Наш корреспондент застал Галину Павловну в Париже
Галина Павловна, как это вас муж, Мстислав Ростропович, в Чечню отпустил?
А Слава и не знал ничего до поры. Да и я сама, когда Сокуров предложил мне сниматься, отказалась сначала. Но он уговорил.
Волшебные слова знает?
Он много чего знает. А тут просто сказал, что это очень нужно сейчас — сделать такой фильм про Чечню. Без войны в картинках, без бомбежек и стрельбы, чтобы попробовать понять и разобраться в самих себе. И не одному ему это нужно, а всем нам, всей стране. Сокуров — человек очень искренний и придирчивый к словам, так что пафоса я не уловила. К тому же он настаивал, что видит именно во мне характер своей героини. Вот так вот все и срослось. А Ростроповичу я сказала, что съемки будут в Ставрополье. Потом уже позвонила и призналась, что работаю в Грозном.
Реакция была бурной?
Дежурной. Закричал, что я сошла с ума, и пожелал удачи.
Сколько длилась ваша чеченская командировка?
Месяц. Точнее, 30 съемочных дней. По 10 часов каждый на 40-градусной жаре.
Не щадил вас Сокуров...
Не щадил, конечно, но вся группа понимала: засиживаться там нельзя, ситуация очень сложная. Когда шли съемки, как раз убили Басаева, ждали после этого осложнений и нас, понятное дело, торопили. График жесткий, но ничего — выдержали.
Это вы про рабочую нагрузку или про военно-полевой быт?
А разница в данном случае невелика. Жили мы в огороженной, как бы ее правильно назвать, ну, в общем, в резервации ФСБ. Там такие модульные блоки устроены, метров по 18, тут тебе и жилье для офицеров — человек по 6 — 8 в таком блоке, но очень тесно, даже шкафов нет, и столовая. Солдаты кучнее живут — мне показывали — в палатках человек по 20. Словом, такой военный городок в Грозном. На съемки выезжали как в экспедицию — в машине со мной и с ассистенткой вооруженный боец, водитель при оружии, а еще машина сопровождения с пятью автоматчиками. На определенных участках гнали под 90 километров по раздолбанной дороге, чтобы под обстрел не попасть. А перед выездом с базы каждое утро собачки сначала дорогу проверяют — от мин.
Город-то нынче, как говорят, мирный...
Город должен быть мирным. И будет, я надеюсь. А пока что страшный — кварталы разрушенных домов, развалины, как в Сталинграде. Много, правда, строится, но порушено столько, что быстро не восстановишь.
Что запомнилось больше всего?
Много детей на улицах. Особенно мальчишек лет по 8 — 10. Рожали, значит, в самое страшное время, не боялись, что-то ими двигало особое. Это о многом говорит. Вот я подумала: а у нас бы женщина рожала в подобной ситуации? Думаю, что нет. Помню один разговор с чеченками, как раз о детях шла речь, так они мне с гордостью такой сказали: до войны чеченцев был миллион, а теперь — миллион двести тысяч. Нацию они сохранили.
А еще?
А еще там все молчаливые, какие-то напряженно собранные — что чеченцы, что наши солдаты и офицеры. Беззаботности, безалаберности сугубо мирной не чувствуется — все зажаты.
Может, в таких условиях люди поневоле черствеют?
Не в этом дело. Жизнь очень трудная. У чеченцев — особенно. Спрашиваешь когда что-нибудь — отвечают. Но голова, память, сердце заняты другим, и это ощущается. Все устали от такой жизни. Всем хочется, чтобы все это кончилось и стало по-другому. Как это сделать и как это «по-другому», наверное, об этом люди и молчат.
Фильм тоже об этом?
Пожалуй, что об этом. Как и все у Сокурова, в нем нет ничего в лоб, морализаторства нет никакого. Просто срисована с натуры, списана картинка жизни — три дня в Грозном, бабушка навещает внука — 27-летнего капитана, который в Чечне в командировке. Разные ситуации, встречи, разговоры. Диалоги не длинные, постановочного нет практически ничего — все в реальных декорациях.
Знаменитый сокуровский крупный план?
И крупный план есть, и прочего достаточно. Есть даже эпизод, в котором я забираюсь на бронетранспортер...
?!
Ну не как Ленин на картине, то есть не для декламаций, но вполне натурально — бабка на броне. Я ведь играла совершенно без грима, без тонирования даже, просто в седом парике. Прическа простая — сзади пучок. Признаюсь: саму себя узнавала с трудом.
И кто вы по профессии в фильме?
В картине нет истории героев. Подразумевается, что это пожилая женщина, возможно, учитель в прошлом, жена военного и внук тоже военный. Просто русская женщина, и ее глазами — вся ситуация.
Взгляд бывает разный. Вот ваша героиня, она что: поддерживает происходящее, покорно сносит как неизбежное, имеет свой рецепт выхода из обстоятельств, ищет правду или же носит ее в себе — кто она?
Она фиксирует ситуацию. Оценивает ее крайне скупо — в коротких репликах, без поиска правых и виноватых, но четко сверяясь со своим внутренним камертоном.
