Игорь Агамирзян: пока по госканалам идет пропаганда лженауки, рассчитывать на уважение к профессии ученого бессмысленно

Гендиректор РВК — о том, почему для поддержки инноваций экосистема важнее денег

На прошлой неделе Российская венчурная компания обнародовала направления развития на 2014-2016 годы. Гендиректор РВК рассказал корреспонденту "Денег" Максиму Кваше, почему для поддержки инноваций главное не деньги, а экосистема, инфраструктура в самом широком понимании.

Фото: Максим Кваша, Коммерсантъ  /  купить фото

"Совершенно правильная вещь, но в совершенно неадекватной среде"

Давайте начнем с напоминания. Что такое вообще венчурный бизнес?

— Очень долго и очень мало кто мог внятно объяснить, какие компании можно считать венчурными, а какие по определению нет. Венчур — это вообще узкоспециализированный инструмент, заточенный на финансирование определенного типа компаний на определенных этапах их развития. Это один из методов финансирования, не более того. Абсолютизировать и идеализировать его нельзя.

Особенность компаний, которые интересны для венчурных инвесторов, в том, что у них есть потенциал нелинейного роста. Это сразу отсекает широкий круг бизнеса.

Офшорное программирование, например?

— Как правило да, ведь, чтобы удвоить объем вырабатываемого кода, им надо нанять в два раза больше программистов, использовать в два раза больше других ресурсов. И если у них есть продукт, который купит не сто человек, а сто миллионов, тогда этот проект венчурный.

Из венчурного бизнеса вылетают автоматически все сервисные проекты, кроме тех, где сервис можно делать в полностью автоматизированном режиме. Довольно многие проекты типа e-commerce — венчурные, вроде бы сервисный бизнес, но настолько автоматизирован, что не требует линейного увеличения ресурсов. Общеизвестный пример — Expedia, любой сервис по заказу билетов и гостиниц.

А вот переводческое бюро или тренинговый центр венчурными не являются, потому что нужно больше переводчиков, больше тренеров и так далее.

Пока кто-то не научится делать хороший автоматизированный перевод...

— Совершенно точно. Это будет очень хороший венчурный проект.

Давайте вспомним, как, когда и зачем появилась Российская венчурная компания и какой путь она прошла за эти годы.

— РВК формально была создана в 2006 году. Бюджетные средства несколькими траншами были выделены в 2006-2007 годах. Я тогда к этому был никак не причастен. На том этапе это проходило совершенно мимо, даже не помню, чтобы это вызвало серьезный интерес в профессиональном сообществе. В 2007-2008-м были проведены два первых конкурса по отбору управляющих компаний и созданию фондов в частно-государственном партнерстве. Специально под них было скорректировано законодательство, введена специальная категория закрытых ПИФов особо "рисковых" венчурных инвестиций.

Не столько вопрос истории, сколько вопрос оценки: когда я столкнулся с этой темой и начал анализировать, пришел к выводу, что на том этапе было допущено несколько фундаментальных ошибок. Предполагалось, что РВК — это чисто финансовая организация, задача которой — единоразово раздать все деньги в управление.

Напомните сколько?

— Когда я пришел (весной 2009 года), капитализация РВК уже составляла 30 млрд рублей.

Так в чем ошибки?

— Первая ошибка заключалась в том, что было представление, что на рынке не хватает денег, достаточно их дать, и все само собой заработает. Вторая — денег дали слишком много. На рынок был осуществлен разовый выплеск денег в таком объеме, что возникло очень сильное перепредложение.

В принципе делалась совершенно правильная вещь, но в совершенно неадекватной среде. Когда РВК создавалась, велосипеда не изобретали, а взяли известную, очевидную, прозрачную и эффективно сработавшую израильскую модель Yozma ("инициатива".— "Деньги"), фонда фондов.

Еще одна ошибка — преждевременность. Модель — правильная и проверенная. Но, прежде чем к ней переходить, нужно было усиленно развивать инфраструктуру. Во всех смыслах, в том числе сервисную.

Слово "инфраструктура" в данном случае нуждается в расшифровке...

— Инфраструктура в данном случае — то, что можно назвать мягкой инфраструктурой, сервисной, по-русски это даже хорошо не сказать, это набор предложений на рынке, необходимых для эффективного функционирования инновационных компаний.

Проще всего на примере объяснить: чтобы компания могла быть эффективной на стадии стартапа, она должна иметь возможности аутсорсинга для всего, кроме основного бизнеса. Должна иметь юридических консультантов, бухгалтеров, которые возьмут на себя ведение финансовой отчетности, и так вплоть до кейтеринга, чтобы было можно покормить сотрудников. Я в Microsoft начинал работать за границей, и что меня поразило в московском Microsoft, так это собственные столовая и кухня. Здания и сооружения тоже нужны, но это все гораздо проще.

