На днях Российский федеральный ядерный центр в Сарове, более известный как Арзамас-16, отметил 50-летний юбилей. В Арзамасе-16 не просто делали ядерную бомбу. Проводившиеся там исследования задавали ориентиры и требования для развития многих отраслей промышленности, образующих атомно-энергетический комплекс страны. В дни юбилея складывалось впечатление, что после долгого перерыва Саров, где более двух веков действовал монастырь, вновь принимал паломников — на юбилей отправились руководящие работники многих министерств и ведомств. Отвечая на телефонные звонки корреспондента Ъ, секретарши отвечали, что все, кто мог бы рассказать о ядерном центре, уехали праздновать.
От святых истоков к ядерным
Место рождения отечественной ядерной бомбы богато традициями подвижничества. Задолго до физиков-ядерщиков здесь развернул свою деятельность преподобный Серафим Саровский. Здесь находился знаменитый монастырь и источник святой воды. С Саровым был связан один из первых этапов развития российского документального кинематографа, запечатлевшего посещение Сарова царским семейством. Большевики открыли здесь детскую трудовую коммуну для беспризорников, затем — лагерь для заключенных, силами которых был построен небольшой завод. В 1939 году он был реконструирован, получил номерной индекс #550 и стал оборонным предприятием. С 1940 года он выпускал корпуса артснарядов калибра 152 мм, а с 1943 года — снаряды для реактивных минометов "Катюша".
Вторая жизнь Сарова началась в 1946 году. Ряд работ, которые вела первая атомная организация — Лаборатория #2 АН СССР в Москве (ныне — Государственный научный центр "Курчатовский институт"), требовал изолированности. 9 апреля 1946 года было принято принципиальное решение о создании особой организации с целью практической разработки ядерного оружия, а 21 июня 1946 года подписано официальное правительственное постановление о строительстве новой организации — КБ-11. Базой для развертывания строительства ядерного центра стал завод #550, куратором — Лаврентий Берия.
Ядерные схимники
То ли святое место хранило благословение преподобного Серафима Саровского, то ли энтузиазм советских физиков-ядерщиков сам по себе стал "подвижничеством", но все задачи выполнялись в кратчайшие сроки.
По отдельным технологическим нюансам и конструкциям ядерных изделий советские ученые опережали американских. В 1951 году был успешно испытан более прогрессивный в сравнении с американской схемой вариант ядерного заряда. И среди ядерщиков стала популярной поговорка "мы забабахали американцев" — по имени одного из авторов новой схемы Евгения Забабахина. А "забабахивать" было непросто еще и потому, что США начинали свою "атомную эпопею" во время второй мировой войны, располагая огромной интеллектуальной и индустриальной мощью, в частности, запущенными с начала 40-х годов заводами в Ок-Ридже и Хэнфорде.
По мере того как в Арзамасе-16 шли эксперименты, задавались направления исследований и производства десятков отраслей промышленности — начиная от геологоразведки, металлургии и заканчивая электроникой. Горькая ассоциация атомной энергии с ядерным оружием — это наследие холодной войны. На самом деле с такими трудами создавался весь атомно-энергетический комплекс, включавший и "мирный" компонент. Возглавляло весь этот процесс сначала Первое главное управление Совмина СССР — позже Минсредмаш, а ныне Минатом.
Синдром секретности
Секретность, окружающая ядерный комплекс с самого начала существования, имеет отдельную историю — со своей драмой и анекдотами, а также специфической лексикой и топонимикой "закрытых" городов, составляющих костяк комплекса. "Приволжская контора", КБ-11, объект #550, "Кремлев", "Москва, Центр 300", "Арзамас-75" — синонимы одного и того же места — Арзамаса-16, Сарова. Находясь на территории Мордовии, город долгое время считался входящим в состав Горьковской (Нижегородской) области, получая оттуда все необходимое, реально подчиняясь только Москве.
В первые годы работы над ядерным оружием, когда экспериментальным путем продвигались не только в вопросах технологии, но и самой секретности, последняя доходила до анекдотических случаев. По рассказам академика Евгения Негина, даже в Арзамасе-16 далеко не все сотрудники были осведомлены, в какое единое целое складываются результаты их работы. Один из начальников конструкторского отдела накануне испытания советской водородной бомбы, облокотившись на нее, рассуждал о том, насколько далеко зашла в стране секретность. "Где-то есть еще один центр, там тоже работают над оружием, а мы об этом даже не догадываемся! Вчера выступал Маленков и говорил, что в нашей стране создано водородное оружие, а мы даже не знаем, где именно и кто его сделал". Шел август 1953 года. Секретность порождала "птичий язык" с сталинистским акцентом. Аббревиатура первых советских атомных и водородных зарядов РДС-1 и РДС-2, которую придумал один из помощников Берии генерал Махнев, означала "Реактивный двигатель Сталина". Правда, конструкторы пользовались и другой версией — "Россия делает сама". То ли на Западе к тому времени постигли свойства "проникающей радиации" сталинизма в СССР, то ли просто сработала разведка, но заряды называли "Джо-1", "Джо-2", что было близко к истине.
