К библиотеке села Чардын не подступиться—крыльцо загораживает бычок Масик. Он недобро косится на корреспондента «Огонька», делая вид, что занят поеданием общественных цветов из палисадника. Угрожающие прогнозы начинают сбываться: мало того, что библиотеки Воскресенского района—потенциальный рассадник экстремизма, так они еще и круговую оборону держат. Не дают средствам массовой информации проникнуть на территорию для осуществления проверки.
Помощь приходит от местных жителей с активной гражданской позицией. «Масик!—по тропинке бежит бабушка с веником.—Едрить твою налево, Масик! Опять отвязался!» Бабушка хватает бычка за веревку, поддает ему веником и радостно интересуется: «Вы с района?» Не хочется утомлять собеседницу лишней информацией, поэтому я лишь киваю: «Вот приехала посмотреть, нет ли у вас экстремизма». Бабушка охотно объясняет: «Ни черта у нас нет. Автобус раз в неделю ходит. Очки заказать негде».
На крыльцо наконец выходит библиотекарь Антонина Решетова: «Ой, здрасте. Так это вы из Москвы?» Я опять киваю. Бабушка от неожиданности отпускает Масика: «Из самой Москвы?» Затем, повернувшись к Антонине Александровне, поясняет: «За антифризом, говорит, приехала».
Мы входим в библиотеку—стол, стул, ватман с пришпиленными булавками детскими рисунками и три стеллажа с книгами. Я оглядываюсь в поисках экстремистской литературы, но вокруг сплошной Гоголь 1978 года выпуска, Достоевский да подшивки журналов «Приусадебное хозяйство». Наверное, попрятали уже все. Ну ладно. Достаю официальный документ—«Предостережение библиотекарям Воскресенского муниципального района», вынесенное прокуратурой. Зачитываю: «В сельские филиалы Центральной районной библиотеки… литература поступает не только централизованно, но и из других источников и выдается абонентам без предварительной проверки на наличие информации экстремистской направленности. Библиотекарями указанных филиалов не приняты меры для ежемесячной проверки поступающей литературы…»
Антонина Александровна бледнеет. «Ну что,—говорю.—Не проверяете литературу? А ведь так можете проморгать какую-нибудь книжицу, которая призывает к разжиганию, например, межнациональной розни». Этого Антонина Александровна выдержать уже не может: «Не приняты меры? Да откуда они это знают, эти, в прокуратуре? У нас же не было от них ни одной проверки! Написали какую-то ерунду, а нас теперь корреспонденты атакуют. Я вам так скажу—каждая книга, которую нам кто-то дарит, проходит проверку в районе. Ее заносят в реестр, оформляют по всем правилам. Так что не надо. Не там они экстремизм пытаются найти. Нет у нас ничего такого ни в библиотеке, ни в селе».
«МЫ — РОДНЫЕ ЛЮДИ!»
Как по заказу в библиотеку заглядывает смуглая гражданка явно неславянской внешности. «Александровна, я за новой «Хозяюшкой»,—говорит.—Ой, у вас гости». Женщина деликатно убегает, прежде чем я успеваю ее о чем-то спросить. Приходится спрашивать библиотекаря: «Кто это?» Антонина Александровна машет рукой: «Да Ашурова это, Гулпого, местная, наша». И что, много в селе таких Ашуровых? Оказывается, полно. Ашуровы по национальности таджики, большая семья, живут в Чардыне давно, лет двадцать уже. Читатели они хорошие—всегда о домоводстве журналы берут, Гулпого по любовным романам ударяет. Вон в абонементе и записи об этом имеются: на прошлой неделе брала «Бархатный шелк», в прошлом месяце—«Сад для влюбленных» и «Нежную дрянь». Очень начитанная женщина.
«И что, нормально к ним в селе относятся? Нет межнациональной розни?» Антонина Александровна не понимает, о чем речь. «Слушайте,—говорит.—У нас село хоть и маленькое, но в нем проживают люди семнадцати национальностей. Какая уж тут рознь?» В библиотеку заходит директор местной школы Галина Жукевич—она уже знает от хозяйки Масика, что из Москвы приехала какая-то проверяющая, и намерена оказать Решетовой моральную поддержку. Вдвоем они начинают перечислять местных жителей: «Так, кто тут у нас. Дагестанец Читаев Хизри Гасанович—это фермер. Сын его, Сулейман, очень хороший человек—трубу в школе заварил, на День Победы столы ветеранам накрыл, конфеты к Новому году детям закупил. В общем, спонсор наш. Ашуровы опять же. Четверо детей их у нас в школе учатся, поэтому они нас овощами снабжают. В прошлом году тонну капусты в столовую привезли, перца, лука несколько мешков. Потом—ингуш Батаев Евгений Увесович в селе имеется, у дачников подрабатывает, жена его Людмила—продавец в магазине. Кто еще? Армяне есть, Гасояны. Варуш и Вреш, мы их Виталиком и Володей кличем. До чего славные мужики. Как какой праздник у нас—день села или там еще что, они на всех шашлыки делают, они умеют. Субботкины, узбеки, плов готовят. Русские Козловы, у них свой маслозавод, продукты на Масленицу выделяют».