А пирожки внуку бабушка привозит?
Конечно, привозит. А как иначе поедет к внуку русская бабушка?
Но ведь она же при необходимости и мозги вправить может, так, что мало не покажется...
И это в картине есть.
Кто попадает под раздачу — внук или еще кто?
Внук в первую очередь. А потом все, кто вокруг меня.
Ну, это по роли. А когда камера была выключена, на чем-нибудь ваш эмоциональный характер пробивало?
Нет. Надо себя держать. Я умею не видеть, когда знаю, что лучше не видеть. Считаю про себя до миллиона и при необходимости обратно, если знаю, ради чего. Была задача: снять картину. В фильме, по-моему, ни одного кадра без меня нет, значит, и ответственность на мне. Я вообще человек ответственный. Если берусь — довожу до конца.
По мере того как снимали, вы не жалели, что согласились на уговоры Сокурова?
Наоборот, я убеждалась всякий раз, что такая картина в самом деле нужна — чтобы знали, как есть, чтобы думали обо всей этой ситуации, чтобы нового чего-нибудь не нагородили.
Это все бабушка внуку говорит?
Они не спорят друг с другом, не сталкиваются жестко. Происходит то, что происходит. Как выбираться из этого, где искать выход, на какой основе строить свою жизнь и как бережно относиться к чужой — вот вокруг этого все и крутится. И в реальной жизни, и в картине.
Какой эпизод был самым трудным для вас?
Самым трудным было слезть с брони. Причем не только в прямом смысле. Слезть с брони в мирную жизнь — именно это и есть самое трудное сегодня для всех в Чечне. По эмоциональному заряду отметила бы сцену, в которой встречаются две женщины — моя героиня и ее ровесница-чеченка. Объяснение без пронзительных диалогов, обмен эмоциями без их внешнего проявления — вот это, пожалуй, было самым нелегким.
Почему?
Да потому, что рецепта выхода нет, света в конце туннеля нет.
Так в фильме. А в жизни? Вот вы после месяца съемок в Грозном с каким настроением уезжали оттуда?
Есть ощущение какое-то... Даже не вины, а чего-то не сделанного, недоделанного. Люди не сделали того, что должны были сделать с самого начала. «Ошибочка» произошла. Роковая, трагическая ошибка. Это ведь ненормальность — разрушенный город, целые кварталы уничтоженных домов. Этого не должно было быть. Но других приемов, и это тоже понимаешь, в те годы, когда произошел мятеж — а это был мятеж, не знали, не умели поступать иначе. Ведь люди-то были из той страны, в которой Сталин в свое время распорядился в 24 часа выставить целый народ. Вот ведь что случилось на самом деле — одни не понимали, что творят, другие не размышляли, чем обернется. Не было профессионалов, дипломатов, политиков, которые учились бы искусству управлять и находить компромиссы. Этих приемов, повторюсь, просто не знали. Страной до этого десятилетиями управляли по партбилету, и все было можно. Оказалось, однако, что нет — не все можно, когда с другой стороны народ с вековыми устоями, традициями, особыми эмоциями. И что с этим теперь делать? Думаю, в итоге должно наладиться. Все стараются. Все устали.
Так в этом ведь и весь ключ к проблеме: на каком основании наладится? Если потому только, что все устали, то ведь сначала отдохнуть могут, а потом — новый раунд?
Умиротворение наступит только тогда, когда придет понимание. Точнее, так: когда начнут понимать и считаться друг с другом. Раз живем вместе — обязаны понимать и считаться.
Никто не спорит. Но как это сделать?
Это и вопрос. Уступить и не унизиться — это для всех проблема. Надо искать. Слова какие-то, формулы — не знаю. Кто найдет это — тому честь и слава. К душе может привести только слово.
Ваша героиня находит правильные слова?
Она ищет. И заставляет искать других.
Когда премьера?
Картина отснята, но еще не собрана, не озвучена. Возможно, в декабре. Но точно знает только Сокуров.
А к вашему юбилею, то есть к октябрю, не поспеет?
Точно нет. Юбилей пройдет своим чередом и по разным адресам. В Москве вот будет специальный мой вечер в Большом — 25 октября. Но на собственное 80-летие главный подарок я уже получила: съемочный месяц в полевых чеченских условиях — этого я даже от самой себя не ожидала. Рада еще, что успела послушать чеченских детей — чисто профессионально. Очень хорошие данные у ребят. Договорилась, что двое — мальчик 16 лет и 13-летняя девочка — приедут ко мне в Москву в школу на дополнительное прослушивание. Очень хочу им помочь. Уверена, что получится.
Александр СОКУРОВ:
— Она великий человек и великая актриса. Она ни разу не пожаловалась за весь месяц съемок, хотя было очень тяжело. В последний день, например, жара достигла 49 в тени, и все системы охлаждения в жилых помещениях вышли из строя. Я слышал, как она успокаивала не только коллег по съемочной группе, но и по телефону волновавшегося в Париже Ростроповича.