И как поменялась стратегия РВК при вашем руководстве?

— Три кита, на которых была построена деятельность РВК после моего прихода,— инвестиции, инфраструктура и экспертиза. Все три в том или ином виде раскрывались, расширялись, обобщались, реализовывались с той или иной степенью успешности.

Кардинальное изменение заключалось в том, что было признано: государственное софинансирование не единственный способ привлечения частных денег на рынок.

К 2010 году появился документ "Направления работы РВК на 2011-2013 годы". В нем четко были определены программы, по которым мы работаем, а в рамках программ определены инициативы и KPI (Key Performance Indicators, ключевые показатели эффективности.— "Деньги"). Нулевая программа — инвестиционная. Первая — глобализация. Вторая — стимулирование спроса на инновационные компании, то есть IR, работа с инвесторами. Третья — развитие инфраструктуры инновационного рынка, подразумевающей бизнес-инкубаторы, сервисы, технопарки. Но исключительно с методической точки зрения — не здания, а методика. Четвертая программа — образовательная, развитие разных видов мягкого капитала: человеческого, социального, организационного — всех практик. Пятая — стимулирование спроса на инновационную продукцию. Она оказалась наиболее плохо реализуемой, и мы ее почти свернули, потому что наше руководство заняло жесткую позицию: в данном случае единственный способ стимулирования спроса на продукцию — создание конкурентной среды, а это вне нашей компетенции. Последняя, шестая, программа, на мой взгляд наиболее успешная,— продвижение инновационной деятельности — включает в себя в том числе разного рода популяризацию.

Сергей Шойгу для этого придумал танковый биатлон, а у вас был инновационный?

— Мы всякие эксперименты проводили, дошло до того, что на финал инновационного конкурса позвали вручать призы телезвезд — Ксения Собчак у нас, например, была. Как ни странно, работает.

Анализируя задним числом, как это делалось в СССР, во время индустриализации тридцатых, понимаешь, что, несмотря на жесткие перегибы, была безумно мощная денежная, пропагандистская и пиар-поддержка: от молодежных движений до формирования престижности определенных профессий и специальностей. Совершенно, кстати, нетривиальными методами это делалось: например, на номенклатурных дачах строили сплошные заборы, а на академических сплошные запрещали — только штакетник, чтобы народ видел, как академики живут. Профессор в вузе в начале 1950-х получал зарплату выше средней по стране раз в двадцать. Это в конце восьмидесятых водитель автобуса получал больше. У целого поколения сформировали моду на инженерно-технические профессии, сделали их престижными.

Одной пиар-поддержки мало, наверное?

— Конечно, но это необходимо. Пока по госканалам идет пропаганда лженауки, рассчитывать на уважение к профессии ученого бессмысленно.

Но это все касается популяризации. А какое направление вы считаете главным?

— Я считаю, что главного нет, что все направления нашей деятельности равнозначны. Это набор инструментов, которые в совокупности, комплексно могут давать положительные сдвиги в решении задачи формирования такого-то рынка такого-то объема в таком-то году.

"Наша задача — создать условия, предоставить возможности и ресурсы"

Я правильно понимаю, что РВК, по сути, превратилась из фонда фондов в нечто вроде консалтинговой компании?

— Во-первых, мы коммерческая компания, причем безубыточная. Во-вторых, по сути, по совокупности деятельности, мы являемся агентством развития. Это не только консалтинг, мы скорее в значительной мере маркетинговая компания и этого никогда не скрываем. В бюджете любой корпорации, по крайней мере технологической, процентов десять оборота уходит на маркетинговые затраты. У нас примерно такое же соотношение: инвестиционных проектов мало, но они крупные, а маркетинговых — много, но они мелкие, суммарно их доля как раз в пределах 10%.

Безубыточность меня даже удивила. РВК занимается в основном посевными инвестициями, а крупных выходов не было...

— Крупных выходов не было, но хорошие были.

То есть после того, как в конце нулевых те 30 млрд рублей были выделены, вы у государства денег не брали?

— Не брали. Более того, я недавно посчитал в связи с каким-то запросом Минфина, что мы за этот период государству примерно 3,5 млрд рублей выплатили в виде налогов и дивидендов (25% прибыли).

