В центре "Фабрика" открывается большая выставка коллектива "Что делать?" — одной из самых важных групп российского левого искусства. Здесь будут их фильмы, переосмысливающие брехтовскую традицию для современных российских реалий и современного политического языка ("Башня. Зонгшпиль" и "Приграничный мюзикл"), инсталляции, плакаты и еще много чего; отдельная часть посвящена деятельности учеников устроенной группой "Школы Розы". Свою выставку художники назвали "Невроссия". Это странное слово возникло из вопроса, который часто задают в ответ на возмущение той или иной мерзостью: "Ты что, не в России живешь?". Игорь Гулин обсудил этот пространственный и этический парадокс с участниками группы Дмитрием Виленским и Ольгой Егоровой (Цаплей).
Фото: Chto Delat?
Фото: Chto Delat?
В слове "Невроссия" где ставится ударение?
Цапля: Мы говорим "НевроссИя", хотя конечно можно сказать и "НеврОссия", даже интересней.
Я как раз думал, что в этом названии заложен некий невроз, скажем так, агрессивного приятия текущего положения, агрессивного согласия.
Дмитрий Виленский: Это название возникло, как ни странно, из статьи священника Якова Кротова. Здесь такая история. Это первая наша выставка в России, после того как мы много выставлялись на Западе. Мы оказались в ситуации таких двойных чудаков — и нами овладела тема иностранного агента. Тут, понятное дело, всплывает весь этот дискурс антропологии аборигенов: вот мы тут живем, но на самом деле мы исследователи, которые прибыли если не с Марса, то из Брюсселя. К тому же по-своему увлекала эта гнусная маркировка со сталинских времен: что вот здесь живут какие-то иностранцы, которые мечтают все разрушить. Сначала мы так и думали назвать выставку — "Иностранный агент", но тут появилась статья Якова Кротова, в которой было это слово "Невроссия". И я понял, что для нас с Цаплей — профессионально, граждански — этот вопрос "Ты что, не в России живешь?" является одним из центральных. Да, мы живем здесь. Нет, не живем. Как мы это соотносим?
Цапля: Тут ведь получается, если ты отвечаешь на этот вопрос "Да, я живу в России", тогда принимай эти неписаные законы: говорить одно, иметь в виду другое. А если "Нет, я живу не в России" — тогда до свидания. "Невроссия" — это такая территория, куда нас вытесняют.
В такой трактовке это понятие вполне увязывается с неврозом, это такое постоянное колебание: ты постоянно то выбрасываешься, то вбрасываешься обратно.
Д.В.: Еще важно, что мы сделали целый ряд выставок о России на Западе. И когда производишь эту операцию переноса, понимаешь, что масса реалий существует только на русском языке, что там это, может, и любопытно, но мало кого волнует. Твои проблемы экзотизируются. Для нас это положение между "в России" и "не в России" стало самой ситуацией нашего творчества.
Выставка "Необязательно быть левым, чтобы думать так", 2012 год
Фото: Chto Delat?
"Невроссия" как процесс непрерывного вытеснения прочно связан с насилием — также вещью, непрерывно вытесняемой из публичного пространства и одновременно наполняющей его. Это ведь у вас постоянная тема.
Д.В. Да, это главная тема "Башни Зонгшпиль" — насилие видимое и невидимое. То же и в "Приграничном мюзикле", истории о шахтерском городке и об учительнице музыки, которая бежит оттуда в Норвегию, только жестче. Потому что критиковать такую систему, как путинизм, довольно просто, тут все понятно, и откровенно. А вот разоблачить и показать, как работает скрытый фашистский механизм норвежского общества — это задача посложнее. Меня всегда разочаровывало в московской волне политического неомодернизма, неоконцептуализма, что все серьезно отыгрывают довольно вторичный материал, который когда-то был дико взрывным на Западе. А мы пытаемся сочетать сложно считываемые вещи с хорошим, здоровым популизмом, потому что на самом деле человеку неинтересны неомодернистские объекты с политическими импликациями — из них невозможно ничего взять.
Центр творческих индустрий "Фабрика", с 1 февраля до 8 марта