — от кроссовок до высококачественных сканов паспорта (в помощь изготовителям поддельных документов) и наркотиков, которые были изъяты и уничтожены во время первой выставки проекта. Нечеловеческая логика бота демонстрирует нам не только темную сторону сети, но и навязчивость мира вещей, перепроизводство на марше в никуда. Другая работа, сделанная самим Ли Чжэньхуа,— гора телевизоров, на которых одновременно показывают все доступные на данный момент фильмы и репортажи о деятельности китайского художника номер один — Ай Вэйвэя. Его слава давно переросла рамки искусства: Ай Вэйвэй в первую очередь общественный деятель и диссидент, в десятую — художник, и это показательно для нынешнего момента. Либо звезда, либо нигде — вот к чему пришли мечты об универсальности художественного языка, которыми жили и авангард, и поп-арт.
У Биляны Чирич все строже, без прямых отсылок к сетевой культуре. Тут есть отличные исследовательские работы документального характера. Например, "Редактируя столетие" Марыси Левандовской — фильм о венской коммунистке и архитекторе Маргарете Шютте-Лихоцки, работавшей в СССР над созданием универсальной мебели для нового советского человека. Есть и великолепные "сквозные" работы — экспрессивная панк-фреска Алисы Йоффе во весь второй этаж "Исети" и перформанс французской группы Les gens d`Uterpan, включившей в выставку несколько специально обученных людей, которые лежат в коридорах и внимательно смотрят на зрителей. Ощущение легкой паранойи и неловкости постепенно сменяется ложным, но приятным чувством собственной значимости: столько говорилось о том, что в современном искусстве зритель — полноценный соавтор, и вот наконец он стал и полноценным произведением.
Ориентация на искусство Востока — Китая, Таиланда, Вьетнама — оказалась очень уместной для проекта в России. Сама по себе эта установка не отличается свежестью, но Биляна Чирич и Ли Чжэньхуа удалось найти художников, не вписывающихся в стереотипы восточного искусства. Кроме того, у Китая отношения с современным искусством складываются не менее напряженно, чем у России. Сложившиеся на Западе за последние полвека концептуальные каноны у художников Востока становятся поводом для иронического переосмысления. Тут месседж художника не менее важен, чем эффектные трудности перевода. Отличный пример — коллаж ветерана китайского искусства Юй Юханя "Так что же делает наши сегодняшние дома такими современными, такими привлекательными?" (2002) в проекте Чирич, восточная локализация одноименной работы британского художника, отца поп-арта Ричарда Гамильтона. Здесь вместо капиталистических реалий послевоенного производственного бума мы видим изобилие нового мирового лидера. А на месте здоровой американской семьи — портрет Мао как символ идеологической стойкости даже в условиях относительно свободного рынка. Работа Юй Юханя могла бы появиться и в России эпохи стабильности. Кстати, выбор отечественных художников у обоих кураторов небанален и свеж. Чирич показывает, кроме Алисы Йоффе, отличные видео Полины Канис и графику Светланы Шуваевой. У Ли Чжэньхуа одним из самых ярких участников стал местный уличный художник Сергей Рожин. Он показывает логово "Ekaterinburg Turtles" — тотальную инсталляцию о том, что случилось бы с черепашками-ниндзя, живи они в столице Урала. Черный юмор художника рифмуется с коллажем Юй Юханя (тоже локализация!) и соответствует общему настроению биеннале, на которой поэзия, пародия и отсылки к истории складываются в очень привлекательную картинку.