Антонина Александровна сообщает, что у нее есть соседка—баба Айша, то есть баба Аня, татарка: «Да вы ее уже видели, бычок у нее». Есть баба Муслимат, которую все зовут баба Маша. Есть в селе фельдшер Альфия Гасимовна, есть муж ее—белорус Иван Леонидович, водитель.
Из школы прибегает учительница младших классов Ильмира Ивановна Крючкова (мама—татарка, папа—украинец) и сообщает, что мужа ее зовут Муханяев Алексей Якубович. Она размахивает фотографией с детского утренника: «Вы посмотрите, какие у нас мероприятия! Какие «снежиночки»!» Девочки-снежинки действительно прекрасны: беленькие, смугленькие, всякие. «Марджонай Мирзоша, моя лучшая ученица!—объясняет Ильмира, показывая на самую красивую «снежинку».—Отличница, эрудит, гордость школы! А вот с выпускного снимки—посмотрите, как пацаны лезгинку танцуют, и девочки русские с ними».
«Грамоты!—вспоминает директор школы.—У нас все дети получают грамоты. У нас лучшая в районе волейбольная команда: Дима, Славик, Ахмед Нурнабаевич Абдулмуталимов и сын его Мухидин, аварцы они! Вот пусть вам учительницы о них расскажут, Севиндж Газанфар Исакова или Ольга Юрьевна Яковенко. Они знают».
Запыхавшись, врываются в библиотеку две лучшие подруги Нюра Аришина и Марьям Абдуллаева, жаждущие доказать районной прокуратуре, Москве и всему миру, что дагестанка и русская могут дружить 23 года и ни разу не поссориться, разве что из-за гусей пару раз: «Ну она сама виновата—недоглядела, и они мне все розы пообщипали». На велосипеде мчится участковый Омар Магомедович Мурзаев и жена его Ольга Викторовна на багажнике.
Село взволновано. Село негодует. «Да мы уже тут все давно переженились, породнились!—перебивая друг друга, кричат люди.—Да мы тут все живем еще со времен перестройки. Мы со всего Союза сюда ехали, нам колхоз дома строил. Мы ж родные тут все! Наши дети друг в друга влюбляются! Какой, блин, экстремизм, какая расовая ненависть? Что эта прокуратура себе думает?»
Религиозной нетерпимости в селе тоже не обнаружено. В школе знают, что иногда дети-мусульмане отпрашиваются с тренировки, если им надо быть в праздники дома и молиться. С уважением все относятся к тому, что сосиски, например, они в столовой не едят. Зато на праздниках и армяне, и азербайджанцы, и греки, и таджики, и даже немка Лоткова охотно наряжаются в русские национальные костюмы. Мужчины в селе, даже русские, охотно носят тюбетейки—очень от жары это хорошо. На Рождество все, абсолютно все дети колядуют. И мусульмане, и православные ходят по домам и поют: «Пришло Рождество, сами знаете на что/ Доставайте пятачок/ Пяточка-то мало, вынимайте сало». А на Пасху, например, Мирзаевы лучшие куличи пекут, все к ним ходят христосоваться. Баба Аня-Айша, которая тоже проникла в библиотеку, подводит итог: «Все наши на одном кладбище лежат. Недвига там лежит, Рашит лежит. Не, мы не ссоримся. Так и напишите».
«ФОРМУЛА СЧАСТЬЯ»
Воскресенский район, так уж получилось, весь многонациональный. В селе Студеновка, где тоже есть подозрительная с точки зрения прокуратуры библиотека, вместе с русскими и украинцами живут чеченцы, довольная большая по меркам села диаспора. И все они, удивительное дело, тоже читают одни и те же книги. В селе Медянниково библиотекарь—Разият Ашурамиевна Шурамиева. Да и среди остальных сельских библиотекарей разнообразие национальностей: армянка, казашка, дагестанка. Ох, как трудно среди этих детей разных народов вычислить, какая же нация, в принципе, может пропагандировать в районе свою исключительность и превосходство. И кто способен подсунуть в библиотеки экстремистскую литературу.
Впрочем, в Центральной районной библиотеке уверены, что такое в принципе невозможно. Татьяна Шаронова, заведующая отделом комплектования и обработки, сообщает, что все книги проходят обязательную проверку, их сравнивают с федеральным списком экстремистской литературы, который—подтверждаем!—висит прямо над столом Татьяны Алексеевны. А глава районного управления культуры Антонина Васильевна Субботина объясняет, что проверка всех поступающих книг—это обязательная процедура. Иначе сотрудники нарушили бы федеральный закон о библиотечном деле. В прокуратуре просто не потрудились все это сначала выяснить, никто даже не звонил оттуда. У Антонины Васильевны всего лишь потребовали список библиотек и потом огорошили таким вот предостережением—«А у меня инфаркт чуть не случился!».