В Арзамасе-16 "шараг" не было. Подневольный труд заключенных использовался лишь на строительстве. Но вольным труд ученых и инженеров назвать тоже было сложно — столь строга была дисциплина и изолированна жизнь в Арзамасе-16. Скажем, из подмосковного Жуковского, где в те же годы столь же стремительно рос крупнейший в стране авиакомплекс, можно было выйти, сесть на электричку и проехаться в Москву. Хотя как раз в Жуковском часть конструкторов и инженеров трудилась в "шарагах". Из Арзамаса же нельзя было обычным путем послать письмо. Не говоря о том, что в округе "закрытого" города были глухие леса.
Синдром рассекречивания
Реформы принесли свободу, которая "закрытым", в прошлом элитным городам зачастую обошлась дорого. Основные проблемы всех "закрытых" известны — острый дефицит финансирования, квалифицированных кадров и опыта у "новых" городских властей по управлению унаследованным хозяйством. Раньше все решения принимались в Центре и любые запросы — от финансовых до продуктовых — покрывались с лихвой. Сейчас об элитарном положении остались одни воспоминания. Саров и ядерный центр, как и вся страна, страдают от невыплаты зарплаты. В качестве "юбилейного" подарка Черномырдин обещал выплатить 60 млрд руб. на погашение задолженности по зарплате. Часть проблем помогает снимать уникальная экспериментальная база (по некоторым оценкам, в 1990 году основные фонды Арзамаса-16 оценивались примерно в 1 млрд "старых" рублей), на основе которой осуществляются конверсионные проекты и совместные с мировыми научными центрами исследования.
Несмотря на эпоху реформ, синдром секретности еще очень живуч. На смену парадоксам секретности пришли парадоксы рассекречивания. Так что многие рассекреченные тайны (в частности, как выглядит бытовая сторона жизни города) легче узнать из отчетов посетивших Саров иностранцев. Своими яркими впечатлениями поделился с автором этих строк один из сотрудников отдела конверсии Агентства по разоружению и контролю над вооружениями США, любезно предоставив свой очерк, написанный по результатам поездки в Арзамас-16 в марте 1995 года для подготовки проведения там рабочей группы по проблемам конверсии военных технологий. Принимающей организацией был российский Минатом.
Складывается впечатление, что жизнь города Сарова и находящегося неподалеку ядерного центра остается более чем изолированной. Самолет с американской делегацией, прежде чем приземлиться, пролетел над тремя рядами ограды, которая окружает город и научно-экспериментальный комплекс. Но судя по всему, это не отпугивает людей, приезжающих сюда работать. Во всяком случае, по дороге из аэропорта в город американец заметил несколько строящихся 10-12-этажных жилых домов и около десятка уже заселенных. Часть квартир приватизирована. Часть — муниципальные. Многие по-прежнему "ведомственные" — находятся в ведении различных исследовательских лабораторий. Средняя стоимость частной квартиры — $15 000. Разветвленная городская инфраструктура включает в себя элементы старого и нового — банк, клинику, музыкальную школу, спорткомплекс, клуб "Авангард", Дом ученых (где американцев, по их словам, вкусно кормили) и даже бизнес-центр.
В последнем размещены музей ядерного оружия и выставка коммерческой продукции, разработанной в рамках конверсионной программы Всероссийским научно-исследовательским институтом экспериментальной физики (ВНИИЭФ — второе официальное название ядерного центра). Коммерческая продукция включала множество наименований — от фейерверка до сыродельных машин и дозиметров. Один из видов конверсионной продукции — глазные линзы, производимые на СП, организованном в 1993 году ВНИИЭФ с клиникой микрохирургии глаза Св. Федорова: производится 1500 линз в месяц. Половина идет в клинику Федорова, половина продается на сторону. Себестоимость линз — $12, Федоров получает их по $20, на сторону — цена выше.
В музее — портретная галерея ведущих ученых и инженеров и директоров ВНИИЭФ, начиная с 1946 года, с Андреем Сахаровым на почетном месте. Кроме того, диарама объекта, который, как оказалось, занимает площадь 232 кв. км, и семь моделей ядерного оружия (в натуральную величину), разработанного в Арзамасе-16. Общение с живыми людьми было, по словам американцев, гораздо более ограниченным и менее информативным. Все представлялись как "занимающиеся начальными разработками". Неизвестно, кто же их заканчивает...
МАРИНА Ъ-СЕРГЕЕВА