То, на что происходит вся эта активность, зарабатывается за счет наших временных свободных средств. Мы в фонды деньги даем не в форме кэша и даже не в форме перечисления на счет, а в форме коммитмента. Мы деньги размещаем в банках, есть определенная процедура, гарантирующая, что эти деньги идут на развитие малого и среднего бизнеса. То есть мы сами кредитованием не занимаемся, но условием размещения в банках депозитов является то, что они выделяют кредиты не меньшего объема малому и среднему бизнесу.

А какая доходность по этим депозитам?

— Около 9% годовых. Из выделенных государством 30 млрд примерно две трети под коммитментами, но половина из них — на наших счетах. Получается где-то 1,5 млрд руб. дохода. Из них примерно миллиард забирают операционные расходы и программа развития.

То есть РВК из-за инфляции на 6-7% в год съеживается?

— По той финансовой модели, которую мы сейчас обсуждаем, мы прогнозируем нашу устойчивость лишь до 2016 года. Дальше есть разные механизмы: во-первых, у нас есть некоторое количество инвестиционных проектов с перспективой хорошей доходности, во-вторых, нам никто не запрещает привлечение частных средств. Мы еще точно не знаем, как это может выглядеть, но, возможно, это будет механизм, схожий с limited partnership.

В идеале надо будет разделить компанию на несколько направлений, у каждой из которых будет своя бизнес-модель. В частности, у РВК наверняка будет отдельный консалтинговый бизнес.

Вижу некоторое противоречие: задачи, которые вы сами себе поставили,— государственные, а про решения говорите на языке бизнеса.

— Я это противоречие тоже вижу. Оно связано с организационно-правой формой, потому что институт развития в форме ОАО — это некий артефакт. Максимизации прибыли от нас акционер не требует. Если угодно, единственное требование, которое было в явной форме высказано представителями акционера, государства в лице Минэкономразвития,— чтобы мы были безубыточными.

Чтобы не приходили прокуратура и Счетная палата?

— Это невозможно ни формализовать, ни реализовать. Они приходят по расписанию. Можно минимизировать риск того, что они к чему-то сильно придерутся. Убыточность же такой компании сразу вызывает вопросы.

Про развитие рынка, инфраструктуры, даже про финансовые результаты более или менее понятно. А что можно пощупать? Вот смартфон лежит на столе, в нем есть приложение, сделанное благодаря РВК?

— Может быть, непосредственно у вас в смартфоне приложения, сделанного на наши деньги, вы не найдете. Но, если вы пользуетесь какой-нибудь платежной системой в интернете, почти наверняка ваши трансакции проходят через наш центр "МобиДеньги". В России это крупнейший подобный проект — фонда ВТБ.

"Нанодерм", косметика. Хороший большой бизнес, очень популярный продукт, можно купить в магазине. Я им сам пользуюсь. Мы делали посевные инвестиции, потом его поддержало "Роснано". Научный его смысл в том, что активного вещества можно использовать меньше, если оно доставляется вглубь кожи.

РНТ, "Русские навигационные технологии". Это автотрекер — система, которая через "Глонасс" отслеживает, где находятся грузовики, автобусы и т. д. И которая дает, например, анонимизированную базу для ядра сервисов типа "Яндекс.Пробки".

Целый спектр систем распознавания и безопасности — они в школы детей по отпечатку пальцев пропускают, автомобильные номера распознают.

И это только примеры, таких любопытных компаний можно десятка два насчитать. Но откровенно скажу: ни одного успеха уровня "Яндекса" у нас, у наших фондов не было. И я не предвижу, что в ближайшее время будет. Но это задача фондов, не наша. Наша задача — структурировать инструменты и развивать рынок. Наша задача — создать условия, предоставить возможности и ресурсы. И найти точки приложения, где это будет эффективно.

Мы кроме фондов посевных инвестиций сделали специализированный инфраструктурный фонд — по сути, он не венчурный, он вкладывается в проекты, которые нужны, чтобы венчурный рынок работал: в консалтинги, аутсорсинги, компании-упаковщики.

Сейчас мы довольно активно начали работать с инжиниринговыми компаниями — запускаем пилотный проект. Сделали специализированный биофонд, который занимается не прорывными технологиями, а созданием условий, чтобы компании в биотехе могли работать: лаборатории, виварии, сервисы. Это инструменты, которые рынок сам не предложит, для частного инвестора они непривлекательны.

В какой момент вы сможете сказать, что довольны? Что у РВК все получилось?

— С этим я давно уже определился. Я скажу, что доволен, если к тому моменту, как выйду на пенсию, то есть уже достаточно скоро (мне сейчас 56), будет хотя бы одна транснациональная технологическая компания родом из России.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...