В селе Воскресенском, кстати, тоже братство народов. На рынке чеченка продает молоко рядом с украинцем, рядом стоит Глушков с рыбкой и армяне с мясом. Казах Миша, торговец обувью, выдает тапочки в долг всем желающим. Главного библиотекаря Светлану Караеву он даже отказался записывать в свою тетрадочку: «Ай, Света, я же тебя знаю. Потом деньги занесешь».
Библиотека, конечно, и тут центр села. Мужчины ходят за детективами, женщины—понятно за чем. На полке «Книги повышенного спроса» гордо красуется Бушков, Донцова, романы «Брачное ложе», «Во власти желания», «Формула счастья». Пока корреспондент «Огонька» совершала осмотр книжного фонда, в библиотеку успела заглянуть Евгения Акулинина—она пришла сдавать журнал о домоводстве. Пришел Рамиль Маратович Фаизов, принес Бунина. Татьяна Юозаповна Апчинкайте взяла почитать роман «Будь что будет».
Воскресенцы, как и жители Чардына и Студеновки, недоуменно переспрашивали:
«Что-о?», когда их спрашивали об экстремизме. Затем терпеливо растолковывали странной москвичке: «У нас в селе не забалуешь. У нас ведь как? Утром встал—убрал коровку, дал поросяткам, курочек выпустил, собачкам дал, кошечкам. Потом на работу. В обед—домой: если коровка отелилась, то подоить ее надо, цыпляток надо занести, если дождь. Вечером—на огород, будь добренький. Курочки уже сели, но молочко надо пропустить? Через сепаратор, говорю, надо пропустить. Какие ж вы, городские, недогадливые. В общем, это у вас там в мегаполисах экстремизмы всякие происходят, нам этой ерундой заниматься некогда».
«ОСТОРОЖНО: ЛОСИ!»
В прокуратуре Воскресенского района тихо-тихо. Только петух за окном кричит. Помощник прокурора Воскресенского района Максим Потапов прикрывает форточку, смущается: «Это была превентивная мера. Мы имеем право выносить предостережения. Никогда не вредно напомнить гражданам, чтобы они были осторожны». «Ну а как, Максим Алексеевич, насчет фразы «литература… выдается абонентам без предварительной проверки на наличие информации экстремистской направленности»? Значит, прокуратура располагает такими фактами?» Максим Алексеевич еще больше смущается: «Нет, фактов не имеется. Проверки не было. Это наша ошибка. Неточная формулировка». Поторопились, значит, обвинить сельских библиотекарей. Проявили служебное рвение. Бывает.
Антонина Васильевна толкает корреспондента «Огонька» ногой под столом: «Не вгоняйте мальчика в краску. Мы уже с ними все выяснили утром. Они просто ошиблись. Но теперь мир восстановлен. Мы в одном селе живем, как иначе-то?» Но корреспонденты «Огонька»—настойчивые ребята. Они не отступают. Им надо узнать, какие еще меры по борьбе с экстремизмом предпринимает районная прокуратура. Выясняется, что это и сотрудничество с РОВД по обеспечению порядка на массовых мероприятиях, и проверка Федеральной миграционной службы. Каждые полгода прокуратура делает запрос в администрацию района на наличие новых зарегистрированных религиозных организаций. «Ну и как? Регистрируются?» Нет. Ответ из администрации все время приходит один—кроме православной, никаких других зарегистрированных религиозных организаций в районе нет. Есть, правда, мечеть, переделанная из бывшего магазина, но мусульманам что-то лень регистрироваться, никто их и не трогает—все ж свои, росли вместе.
«Нет у нас никакого экстремизма,—признается Максим Алексеевич.—Нет у нас ни скинхедов, ни панков, ни эмо». В последние годы в районе не было зафиксировано ни одного серьезного преступления. Вот только Владимир Ильич и Михаил Владимирович («Не надо фамилий!») с 1996 года ведут спор насчет 40 сантиметров земли возле общего забора. Да начальник РОВД недавно ногу сломал во время матча «Милиция»—«Школа». Ну и еще по мелочи: в селе Воскресенском один умник совершил подделку квитанции на отпуск древесины, другой гражданин запчасти от трактора уволок, а в селе Булгаковка неизвестный потерял пять патронов из охотничьего ружья («А это боеприпасы все-таки!»). Еще, правда, лоси жизни не дают. Все время выбегают на дорогу, уже несколько ДТП из-за них произошло. Просто экстремисты какие-то, а не животные. Даже знак пришлось установить—«Осторожно: лоси!».
Такой вот он тихий, этот Воскресенский район. Получается, развернуться прокуратуре в полную силу тут негде. Но ведь неудобно оставаться в стороне, когда вся страна в едином порыве борется с экстремизмом. Поэтому, наверное, и случился этот казус с библиотеками. Иногда и подвигов хочется.
Фото: ИВАН ТЕМНИКОВ/ИТАР-ТАСС; АНДРЕЙ КОБЫЛКО