Главный редактор таджикской оппозиционной газеты "Чароги руз" ДОДОДЖОН АТОВУЛЛОЕВ (Dododjon Atovulloyev), задержанный в аэропорту Шереметьево в конце прошлой недели, все еще не на свободе. Он находится в изоляторе временного содержания транспортной прокуратуры. Ъ удалось связаться с господином Атовуллоевым и узнать обо всем из первых рук.
— Как вы себя чувствуете?— Спасибо, хорошо.
— Как к вам относятся в заключении?
— Все нормально. Только обидно, ведь за решеткой должен сидеть сам господин Рахмонов.
— Расскажите, что происходило с вами в эти дни?
— Первые сутки после ареста, в отделении милиции в Шереметьево, были самыми тяжелыми. Была уйма звонков. Они (власти Таджикистана.— Ъ) пытались представить дело так: мы, дескать, сдали российской стороне очень много чеченцев, а вы с нами не сотрудничаете... Меня хотели взять прямо из отделения милиции. Это было во время обеда, когда было мало народу. Убеждали дежурного. Мне сказали, что за мной пришли какие-то важные люди. Фамилию одного я даже запомнил — Ткаченко. Сказали, что меня будут сдавать этому человеку. Он сказал, что там уже ждет конвой... Но дежурный возразил, что нет каких-то бумаг. А потом эта группа — все были вооруженные — исчезла. Но потом еще несколько раз приходили и убеждали дежурного, что меня надо сдать им. Это было самое страшное.
— Вы упомянули фамилию Ткаченко. Вы думаете, что этот человек из ФСБ?
— Мне не говорили, но поскольку сказали "очень уважаемый человек", я думаю, что, скорее всего, оттуда — не может же это быть человек с улицы. Говорили: "Очень серьезный человек, очень уважаемый человек, надо отдавать..." Рядовые милиционеры очень разволновались. Но потом их начальник поставил вооруженную охрану не из одного, а из двух человек... Они поняли, что очень серьезная игра идет...
— Это было в пятницу?
— Да, это был самый страшный момент. Я не знал, что будет. Потом, самое неприятное, в посольстве (Таджикистана в Москве.— Ъ) есть такой Файзуллаев, представитель Комитета национальной безопасности Таджикистана. Он позвонил и сказал: "Если вы боитесь ответственности, сомневаетесь, то давайте выпускайте его, а дальше мы сами знаем, что с ним делать".
— У властей Таджикистана давно на вас зуб...
— Да. Но когда несколько лет назад по такому же обвинению были арестованы в Москве мои журналисты, то одного из них отпустили наутро, а другого — через семь дней. Тогда такого мощного давления не было. Мне показывали письмо генпрокурора Таджикистана, большое, страниц на 15. Я знаю, что 16 июня в Москву приезжала большая группа таджикских спецслужбистов. Они дежурили в Шереметьево. У них было разрешение от российских властей задержать меня и тут же вывезти в Душанбе. Они думали, что в этот день я прилечу из Гамбурга. Не знаю, откуда у них была такая информация. К счастью, они ошиблись.
Потом, сотрудники нашего посольства очень трусливые. Я даже в гостях у посла был. Они когда меня видят, всегда со мной здороваются, всегда дают визу, всегда поддерживают: Дододжон, ты правду пишешь... А в этот раз они звонили, звонили, требуя моей выдачи... Кроме того, еще такое совпадение: несколько дней назад в Москве был мэр Душанбе Махмадсаид Убайдуллоев. Это главный хозяин страны, он хочет стать президентом,— а я ему мешаю. Я в своей газете постоянно пишу, что он замешан в коррупции, продает должности. Я знал, что меня разыскивают. Мне говорили об этом очень высокопоставленные люди. Слава богу, у нашей газеты есть много доброжелателей даже в окружении Рахмонова.
— И что же будет дальше?
— Ну, сейчас на меня прокуратура (Генпрокуратура России.— Ъ) выдала постановление на обыск. Было вынесено в пятницу. В первом часу это было. Дальше не знаю. При мне звонили Устинову из генеральной прокуратуры. Они, конечно, понимали, что это политические причины. Обвинения — это все сказки. Есть такой высокопоставленный чиновник — я, правда, не знаю, кто это, может быть, из аппарата президента России,— который дал "добро" на эту операцию. И эти люди боятся перейти ему дорогу, боятся отпустить меня. Они боятся брать на себя ответственность. Здесь нет ничего юридического, ничего уголовного — это только политическое дело. Я уверен, что решаться все это будет с ведома Путина. Но боюсь, что сыграют свою роль хорошие отношения властей Таджикистана с кремлевскими чиновниками... Я боюсь, что будет такой звонок. Вы ведь знаете, что у нас до сих пор — телефонное право.
— А вы считаете, что этот высокопоставленный чиновник именно из Кремля?
— Да. Во-первых, на каком уровне все это было, как все было организовано... Во-вторых, как себя нагло вели представители посольства. Но он, конечно, будет за кадром, будет стараться нигде не проявиться. К тому же, когда говорят, что в России надвигается диктатура и давят инакомыслие,— это удар по Путину.
— Так вы думаете, что цель этой операции — еще и российский президент?
— Я думаю, что у тех, кто за этим стоит... Это или медвежья услуга, или очень большой интерес. Потому что здесь речь может идти об очень больших суммах. И об очень больших связях. Но я уверен в одном: у России хватит ума... (Слышен металлический лязг.) Больше не могу говорить. Все.