Мини-сериал BBC "Муж женщины-политика" (The Politician's Husband) легко встраивается сразу в пару интересных трендов последнего времени. С одной стороны, это сериал о подковерной политической борьбе с подлинно шекспировскими страстями, вроде "Босса" (Boss) или скандинавского "Правительства" (Borgen) — на экране сплошь пиджаки и разговоры, а оторваться невозможно. С другой — здесь на первый план выходит умная независимая женщина, которой — пусть и с переменным успехом — удается прогнуть реальность под себя, преуспев в тех областях деятельности, которые традиционно считались чисто мужскими. Самый наглядный пример такого шоу — "Хорошая жена" (The Good Wife) канала CBS, которую англичане тут, пожалуй, даже превзошли, сыграв в ту же игру на новом уровне — умнее, серьезнее и жестче,— возможно, за счет предельной концентрации событий в формате мини-сериала. Сценарист Пола Милн уже разыгрывала эту карту в 90-е в сериале "Жена политика", где незаурядная героиня из надежной опоры мужа, замешанного в сексуальном скандале, превращалась в самостоятельного политического игрока. Здесь похожая история, и на сей раз имена персонажей Милн отсылают к самому значительному политическому сериалу нулевых "Западное крыло" (The West Wing).
Член кабинета министров Эйден Хойнс сильно рискует, выступая с критикой миграционной политики действующего премьера. После его пламенной речи, с виду прочувствованной, но на самом деле продиктованной амбициями, его не поддерживает никто — даже лучший друг и соратник Брюс Баббиш (Эд Стоппард), вместе с которым Хойнс разработал хитрый план, как свалить премьера. Отныне Хойнс — политический труп, вдобавок одураченный лучшим другом, который сам метит в премьеры и таким образом просто избавился от конкурента. Раздавленный Хойнс находит утешение дома: их с женой Фреей, занимающей в кабинете незначительный пост, считают "золотой парой" — в ущерб собственной карьере она годами уходила в тень, чтобы Хойнс сиял ярче. Чтобы добить Хойнса, Баббиш предлагает Фрее министерский портфель — взамен она должна публично откреститься от мужа в прямом эфире ток-шоу. А поверженный, но не сдавшийся Хойнс хочет использовать Фрею как лазутчика во вражеском стане и уговаривает ее согласиться на авансы Баббиша, чтобы потом положить его на обе лопатки.
Притягательность и бешеная энергия власти в сериале ощутима почти физически: персонажи начинают искрить в кадре, когда речь заходит о главной составляющей политики — влиянии одного на жизнь многих. За это можно все отдать, пожертвовать дружбой и семьей. Но нельзя выказать даже малейшей заинтересованности во власти, а то прогоришь — будь спокоен, ироничен, отстранен и делай вид, что печешься об интересах общества. Одно удовольствие наблюдать, какие страсти сдерживает внешне невозмутимый Хойнс: так бы и врезал бывшему другу прямым ударом в челюсть — но он только крепче сжимает губы и поднимает бровь. "Если бы мы с тем же рвением работали на нужды общества, с каким пытаемся друг друга подсидеть, в стране давно не было бы социальных проблем",— говорит распорядитель кабинета Маркус Брок (Роджер Аллам). И даже секс показан тут не так, как его принято обычно подавать в кино — не в мелодраматическом ключе, а как средство влияния на партнера, оружие в вечной битве амбиций, часть политики, которую герои, хочешь не хочешь, тащат с работы в супружескую постель.
Эйдан Хойнс (Дэвид Теннант). Вроде бы совсем недавно Теннант играл травмированного и какого-то скомканного жизнью полицейского инспектора в "Бродчерче", а здесь вдруг распрямился и даже, кажется, стал выше ростом. Его Эйдан — антигерой, от которого не оторвать глаз, даже когда он совершает подлость — так можно бесконечно смотреть на огонь подо льдом. Хойнс должен проявлять недюжинное терпение и как публичная фигура, и за закрытыми дверями собственного дома. Их с Фреей старший сын страдает синдромом Аспергера и испытывает стресс при малейшем отступлении от привычных ритуалов: стоит отцу свернуть по дороге в школу, чтобы объехать пробки — мальчик в истерике. А прикрикнуть на него нельзя, можно только долго и терпеливо успокаивать ребенка, который не виноват, что его психика с рождения устроена таким образом. Хойнс так и живет — как сжатый кулак, которому нельзя распускаться вообще никогда — ни на людях, ни дома.
